Великий инквизитор внезапно поднялся со своего места и, обогнув столик, остановился за спиной у Гаспара. Мужчина не обернулся, так и оставшись сидеть на своем месте, замерев и бесцельно глядя в дну точку, а точнее в край стола, схоронившем в себе блики отбрасываемые от источников света. Лоренцо наклонился и заговорил. Тихо будто слова адресовывались только ему, Гаспару и никому больше. Именно сейчас личность Великого инквизитора стала складываться во что-то определенное для Дефо, которому Сиена доселе казался темной лошадкой. Сейчас его персона напоминала ему давно ушедшего в мир иной диктатора, но в отличии от Лоренцо, которому было удобнее терпеть на своей территории этот самый человеческий мусор, предпринял кардинальные меры по очистке дурдомов и улиц от неполноценных для общества людей. Как оказалось, Гаспар не разделял во многом взглядов Лоренцо, и дело даже касалось не только душевнобольных, но и вопроса относительно Отрубленной головы.
Полтора года назад, когда Днфо только вступил в свою должность Верховного инквизитора, в его округе произошел случай, который навсегда врезался в его память, определив его дальнейшие взгляды на многие вещи. В полицейское управление поступила заявка о пропаже четырнадцатилетней девочки. Юная Одри, ушла в школу и не вернулась. Несчастные родители сбились с ног, разыскивая ее по всему району, пока не приняли решение обратиться в полицию. Расследование заняло тринадцать месяцев и в конечном итоге к этому делу были подключены спецслужбы и расследование велось теперь под надзором непосредственно Верховного инквизитора. Поиски не давали результатов, полицейские уже отчаялись найти девочку живой, а убитые горем родители уже заказывали панихиду. Внезапно им улыбнулась удача. Один задержанный во втором округе наркоторговец поведал, что видел маленькую Одри несколько месяцев назад в компании знакомого ему мужчины, который постоянно покупает у него наркотики. По названному адресу тотчас же был послан отряд полиции и карателей. Через некоторое время по телефону Дефо сообщили, что нашли Одри.
Когда же Гаспар прибыл на место, увиденное повергло молодого инквизитора в настоящий шок. Мужчина держал девочку в подвале своего дома на самой окраине Отрубленной головы. Все окна в подвале и доме были заколочены, а дверь, ведущая наверх, крепко закрывалась тяжелыми засовами. В подвале было сыро и холодно. Единственным источником света были лишь несколько свечей. Из убранства только грязный матрас и ведро, очевидно служившее отхожим местом. Девочку он держал на цепи одним концом вбитой в цементный пол. Все это время он морил ее голодом, насиловал и издевался, случая ее с собаками или же просто бил. Ее хрупкое тельце было сплошь покрыто синяками, гематомами и воспаленными ранами, а в утробе ворочался плод – результат садистской и слишком неправдоподобной любви. Ребенок был испуган и затравлен. Она даже не сразу поняла, что теперь свободна. Ее поместили в больницу, а затем в клинику для поддержания душевного равновесия. Несколько раз Гаспар приходил к ней, чтобы выяснить обстоятельства ее пребывания в столь ужасном заключении, но ему так и не удалось ничего выяснить. И самое ужасное, что перед ним сидел уже не четырнадцатилетний ребенок, а полноценная женщина, которая как никто понимала, что не сможет жить с этим грузом под сердцем ни дня. Она убила себя и вместе с собой ненавистного ей ребенка, которого она никогда бы не смогла полюбить, ибо тот являлся для нее воплощением зла и грязной похоти. Прежде чем покончить с собой, она написала письмо, адресованное Гаспару Дефо, в котором изложила во всех подробностях насколько же не сладким был этот год в подвале, в доме на самой окраине Отрубленной головы. Она назвала Гаспар своим другом и извинялась, что своим поступком предрешила их последующие встречи. Гаспар оставил письмо себе, которое стало для него громким напоминанием о том случае и перевернуло с ног на голову все то, во что Гаспар Хотел бы верить и увидеть в каждом человеке без исключения.
Сейчас Лоренцо говорил о том, что такую свалку, как Четвертый округ, очень удобно иметь, давая возможность людям отступить от своих правых мыслей и удариться в блуд. Гаспару было наплевать на всех тех, кто проживал в Отрубленной голове и всех тех, кто добровольно попускается верой и ходит туда за, только им ведомыми, делами. Но ему было не все равно, когда в его округе, или на улицах Амона находят молодое тело убитое наркотиками или когда он смотрит в глаза четырнадцатилетней девочки и видит в них взрослого, раздавленного жизнью человека. В чем они то виноваты?
Сейчас Гаспар невольно вспомнил тот случай и его лицо исказила гримаса недовольства и обиды. Ладони инстинктивно сжались в кулаки, но он так и не обернулся
- Вы не правы! – слова прозвучали громко и уверенно, давая понять, что он действительно так думает и не собирается молчать. – Что вы сделаете, когда та мразь что копится в Отрубленной голове годами, выплеснется на улицы добропорядочного Аммона? Откуда в Вас такая уверенность, что Вы сможете бесконечно сдерживать гнев запертых в трущобах животных? – по интонации было отчетливо слышно, что внутри у Гаспара бушует настоящий вулкан и он с трудом может сдерживать в себе накатившие эмоции. Голос был достаточно ровным, но надрывная нотка в нем ясно просматривалась
- Что вы имеете виду? – внезапный вопрос заставил Гаспар, наконец, обернуться на Лоренцо Сиена, теперь стоящего у окна и рассматривающего вечерние улицы Аммона. Гаспар на секунду даже забыл о своем негодовании, с некоторой опаской ожидая от Лоренцо ответа
