Леонид, облаченный в рабочую одежду, калибровал один из лазерных резаков, вышедший полчаса назад из строя. Сосредоточенное лицо скульптора было прикрыто лазерной маской, создававшей для лучей резака непроницаемый барьер. Калибровка была делом долгим, и каждый резчик по камню настраивал инструменты под себя, учитывая индивидуальные особенности и технику.  Рядом со скульптором на верстаке лежал образец мрамора, на котором он пробовал силу луча. Инструмент определенно нуждался в капитальной починке, но Шеридан из чистого упрямства пытался привести его в порядок собственными силами.
Когда Леонид в очередное раз направил излучатель на мрамор и нажал кнопку, произошла досадная неожиданность: камень разлетелся на куски в разные стороны, и один мелкий и острый осколок задел щеку мужчины. Тот охнул, схатившись за лицо, а резак тем временем зашипел и индикатор мощности, еще секунду до того мигавший, погас окончательно и, похоже, бесповоротно. Блок питания задымился, дав понять, что внутри как минимум оплавилась изоляция.
Скульптор неприлично выругался и в сердцах бросил инструмент на верстак. Сдернув со лба ободок маски, повесил его на низко склонившуюся лампу, а перчатки отправились в стирку. Леонид подошел к зеркалу и осмотрел лицо. Царапина была не глубокой, не слишком длинной, но кровоточила, поэтому мужчина достал аптечку, протер щеку дезинфицирующим раствором, а затем покрыл царапину медицинским клеем.
После неудачи, едва не стоившей Шеридану зрения, тот направился на кухоньку, чтобы сделать себе чая. Вечер постепенно уступал свои права ночному времени; кошка, только что проснувшаяся, сладко зевала и потягивалась, демонстрируя коготки.
Леонид снял шейный платок, расстегнул верхние пуговицы рубашки и манжеты.
Однако после чая он не уйдет по обыкновению в кабинет, и не продолжит работу над чертежом плана капеллы, заказ на которую  недавно получил.
Этим вечером он ждал в гости Лоренцо Сиену. Единственного человека из влиятельного сословия, которому был другом, единственного человека, которого был рад видеть в любой день и час. И ко встрече надо было подготовиться.
Поэтому Шеридан отправился в ванную, принял душ, а после переоделся в чистую, аккуратно выглаженную одежду.
Когда раздался звонок, скульптор поспешно спустился в мастерскую, чтобы открыть дверь перед гостем.
- Добрый вечер, господин Великий Инквизитор,- почтительно поздоровался Леонид, пропуская Сиену в дом и придерживая дверь. Закрыв ее, Шеридан чуть помедлил, а затем спросил.- Как прошел ваш день?

Отредактировано Леонид Шеридан (04-09-2009 21:47:46)

- Я тоже рад Вас видеть,- искренне улыбнулся Шеридан, пожимая руку Сиены. А потом, сверкнув зубами,притронулся к поврежденной щеке.- Это самонадеянность. Я калибровал резак, а он почти что взорвал кусок мрамора, и меня зацепил осколок. И это еще удачно... Резак просто надо было отправить в починку, не надеясь на собственные силы.
Бросив взгляд на кейс, скульптор понимающе покивал и жестом пригласил инквизитора,- нет, просто друга, Лоренцо Сиену,- пройти вглубь мастерской.
Там, за легкой переносной ширмой находился маленький уголок для отдыха: пара кресел, невысокий стол между ними и кушетка, стоящая у фальшивой, сделанной из гипсокартона стены. За стеной была небольшая кухня,  не смотря на близость к рабочему месту, пыли и всякому художественному хламу, лишь чуть более неубранная, чем та, что была у Шеридана наверху. Обычно мужчина сидели именно здесь: Сиене отчего-то нравилась атмосфера мастерской, и Леонид не возражал.
- Я с удовольствием помогу Вам,- заверил скульптор гостя.- У меня тоже есть что Вам показать, я думаю, это будет небезынтересно.
Леонид, хотя и сдержано, радовался визиту Сиены. Подобные встречи позволяли чувствовать дружескую близость и участие, о чем-то ином скульптор не смел даже думать.
И кроме того, это было подобно волшебству: превращение символа в обычного человека; Шеридан не переставал удивляться этой метаморфозе, и рад был наблюдать ее каждый раз. Но жаль, что кроме него этого никто, пожалуй, больше не видел.
- Хотите чаю или кофе?- спросил Леонид, вопросительно посматривая на Сиену. Тот выглядел уставшим, и в его лице мало что осталось от того святого, чей облик мелькал в телевизионных программах почти каждый день.

Отредактировано Леонид Шеридан (04-09-2009 22:41:23)

Слушая отповедь, Шеридан как болванчик кивал головой преувеличенно смиренно, поджимая губы, так и норовившиеся расплыться в новой улыбке. Сиена часто иронизировал с довольно покровительственным тоном, но для скульптора это было уже привычным.
- Как видно, мой ангел-хранитель все же не оставил меня,- ответил Леонид, подхватывая на руки кошку. Дружелюбная, она всегда была рада гостям, но мужчина видел, что Сиена за все время ни разу не потянулся к ней, чтобы погладить просто так, не прикоснулся без необходимости. Поэтому Леонид старался, чтобы Неженка не докучала гостю лишний раз.
- Идем, маленькая,- Леонид вместе со своей питомицей ушел на кухню за кофе.
Сам скульптор варил кофе не образцово, но и не отвратно, обычно угощая своих гостей усредненным вариантом напитка. Сиена, однако, пил его, не брезгуя немудреным угощением. Верное, пожалуй, говорят, что лучше скромные яства, но при добре, чем сладкие, лакомые куски, но при зле. Но сегодня гостя ждал не обычный шериданов кофе, а тот, что был сварен бесстыжей Клэр, приходившей позировать Леониду. Удивительно, но гулящая девка была сноровистой и толковой кухаркой. И сейчас именно ее благоухающее творение Леонид разливал из термоса в маленькие чашечки.  Те были поставлены потом на мельхиоровый поднос, рядом с сахарницей, щипчиками и кувшинчиком со сливками. Так же Леонид кинул на поднос щепотку гвоздики- для запаха, и умостил у самого края вазочку со сладостями.
Шеридан опустил свою ношу на стол перед Сиеной, и поставил рядом термос, который был полон по крайней мере на половину. Потом мужчина уселся сам, умостив худое тело во втором кресле, и поманил к себе кошку. Та послушно улеглась у него на коленях, кокетливо сложив лапки и всем видом показывая, что души не чает в хозяине.
Леониду было любопытно, что же принес его гость на этот раз, но не торопил его, подспудно растягивая общение.
- Пейте, пожалуйста...

Бросив на Сиену быстрый взгляд, скульптор принял из его рук листы бумаги. На мгновение сорокалетний мужчина показался ему юношей, отдающим учителю свои первые серьезные рисунки. Эта нерешительность была очень трогательной, они импонировала Леониду, так как была чертой очень человечной. Таким нерешительным когда-то был и сам Шеридан, но это было очень давно.
Скульптор внимательно рассмотрел все рисунки, перебрав их по очереди, потом разложил перед собой прямо на полу, чтобы окинуть их взглядом целиком. Подавшись вперед, к великому неудовольствию кошки, Леонид скользил взглядом по листам. Надо было отдать должное: Сиена рисовал достаточно хорошо для любителя. Пусть он не обладал всей совокупностью знаний профессионального рисовальщика, но его рисунки всегда были характерными и композиционно верными.
- Это очень хорошие рисунки,- произнес наконец-то Шеридан, подбирая их с пола и аккуратно складывая на столе.- У Вас получается все лучше и лучше, нельзя нарадоваться,- откровенно прибавил он, улыбаясь. Благодаря стремлению Сиены к творчеству они некогда сблизились, и Леонид, однажды рассмотрев в Великом Инквизиторе обычного человека, всячески поощрял его самовыражение, свято полагая, что искусство способно оказывать целительное воздействие. Творчество было сродни ласковому врачеванию, и это едва ли не единственное, что Шеридан способен был дать Сиене, не опасаясь ни порицания, ни греха.
- Это эскизы для скульптурной композиции?- уточнил Леонид, взяв в руки кофейную пару.-  Вы хотите воплотить ее в камне или же просто тренируетесь?
Довольно часто случалось так, что в замыслах, над которыми Шеридан работал по заказу Сиены, последний принимал живое участие, и Леонид прислушивался к нему, зная, что мужчина обладает безупречным художественным вкусом.

- Осуществимо,- утвердительно качнул головой Леонид. - Но все будет зависеть от масштаба... Чем больше размер, тем больше камня, и тем больше подгонки... Ну и помимо этого- затраты денежные.
Шеридан вытащил из стопки листок, на котором был изображен, по его мнению, самый удачный ракурс, и еще раз проследил внимательно за тем, как причудливо изгибается форма.
Сейчас он говорил и смотрел с позиции профессионала- спокойно, немного внеэмоционально. Хотя разумом, конечно же, понимал социальное назначение предполагаемой скульптурной группы. Сиена всегда во все вкладывал глубинный смысл, и это было достойно его деятельного ума. И характерно для человека, нашедшего выход из общих рамок. Впрочем, Леонид и сам был таким. Пожалуй, все его творчество так или иначе было пронизано иносказательными смыслами.
Шеридан видел большую иронию в том, что в качестве моделей он часто выбирал мужчин и женщин самого низкого сословия. Волчьих выкормышей превращая в апостолов, блудниц- в святых мучениц. Все, казалось, перепутано было под этим небом.
Леонид покинул ненадолго свое место, и вернулся с папкой рисунков, выполненных за последнюю неделю. Отдав ее в руки Сиены, снова сел.
На рисунках была преимущественно Клэр: в полный рост, погрудно, зарисовки ее рук, головы. Клэр спящая, смеющаяся, сидящая, Клэр, которая потягивалась, ела. Казалось, что Шеридан не отходил от девушки ни на минуту, запечатляя ее со тщанием и без особого разбора. Хотя, конечно же, скульптор предварительно отобрал зарисовки Клэр обнаженной. На рисунках, что сейчас были перед Лоренцо, бестыжая девка была одета в длиннополые платья, специально сшитые ради таких случаев. Но здесь у Леонида была и своя хитрость: платья, выполнены были из хорошо драпирующихся тканей, которые подчеркивали телесные формы там, где это было необходимо.

- Она из Четвертого округа,- Шеридан немного помедлил с ответом.- Ее зовут Клэр.
Этой кратчайшей характеристики было достаточно, чтобы дать понять Сиене что это за девушка. В Четвертом округе хотя и водились порядочные барышни, но к ним Леонид за услугами не обращался. Если уж говорить со всей откровенностью, то скульптора привечала в своем заведении одна "мамка". Уж ее-то гулящие девки любили скульптора как никто другой: мужчина приходил к ним не за удовлетворением нужд плоти, но для того, чтобы посвятить пару-тройку часов рисованию. Когда он сидел в чьем-нибудь будуаре сосредоточенный, тихий, и запечатлял изгибы плеч очередной девицы, ее товарки, не занятые делом, собирались рядом, садились на подлокотники шериданова кресла, у его ног, вставали за спиной, и заглядывали в лист. Жадно смотрели как из-под грифеля на свет появляется портрет или фигурка. Гладили коротко стриженные кудри Леонида- то ли благодарно лаская, то ли жалея,- целовали высокие скулы яркими губами.
- Нарисуй меня, нарисуй,- просили бесстыжие, и одна сменяла перед Леонидом другую, будто карусель кружилась.
Все рисунки Шеридан оставлял им, забирая с собой только укрепленное умение рисовальщика и свежие впечатления.
А сейчас, забрав у Сиены папку, скульптор подошел к муфельной печи и разжег ее. Пока пламя разгоралось, он собрал в кучу все наброски, которые подводили его под монастырь,  затем отправил их в печь и закрыл заслонку.
Некоторое время Шеридан стоял, наблюдая за тем, как горит его недельный труд. Он понимал прекрасно чем грозит ему разоблачение, как понимал и то, что он сам- это угроза для Лоренцо. Но так же чувствовал и то, что иначе быть не может, иначе ничего человеческого не останется в нем, а будет лишь суррогатная замена. Божественный закон определял все, всегда и везде. Но разве справедливо, если для того, чтобы сохранять человечность, нужно его преступать? А потом, чтобы сохранить жизнь, совершать страшные порой акты разрушения.
Но даже сжигая регулярно все работы, Шеридан все же оставался служителем искусства. И оцифровывал самые удачные вещи. Оцифровывая- неизмено просил Эдну, его компьютер, отправить файлы в карантин, под пятнадцатизначный пароль.
- Я заказал еще мрамора,- Леонид спокойно, как ни в чем не бывало, уселся в кресло.- Того, что вам нравится больше всего...

- Нет, не обременительны,- едва заметно качнул головой скульптор.
Его труд для Сиены на ниве ваяния щедро оплачивался, и уже хотя бы поэтому был желанен. Однако было и еще одно: Шеридан каждый раз, подходя к новой, пока еще нетронутой мраморной глыбе, снова и снова пытался взять некую высоту, будто легкоатлет. Превзойти себя, сделать лучше, живее... Еще на один маленький шажок приблизиться к дышащей, естественной красоте.
Скульптура как будто бы выходила из мраморной глубины, поднятая на поверхность искуссной рукой. Потом лицо изваяния наделялось оттенками эмоций, порой едва уловимыми, но всегда излучающими любовь и нежность. Как положено святым, которые далеки от мирских горестей, и как положено простым смертным в минуты трепетного счастья.
Шеридан хотел, чтобы изваяния смотрели на своего владельца с любовью. Поэтому и старался, поэтому и заказывал дорогой хашимитский мрамор: если его правильно обработать, то на ощупь он будет напоминать очень гладкую женскую кожу. Леонид понимал, что работа удалась, когда видел, как загораются глаза Сиены: он имел некоторое представление о слабостях Великого Инквизитора.
И Шеридан перерабатывал множество материала, множество людей проходило перед ним, и далеко не всегда все складывалась удачно, но он добросовестно отсеивал все животное и пагубное, чтобы в конечном итоге выдать в мраморе непорочную чистоту, которой, возможно, и нет на свете нигде. Слабость одного человека питала слабость другого.
Леонид понимал, что Сиена очень снисходительно относится к его посещениям Четвертого круга или к зарисовкам, которые могли рассматриваться как эротические. Понимал- и был благодарен. Некогда его изумило такое снисхождение, и тронуло до глубины души, хотя поначалу Шеридан ждал неминуемой плахи.
- Мне нравится выполнять Ваши просьбы,- помолчав, прибавил скульптор.- Нигде я, пожалуй, не могу так развернуться, как рядом с Вами. Лоренцо, Вы как будто дерево, в тени которого нашла прибежище от палящего солнца трава. Я очень благодарен вам,- тише добавил Леонид, переводя взгляд на чашку.

- Именно поэтому их и надо любить,- с едва заметным удивлением в голосе ответил Леонид.- Пока они рядом. Это ведь соль жизни... Мне кажется, что любить что-то недолговечное- это очень человеческое чувство. Осознание конечности чего-либо рождает чувства гораздо более горячие. Я не могу не любить цветы, например... Они завянут, расцветут снова, но никогда не будут прежними. Красоте всегда нужно отдавать должное, даже если она сиюминутна. Иначе какой в ней смысл тогда?
Скульптор внимательно наблюдал за тем, как Лоренцо обращается к кошкой- будто та была хрустальной. Такое отношение к Неженке было для мужчины в новинку, и он не мог понять внезапной симпатии. Для него, Леонида, все было куда более просто...
Кошку ему три года подарила сестра, чтобы Шеридану, по ее словам, не было так одиноко. Маленький, песочного цвета котенок, на неуверенных лапах бегающий по всей квартире и с очаровательной непосредственностью играющий с гостями, умилял всех. Сам скульптор быстро к нему привязался, и о том ни разу не пожалел. Для Сиены все было иначе.
- Вы ей давно приглянулись,- со смехом заметил Шеридан, видя, с каким самозабвением мурлычет кошка, прикрывая зеленые раскосые глаза. Она же, меж тем, улеглась на коленях Великого Инквизитора и задрала вверх мордочку, намекая на то, что неплохо было бы почесать у нее под подбородком.
- Знаете, буквально на днях ко мне пришел заказ на проектирование капеллы Святого Августина,- скульптор сделал глоток кофе.- Крохотный совсем участок земли, и вместо того, чтобы преобразовать его в сквер и поставить статую, они решили втиснуть туда здание. Никакой рациональности в использовании площади. С каким искусством все решалось раньше...

- Толка от иллюзий бывает мало. Ваяние ставило перед собой цели сохранения красоты ради того, чтобы передать ее потомкам. Ради того, чтобы украсить ею собственную жизнь. Но я не считаю, что цветы из камня прекраснее, чем живые. Первые созданы человеком, вторые- по воле Божьей и Его милостью. Это подарок человечеству. Им нужно пользоваться: разумно, гуманно, и преумножать во славу Господа нашего,- Шеридан ничуть не лукавил. Он просто в очередной раз излагал свои взгляды, выпестованные в соответствии с идеалами его и группы его единомышленников.
Это были преимущественно молодые еще люди, верующие, но не избегающие критики в сторону бюрократического аппарата и его идеологии. Они были своего рода гуманистами этого времени, но не видели никакого выхода для общества, кроме как последовательного и долго преобразования культуры изнутри.
-На самом деле капелла существует пока что только в зарисовках,- Леонид потер подбородок.- С госзаказами у меня всегда долго... Вы предпочли бы подняться наверх или подождете пока я принесу эскизы сюда?
Скульптор встал, и ему пришлось одернуть себя, чтобы не потянуться автоматически, не размять немного затекшие мышцы. Такое поведение могло считаться непристойным; Шеридан посмеивался нередко, галантно прикрывая раскрытым веером глаза Вайолет: "Не смотрите туда, дорогая, там... бабочки." Шутка прочно вошла в обиход, и теперь фраза "Смотреть на бабочек" означала смотреть на что-то пикантное, на грани цензуры. Впрочем, чаще всего смысл фразы нужно было читать по контексу общего разговора.
Скульптор подошел к выключателям и отрегулировал освещение в мастерской, убрав лишний свет там, где он был не нужен. В итоге в помещении осталось достаточно света, но прибавилось уюта.