Как же это волнующе, когда партнер весь изнывает от сладкого ожидания, когда выгибается кошкой навстречу, безмолвно прося поторопиться, и можно с удовольствием принять вызов, доставляя удовольствие и ему, и себе, утонув в ярких впечатлений от обоюдной страсти. Пальцы сильнее вжимаются в напряженные мышцы живота Дефо, чтобы предупредить попытку, если тот вдруг захочет вырваться, и одна ладонь спускается ему на пах, умещая в себе поджатую отяжалевшую мошонку. Как бесстыдно и распутно они ведут себя на глазах у Сына Господня, даже несмотря на то, что это распятие - всего лишь иллюзия. И как же становится жарко от Его взгляда, усталого, истрадавшегося, безмолвно следящего за двумя содомитами с распятья.
Секс во сне другой. Не так мучительна боль, а наслаждение более растянутое и ватное, не всегда вполне конкретное, но при том такое же сильное как в реальности. Можно не беспокоится о том, чтобы подготовить партнера, а действовать так, как требует тело, раз за разом наполняя его плоть своим набухшем твердым членом до предела.
Устроившись удобнее, чтобы поддерживать и вес тела Гаспара, и не упасть самому, Иблис стал резкими толчками вбиваться в его зад, ощущая как при каждом движении мошонка бьется о его ягодицы, а по залу храма разносится пошлый хлюпающей звук. Жадные сухие губы вжались в шею, так послушно открытую, и зубы с силой прикусили нежную кожу. Широкий язык тут же прошелся по месту укуса и поднялся к ушной раковине, накрывая ее жаром своего рта.
Пальцы плутающей меж раздвинутых бедер руки крепко обхватили жаждующую прикосновений плоть Дефо, наполняя всю ладонь ее тяжестью и мучительно лаская ее. Но почти через мгновение что-то неощутимое в атмосфере поменялось, все звуки резко смолкли, словно провалившись в ватное пространство. Такое обычно бывает, когда в следующую секунду происходит взрыв. И этот момент не стал исключением.
Знакомый голос зовет "Иисуса" по его настоящему имени, по тому, которое дали ему умершие призраки в преддверии Ада. Как же оно вырывается из построенной сейчас концепции сна, и в то же время кажется безумно гармоничным, подходящем к их греховному соитию на глазах у всех святых.
Иблис резко оборачивается на голос, как раз в то время как построенный им храм начинает постепенно разрушаться. Витражи, разбиваясь вдребезги, падают блестящими стеклышками  на мраморный пол, создавая иллюзию дождя, а крыша устремляется острыми осколками вниз, грозя поранить находящихся в зале людей. Руки призрака только сильнее вцепляются в напряженное от сладкой муки тело Гаспара, будто бы Ад Патрес решил его отобрать. Потухшие бледно зеленые глаза неморгая смотрят на второго двойника, словно ожидая, что будет дальше. Член, все еще горящий, пульсирующий, находится в тисках сладкой плоти Дефо, и даже это неожиданное явление третьего человека в месте их соития не убавило жажды.
- Прости... - с какой-то вопросительной интонацией ответил, то ли извиняясь перед Ад Патресом, то ли перед его хозяином - Гаспаром, которого, ведь в сущности, использовал для удовлетворения своего желания в весьма извращенной манере. Меж тем, уже вслед за стеклами, стали рушаться своды храма, преграждая путь для двойника, отделяя его от них двоих. Оставалось всего лишь несколько секунд до того, как клубы пыли охватили их всех троих. Блестящий, и в тот же время сомнительный план был сорван, но Иблис не торопился останавливаться. В какой-то момент почувствовав, что является виноватым перед Ад Патресом и Дефо, он все-таки решил докончить начатое, подторапливая все тело инквизитора реагировать куда острее на каждую ласку, чтоб через несколько минут тот смог проснуться в своей постели от яркого оргазменного ощущения.
Все тлен, все прах.
Иблиса, вместе с Гаспаром, выбило из сна резким толчком. Первый даже умудрился отлететь на ту сторону кровати. Тряхнув головой, он встретил взглядом силуэт Ад Патреса.
- Ад... Я не знаю, что на меня нашло. - путясь в словах пробубнил Иблис себе под нос, пытаясь прятать глаза. - Это не я был.

Он видел глаза Иблиса в тот момент, когда последний обернулся. Неестественно желтые, хищные, затуманенные похотью. Терновый венок и отсутствие тех самых шрамов, что он заметил на призраке, пока был в комнате. Лишь на мгновение и лицо Иблиса снова стало прежним. Что-то беззвучно шепнули губы, но смысл их был сметен визгом падающих стекол. Слова двойника словно запустили последовательную взрывную реакцию, сон вокруг него начал рассыпаться осколками и таять в клубах дыма. И сквозь этот ад - отчаянные глаза Дефо, от этого взгляда у Патреса просто мороз продрал по коже.
Возвращение в реальность было стремительным, Гаспар вскочил и просто вылетел из комнаты, Иблис выглядел ошарашенным и словно потерянным. Двойник не особо вслушивался в то, что бубнил себе под нос потерянный призрак. У него было только одно желание, вытрясти из него душу вот этими вот руками, покрытыми у запястьев рваной росписью.
- Ты что творишь, мать твою?! – зашипел Патрес в мгновение ока оказавшись возле Иблиса, сгребая его волосы рукой. Рывком повернуть голову к себе, заставляя смотреть прямо в глаза. – Какого хрена ты здесь, с ним? – яростный кивок головой в сторону бежавшего Дефо.
- А как же Наварро? Ты же… ты…
И слов нет. Что он знает о Наварро и Иблисе? Только то, что видел, осторожное объятие взметнувшегося призрака, плавящее воздух желание двоих тогда, в кабинете похоронного бюро. Настоящее, живое. А здесь, в этом сне только ложь, отвратительная, безобразная, заставляющая двойника исходить бессильной злобой.
- Вот в этом смысл нашей жизни, да? Так помогать себе и своему спутнику?
Слова, сказанные Иблисом на пляже, слова в которые хотелось верить, теперь казались ему просто злой шуткой, которую он во время не сумел распознать.
Двойник словно чувствовал себя преданным. Но кем? Человеком, рядом с которым он провел почти год, и с которым они ни слова друг другу по-человечески не сказали? Тому, чью жизнь он привык изводить насмешками и кошмаром? Впрочем, подобную привилегию он еще никому не передавал. Или Иблисом, с которым они были всего раз на том пляже, но были… живыми? Двойник сам не понимал, чего хочет и что именно привело его в такую ярость. В этот момент Патрес безуспешно пытался заглушить в себе чувство вины, ведь именно он сказал тогда о пристрастиях Верховного в присутствии Иблиса и косвенно был виновен в происходящем и том смятении, переполнявшем сейчас душу Гаспара..

Иблис вывернулся из его рук, глаза его постепенно приобретали ясность, словно тот и правда был под властью какого-то наваждения. Он выглядел растерянным и потрясенным, но от этого Партесу легче не становилось. Слова призрака еще больше разозлили его.
- Ты выбрал весьма своеобразный способ покаяния, надеюсь, удовлетворил свое любопытство?
Похоже, кроме оскорблений ему ответов не дождаться. Он отпрянул от Иблиса. «О, точно, спелись с Дефо. Для того я тоже оттуда наверно, из самого пекла». Как же хотелось набить ему морду, но руки сами опускались, когда он ловил взгляд призрака, пожираемого чувством вины и растерянности.
Двойник молча выслушал то, что лепетал Иблис.
- Значит, я буду охранять его от таких как ты, - слова эти были сами сорвались с губ, хотя еще день назад Патрес расхохотался бы в лицо тому, кто предложил бы ему охранять Дефо. Он отвернулся, словно не желая видеть, как уходит, пошатываясь Иблис.
«Исчадье ада». Да уж. Обломал кайф любовничкам. Патрес обессилено опустился на край кровати, проведя по одеялу ладонью. Ярость схлынула прибрежной волной, оставив после себя только пустоту и горечь предательства. Кажется, сегодня он потерял друга. А еще остался Дефо, душевное состояние которого скручивало внутренности в тугой ком, от которого хотелось завыть. Гнев, стыд, и мать его, возбуждение.
- Это… Просто сон, Гаспар. Просто сон.
Двойник чувствовал себя до отвращения глупо, словно уговаривал мальчишку, проснувшегося ночью от кошмара. Он даже не был уверен, что Гаспар его слышит, но не знал, что еще сделать. Лучше бы все вернулось на круги своя, как тогда, до появления в его жизни Иблиса, чем так, как сейчас, когда он впервые чувствовал себя виноватым перед длинноволосым упырем.

Время тянулось каплями патоки, Двойник нервно грыз ноготь.
«Что то долго он там в ванной. Он там, случаем, не того? В смысле поскользнулся и хрясь башкой об угол. И хана. Нелепая смерть, а что, бывает. Чушь какая то лезет в голову».
Патрес нетерпеливо растрепал себе волосы. Вообще непонятно, чего он сидит тут и ждет этого, как бы по мягче выразиться, инквизитора.
В отличие от Иблиса двойник воспринимал лишь те мысли, что Дефо направлял ему конкретно, в виде вопросов. В остальном, он воспринимал лишь эмоции хозяина, которые впрочем, иногда были достаточно оформленными образами. Может не умел иначе, а может не хотел, ибо все сознательное время своего посмертного существования закрывался от Гаспара как мог.
Спустя какое то время Дефо все-таки вернулся в комнату, замотанный в полотенца. Капли воды собирались на кончиках мокрых волос и чертили дорожки по обнаженной коже, исчезая под полотенцем, прикрывающим бедра. Двойник почти настороженно следил за Верховным, забравшись с ногами в кресло у окна. Он видел перед собой бесконечно усталого, надломленного человека. На слова Гаспара он только хмыкнул, не скрывая в голосе ехидства.
- Вот делать мне больше нечего, проклинать недосушенных инквизиторов, - хотя, по сути сказать и правда нечего.
То, как Гаспар затравленно окинул взглядом комнату, заставило двойника снова испытать непонятное чувство вины. Словно не уберег.
- Нет его. Он ушел, - Патрес не стал пояснять о ком говорит, ибо имя Иблиса произносить сейчас явно не стоило.
Двойник вскочил и нетерпеливо заметался по комнате.
- Чего ты тут из себя жертву строишь, а? Это был сон всего лишь, сон, ясно? Ну может и кошмар, - чуть не добавил эротический, но во время прикусил язык, таким подавленным он не видел Дефо давно.
«Господи, сам себе вру, не сон, а Иблис, с которым ты слишком много говорил об инквизиторе…»
- Мало ли чего во сне не привидится, игры подсознания и все такое…

Правду?
Двойник испуганно замер, обернувшись и глядя Гаспару в глаза. В этот момент он почему то понял, очень ясно и четко, что эту самую правду он знать не хочет. Потому что почти наверняка будет только хуже.
Ну, точно.
В первый момент словно и не понял сказанного.
«У попа была собака. Он ее убил. Что это за чушь? Гаспар меня убил, но я же не собака. Интересно, а как? Ах, да. Он же сказал что забил. А чем забил? Абсурд какой-то. Врет он все. А зачем?»
- Не правда… - растерянно, тихо. Хотя знал. С самого начала наверно знал, но не хотел видеть. Не хотел. Значит, Гаспар был прав, у него просто не хватает смелости посмотреть в глаза правде. Страшной, кровавой правде.
По щеке потекло что-то теплое. Двойник машинально коснулся рукой рисунка на скуле, который на глазах превращался в оторванный лоскут кожи. Кровь набухала в рассеченной ране и тяжелыми каплями сползала по лицу. Боль пришла позднее, появилась где-то на задворках сознания, которое, истошно сопротивляясь, не подпускало ее к себе. Тяжелела, намокая ткань темной рубашки, прилипая к проявляющимся на спине ранам от кнута. Если не шевелится, то не так больно.
За что? Какая разница. Что теперь изменить. Заслужил? Быть может. Не первый и не последний, перемолотый безжалостной машиной изломанных людей.
Захотелось завыть. Как тогда, в кабинете, когда окровавленным куском плоти извивался в кандалах и умолял пощадить. Когда гордость уже не имеет значения, потому что гордостью может обладать только человек. А не рехнувшееся от боли и безысходности существо.
Патрес обессилено опустился на кровать. Вдруг стало все равно. Вообще.
Еще несколько дней назад, услышав подобные признания, взметнулся бы яростно, в искреннем желании убить, уничтожить того, кто лишил тебя… всего. Он и правда не помнил. Болевой шок уничтожил все воспоминания за мгновение до того как комок мышц, более известный как сердце, судорожно сжался последний раз, толкая кровь по жилам. Наверно ее в теле было слишком мало. И сердце подумало, а фигли стараться то? Уже все. И остановилось.
Патрес поднялся,  на несгибающихся ногах шагнул к Гаспару, всматриваясь в его лицо. Потянулся к нему окровавленной рукой, и… осторожно коснулся волос.
«Плохо ему. Ах, как плохо. Это же ад какой видеть свою жертву все время, да еще такую невыносимую… как я. Вот ведь как бывает. И не поймешь кому хреновее».
С усилием поднял голову и посмотрел в глаза своему убийце, растянул дрогнувшие губы в кривой улыбке.
- Ну убил и убил… Не мне тебя судить.
Голос двойника был полон бесконечной усталости.
- У меня сейчас что-то в глазах темнеет. А потом я тебе обязательно морду набью… Честно. Только вот в себя приду немного...

Боль – субстанция тёмно-красная,
Красная настолько, что аж фиолетовая.
Она, несомненно, дама прекрасная,
Как пиар или бизнес, как отдача пистолета.
На каждый шаг вспыхивает ослепительно-белым,
Таким белым, что аж синеватым,
Она сильная, она к тому же смелая,
Она охватывает в пространстве каждый атом.
Боль – материя тёмно-коричневая,
Ох уж и коричневая – чуть ли не розовая,
Она не похожа на зуд горчичника,
Она постоянно домогается мозга.
В боли нет ничего неприятного,
Если быть к ней очень-очень внимательным,
Она учит чистоте, до костей мятная.
Она учит нас жить полностью самостоятельно.
Ты можешь не быть мазохистом-фанатиком,
Ты можешь не просить у неё этой гадости,
Она бьёт не больнее, чем фантиком
По голове, а внутри неё столько радости,
Что у тебя есть тело.
Поэтому, собственно, она тебя и заела.
25.09.09 (с) Разрушай!
Больно. Больно. Больно. Все время, каждое мгновение, от касания руки, от каждого вздоха.  Патрес уткнулся лбом в плечо Гаспара, стискивая зубы. Как это странно, опираться на человека, который… Не стоит об этом. Теперь наверно не важно, хотя придется об этом подумать.
«Завтра. Подумаю об этом завтра, когда будет не так больно».
Дефо осторожно приобнял его за плечи, и Патрес едва слышно зашипел. Захотелось оттолкнуть инквизитора, всего то надо сделать шаг в сторону, но не было сил. Поэтому он так и стоял рядом, позволяя себя обнимать. Голос Гаспара прозвучал над самым ухом настолько по будничному, словно тот собирался рассказать перебравшему приятелю, что он выделывал на последней вечеринке в невменяемом от алкоголя состоянии.
«Подробности… Надо узнать подробности».
Страсть как не хочется, но ведь потом тогда все равно придется возвращаться к этому разговору. Патрес с усилием поднял голову и отшатнулся от инквизитора, Наверно зря, с ним было надежнее.
Найдя опору у стола, оставил на гладкой полированной поверхности смазанный кровавый след. Долго смотрел на него, словно не понимая, откуда он взялся. Ах, да, руки. Рисунки на запястьях стали кровить. Гадость какая. Ведь терпеть не мог кровь. Господи, как курить то хочется. Разве мертвецы могут так хотеть курить, так хотеть… жить?
- Как меня звали?
Именно этот вопрос волновал его всегда. Ведь у него должно быть имя, а не огрызок латинской фразы.
- И вообще… Что знаешь. Говори.
Интереса не было. Просто складывалось впечатление, что это очередной этап, надо его пройти и все вернется на круги своя.