ooс: Вечер накануне Совета.

Скульптор чувствовал удушье. Его, казалось бы, идеальное здоровье, имело тем не менее один серьезный изъян: этот крепкий двадцативосьмилетний мужчина начинал задыхаться, стоило ему испытать сильный стресс. Гортань как будто сковывала судорога, а воздух становился разреженным, бедным кислородом. Именно этим отчасти объяснялся спокойный нрав Шеридана: он стремился контролировать свои эмоции, хотя от природы имел страстную натуру. И чем ярче получался эмоциональный выплеск, тем сильнее задыхался Леонид. Он стеснялся этого недостатка, почитая его неподходящим для молодого человека его возраста.
В этот раз Шеридан не прибегнул к ингалятору, решив обойтись лишь дыхательной гимнастикой. Частично ему удалось задуманное, но осталась постылая тяжесть в груди. Неженка как будто чувствовала недомогание хозяина, поэтому пристроилась рядом с ним на кровати, прижавшись теплым боком к ребрам, мурлыкала, жмурилась.
"Отчего он так рано?"- думал скульптор.- "Может быть, что-то случилось, что можно рассказать лишь с глазу на глаз?"
Леонид полагал, что у Сиены сейчас нет времени на визиты: взрыв в Бонполе сейчас был главной темой для обсуждений, и, надо полагать, на плечи Великого инквизитора легла двойная ноша. Терракт был непонятен и странен. Шеридан не верил в то, что на территории Бонпола действовали в тот вечер настоящие каратели. Официальные власти никогда не решились бы действовать так жестоко и так.. бессмысленно. Очевидно, что это провокация, но до чего же дерзкая!
Леонид, однако, радовался тому, что никто из его знакомых не был в тот вечер на месте трагедии. Шеридану так же пришлось звонить своим родным, чтобы засвидетельствовать собственную невредимость.
"Бедный Лоренцо..."
Мужчина сел на кровати и некоторое время сидел, массируя грудь, а затем поднялся. Как бы то ни было, он хотел принять своего друга с должным гостеприимством. Леонид заварил дорогой чай, приготовил любимые Сиеной сладости, и даже сам не заметил как успокоился, занимаясь этими мелкими приготовлениями.

Шеридан впустил в дом Сиену, даже не заострив внимания на том, что тот снова явился в маске. Самочувствие мужчины уже пришло в норму, но настроение, казалось, ничем уже не исправить. Даже визит Лоренцо, которому скульптор неизменно радовался, сегодня не был таким же желанным, как обычно. Леонид, тем не менее, приветливо улыбнулся, приветствуя друга.
- Добрый вечер... Вы рановато сегодня,- заметил он.
Скульптор по привычке проводил Сиену к креслам. Сегодня инквизитор выглядел ничуть не лучше, чем в прошлый раз: под глазами Лоренцо залегли тени, а сам он был бледен и явно утомлен. Шеридан жалел его, но не смел высказывать это вслух, опасаясь недовольства мужчины. Сиена был трудоголиком, и если и прислушивался к чьему-либо мнению в полной мере, то только к своему. Исключение составляло лишь искусство, и там Леонид имел голос куда более весомый.
- Тяжелый день?- только и спросил он.- Я только что заварил крепкий чай. С вашего позволения, все же принесу. Я думаю, будет нелишним немного взбодрить себя...
И, видя, что Сиена не возражает, Шеридан ушел на кухню и вернулся через пару минут с чайными парами, чайником, щербетом и желе с кусочками фруктов в маленьких креманках. За несколько лет Леонид успел немного изучить гастрономические пристрастия инквизитора, поэтому не упускал возможность угостить гостя его любимыми кушаньями.
Скульптор был сегодня немногословен, но, как и раньше, приветлив с Сиеной. Единственным отличием была куда большая сдержаность: впрочем, так случалось каждый раз после приступов удушья. К тому же, Шеридан боялся повторения, но уже в присутствии инквизитора. По некой невероятной иронии Леониду удалось ни разу не продемонстрировать эту свою слабость перед ним.

- Начался хорошо,- уклончиво ответил скульптор, разливая ароматный синий чай. Тонкий аромат приятно защекотал ноздри; Шеридан бросил в каждую чашку по засушенному, скрученному цветку, которые, едва попав в горячую воду, начали раскрываться. Они выглядели крохотными алыми лотосами. Запах чая изменился, став чуть более терпким.

- Утром я отправил в комитет по градостроительству проект капеллы. Не знаю уж когда утвердят... Работал над Чумой,- мужчина кивнул на глиняную недолепленную голову одного из всадников. Лик его уже внушал отвращение, и обещал стать еще более отталкивающим.- А потом мы с Вайолет Коул отправились на прогулку, и там увидели, как арестовывают Мэтью Эванса,- звучал спокойный и печальный голос скульптора.- Он поэт... Видимо, загремел по чьему-то доносу. Я так и не разглядел доносчика, но Вайолет успела ударить его зонтом,- последовало замечание невпопад.- До недавнего времени я ее успокаивал... Жаль, что мы с Вами видимся в такой скорбный день. Ссобственно, последние дни- все скорбные. В церквах проходят панихиды и иногда кажется, что от звона просто некуда деться, хотя у меня повсюду здесь звукоизоляция,- лицо Шеридана озарилось мягкой улыбкой.- Но я все равно рад видеть Вас, Лоренцо.

Скульптор уселся в свое кресло, аккуратно поддернув узковатые джинсы. Достал из портсигара самокрутку, вставил ее в мундштук, прикурил. Немного собравшись с мыслями, Леонид поднял наконец-то глаза- уставшие, грустные, но и- теплые.

-Пейте,- Шеридан пододвинул одну из чайных пар Сиене.- Смотрите, цветок уже раскрылся...

Шеридан как будто бы просветлел лицом после услышанного. Эти слова, скупые, сказанные довольно сухо, на самом же деле несли в себе крупицу надежды. Эванс был одним из многих арестованных, и его освобождение из-под стражи, если таковое случится, не исправит печальной статистики. Но пусть хотя бы у немногих возрадуется сердце; Шеридан понимал, что эта милость- единственный дар, и что ни о каком заступничестве речи быть не может. И все равно был благодарен до глубины души. Не за деяние- за надежду.
Скульптор отложил мундштук с тлеющей папиросой и опустился на одно колено перед Сиеной.

- Спасибо,- негромко произнес Леонид, склоняясь к руке инквизитора и целуя массивный перстень, украшавший ее. Когда он поднял лицо, стало видно, что глаза его чрезмерно блестят от влаги, но скульптор улыбался.

Шеридан понимал, что Сиена отреагировал таким участием к судьбе Эванса только из-за него, Леонида. И это наполнило сердце мужчины тихой радостью, ведь это означало, что он небезразличен Лоренцо. Пусть не в той мере и не в том качестве, как хотелось бы самому скульптору, но хотя бы так... Хотя бы так.
Леонид поднялся с колен. Грудную клетку снова слегка сдавило, но скульптор сделал только судорожный вздох и несколько неторопливых шагов по мастерской, чтобы раздышаться.
Неженка сегодня не мешала им, выбрав себе местечко для сна где-то на втором этаже. Леонид был доволен и этим, ибо присутствие игривого питомца сегодня было бы некстати в такой минорной обстановке.

Отредактировано Леонид Шеридан (17-09-2009 19:26:46)

- Я благодарю Вас за то, что Вы откликнулись,- улыбнулся Шеридан, развернувшись на каблуках.- Это значит, что Вам не все равно...

Правда, о том, что именно, по его мнению, не оставляет инквизитора равнодушным, скульптор умолчал. Пусть его могут счесть идеалистом, полагающим, что Великий инквизитор готов проявить опеку только лишь из предполагаемой святости. Шеридан знал, что в эти времена каждый заботится о тех людях, которых считает своими близкими. Если Сиена пожалел Эванса из-за него, пусть так. "Все равно там, под алым сукном, под гордостью, под тяжестью долга службы и родовитости, под бременем прожитых лет и потерь- я знаю,- ты живой, Лоренцо Сиена. Такой же человек, как я. Как все остальные."- думал Шеридан, усевшись в кресло и исподволь поглядывая на друга.
Папироса истлела на треть, остаток скульптор докурил, порой чрезмерно поспешно делая вдох. Табак сегодня почему-то драл горло, поэтому Леонид изрядно пригубил свой чай, желая смягчить неприятные ощущения.

- Я надеюсь, ситуация с Бонполом разрешится как можно скорее,- наконец произнес мужчина, вытягивая скрещенные ноги.- Среди людей ходят разные пересуды, конечно... Я уже успел наслушаться стольких версий, что голова кругом. Сам я не верю, что правительство может быть как-то причастно к взрыву, но есть даже такие мнения. Дальше все страшнее и страшнее,- нервно рассмеялся Леонид.- Знаете, я не так давно пригласил свою сестру приехать в гости, но, боюсь, теперь ее не отпустят родители. Жаль... Давно не виделись. Наверное, стоит самому съездить...

Скульптор, хотя и испытывал некоторое облегчение после слов Лоренцо, все равно оставался человеком, испытавшим нервное потрясение, а потому говорил немного нескладно и был рассеян. Так свершается напоминание о том, что каждый из жителей может оказаться  на месте несчастного, если обретет недоброжелателей или завистников. Творческой братии это касалось особо, как людей, склонных к вольнодумству.
Шеридан невольно вспоминал уже который раз, как Эванс выходил из дома, уже будучи в наручниках. Вскинутый подбородок, ясные глаза и прямая спина, как будто поэт не боялся ничуть. Или же он дошел до той степени напряжения, что уже и бояться перестал?... Неведомо.

- Это так или иначе ждет всех нас,- отозвался Леонид, поймав взгляд друга. На того, должно быть, напала хандра. Заботы и усталость безжалостно давили на инквизитора, а скульптор, видя это, в который раз с искренним сочувствием думал о нем. По сравнению с Сиеной Шеридан был настолько благополучен в жизни, даже не имея влияния, связей, власти, что можно было только завидовать. Впрочем, мужчина и так знал, что Лоренцо ему завидует- тот сам повторял это неоднократно. Шеридан был волен в самовыражении, даже не смотря на цензуру, волен в чувствах, желаниях, стремлениях. И после него, скульптора и архитектора, останется достаточно вещественных доказательств того, что он жил, даже если у него не будет потомков.
И он разумно распорядился тем, что имел: трудолюбием, талантом, помыслами. Вот только сердцем распорядиться не смог. И сейчас оно невольно сжималось.
Шеридан хотел бы сделать Сиену счастливым- и не мог. Хотел утешить- и не умел. И даже просто ободрить далеко не всегда получалось, хотя скульптор и вкладывал в слова всю сердечность.

- Лоренцо, никто не знает каким будет завтрашний день,- произнес Леонид.- Иногда Господь делает подарки, о которых мы и не мечтали. Уныние- Ваш частый гость, это видно, но не поддавайтесь, прошу Вас... Поверьте дружескому слову: это больно видеть. Если б в моей власти было так же вселить в Ваше сердце надежду, как Вы вселили ее в мое, я сделал бы это. Лоренцо, мне, к сожалению, нечем вас ободрить, кроме как заверениями в дружбе.

Скульптор понимал, что сейчас в Сиене говорит простой человек, который желал бы иной участи для себя.
Великий инвизитор, приходя к нему, всякий раз находил причины для радости, и здесь, среди глины и мрамора, и множества других атрибутов жизни скульптора Лоренцо находил покой для души. Хотя бы на краткий миг, но заботы отпускали его.
"Если б только было возможно, остался бы он рядом со мной? Променял бы власть инквизитора на власть творца?"

- А еще мне кажется, Вам нужно соизмерять работу и отдых,- осторожно заметил Леонид.

Шеридан с откровенной болью смотрел на метания Лоренцо. Метания не тела, но души. Какие страсти сейчас обуревали этого почти всесильного человека? Какую боль он испытывал? Скульптор не раз задавался этими вопросами, как не раз видел подобную картину- и всегда тихо переживал. Леонид был по природе отзывчив, а сердечные привязанности делали его и вовсе уязвимым.
Мужчина, вздохнув, встал и неспешно подошел к Великому инквизитору. Кому еще, кроме него, дано было видеть сущую муку на лице Сиены, видеть ее даже через улыбку, через напускное спокойствие или равнодушие? Бедой Леонида подчас была его наблюдательность и проницательность.
Сейчас он чувствовал себя практически бессильным. И все равно- подошел.
- Лоренцо,- окликнул он друга. Потом подошел вплотную, осторожно положил руку на чужое плечо.- Лоренцо, не надо...  Успокойтесь, пожалуйста. Я понимаю, что иногда моя компания- не лучшая, но все же я буду просить Вас на правах дружбы: не терзайте себя лишний раз...
Разве мог Шеридан признаться, что у него самого всякий раз сердце обливалось кровью? Нет, вряд ли. Скульптор очень боялся, что и сейчас не получит желанного отклика, что Сиена ответит цинизмом или сарказмом, или же элементарной холодностью. Однако, он сам решил, что готов принимать Лоренцо таким, каким тот был, и не дело сейчас было бы отступаться.
- Лоренцо,- тихий голос.- Не стоит Вам у окна находиться, тем более- раскрытого. Давайте отойдем...
Окно, у которого находились мужчины, выходило в маленький дворик. Он был не проходным, но тем не менее визитеры и здесь случались. Человек в красном френче, простаивающий у распахнутых створок, стал бы нонсеном, а сама ситуация- поводом для домыслов и пересудов.

Отредактировано Леонид Шеридан (17-09-2009 23:42:38)

Скульптор невольно вздрогнул, когда Сиена обернулся к нему. Сейчас в лице инквизитора не было никакой мягкости, только лишь плескалось в глазах злое отчаяние, которое иногда граничит с безумием.

- Да, боюсь,- отвернулся Леонид, закрывая окно. Медленно повернул ручки, язычки замков скрипнули, входя в пазы.

Мужчина поджал губы, вздохнув. Сиене бесполезно было сейчас объяснять истинную причину боязни, Шеридан даже и не собирался пробовать. Разумнее всего было дождаться пока Лоренцо не утихнет...
Шеридан, не говоря ни слова, вернулся на свое место, снова закурил. Ему неприятно было видеть друга в таком состоянии, это более всего походило на нервный срыв. Но учитывая особенности характера Сиены, Леонид решил не соваться в пекло. Сейчас инквизитор было малопредсказуем. Он мог успокоиться через пять минут, а мог и покинуть мастерскую в таком же помрачении. Мог, пожалуй, схватиться и за кнут. Помятуя о прошлой ссоре, скульптор содрогнулся еще раз.
Признаваться в страхе было не стыдно. Шеридан считал, что бояться- это нормально, это было очень человеческим чувством. Однако, считал, что не стоит путать настоящий страх с разумной предосторожностью.
Леонид был огорчен и не на шутку встревожен. Табачный дым насытил воздух сильным запахом вишни, клубился возле шеридановой головы, оплетал пальцы, держащие мундштук. Сейчас у скульптора была важная задача: самому сохранить спокойствие, дабы избежать очередного приступа асфиксии.
Тут он заметил, что из-за одного из столов высовывается ушастая голова любопытной Неженки. Кошка чутко реагировала на изменения домашней атмосферы.
"Брысь",- подумал Леонид.- "Не до тебя сейчас".

Шеридан сидел ровно до тех пор, пока Сиена не покачнулся. Как будто внимательные серые глаза скульптора специально ловили этот момент слабости. Мужчина резво оказался на ногах- встревоженный, бледный,- и стремительно подошел к другу. Болезненный вид Сиены был красноречив, и Леонид крепко ухватил его за локоть, поддерживая.
- Все хорошо,- пробормотал было скульптор, но потом в голосе прорезалась безапелляционная интонация.- Лоренцо, Вам необходимо сесть.
Лицо инквизитора было мокрым: не только от выступившей испарины, но и от слез, и Шеридан внутренне изумился поначалу. Однако это был очередным агрументом в пользу того, что Сиена сейчас переживал нервный срыв. Скульптор позволил себе проявить инициативу и заботу, потому что именно сейчас стоять в стороне было бы губительно. Он подвел Лоренцо к кушетке, поддерживая за локоть и талию, аккуратно усадил.
- Сейчас... Сейчас будет легче,- шелестел Леонид и подкладывал под спину Сиены подушку, чтобы тот мог откинуться.- Позвольте, я помогу Вам.
Заметив, что у Лоренцо трясутся руки и он вряд ли сам сможет ослабить воротник, Шеридан расстегнул несколько верхних петель, торопливо ослабил шейный платок. Все его движения выдавали такое беспокойство, будто всего лишь минуту назад скульптор не сидел, пытаясь удержать эмоциональное равновесие. Метнувшись на кухню, Леонид вернулся с влажной льняной салфеткой, чтобы Сиена смог протереть лицо, а так же бутылкой приличного коньяка. Присев рядом с другом, Шеридан щедро плеснул в пустую чашку коньяк, и с тревогой заглянул в глаза мужчины.
- Лоренцо... Ренцо, - казалось, что в какой-то момент у скульптора сдал голос, сбившись на сипение.