Капля медленно стекает по шершавым внутренностям крана и зависает на его краю, наливаясь и вытягиваясь. Несколько нервных секунд ожидания, прежде чем она оторвется, что бы оглушающее разбиться о дно раковины. И вновь напряженная тишина, пока очередная капля занимает место упавшей, прежде чем сорваться вниз.
Ангел вздрагивает каждый раз, слыша этот звук. Он царапает ногтями стекло, словно стараясь впиться в его гладкую прохладную поверхность, удержаться на краю вместо той капли, которая вновь ударит по днищу раковины, взрывая этим звуком мозг, закручивая нервы в узел.
Сползти с подоконника, преодолеть четыре шага комнаты, повернуть ручку крана до упора. Заткнуть глотку раздражающе-монотонным всхлипам воды. И при этом постараться не увидеть того-кто-сидит-на-кровати.
- Ты не сссможешшшшь игнорировать меня вечно …
Боковое зрение улавливает свешенную с кровати ногу, затянутую в ярко красный кожаный сапог на тонкой металлической шпильке. Мерное покачивание в такт падающим каплям. Едва слышный мотив, промурлыканный вкрадчивым голосом, вновь растворяется в тишине, едва становиться узнаваем.
Ангел вжимается лбом в стекло, изо всех сил всматриваясь в растворяющиеся под наступающими сумерками очертания квартала. Отвернуться. Отвернуться как можно дальше. Сосредоточиться на чем-то. Что бы не видеть. Не слышать. Отвлечься. Избавиться…
- Ты не сможешшшь от меня избавиться, - вкрадчивый шепот в самое ухо, заставляющий вздрогнуть, заставляющий отпрянуть, отползти, откатиться, свалиться с этого чертового подоконника и забиться в угол.
- Отвали от меня! Уйди! Сгинь! – голос срывается от смеси страха и гнева. Ангел шарит взглядом по комнате, пытаясь найти хоть малейший намек на оружие, но взгляд вновь и вновь возвращается к гостю, аккуратно присаживающемуся на краешек стола.
- И за что ты меня так не любишшь? – пальцы, затянутые в кожаную перчатку кровавого цвета, задумчиво барабанят по пухлым губам, покрытым толстым слоем ярко-красной помады, - а ведь я единственный, кто верит тебе …
Ангел закрывает глаза руками, едва сдерживая нарастающую ненависть. Отчетливый запах гари щекочет ноздри. Отблески карнавальных огней отражаются в окне, за которым сумерки сменила ночь. Гул толпы, смех и радостные выкрики заглушают все, даже капающую из крана воду. Пальцы сжимаются в кулаки, словно еще пытаясь удержать в руках бессильную злобу.
- Ты лишил меня всего, мерзкая тварь, - глухой от ненависти голос, и Ангел бросается вперед, что бы схватить воздух.
- Не поймал, не поймал, не поймал, не поймал, не поймал… - заливистый смех раздается со стороны кровати, раздразнивая злобу.

От ледяной воды саднило сбитые в кровь костяшки пальцев, и эта боль возвращала в реальность, удерживая от очередного погружения в болото пугающих образов, звуков, чувств. Дерек держал руку под струей воды, завороженно глядя, как струятся по пальцам потеки крови, до тех пор, пока ладонь не стало ломить от холода. Завернул кран до упора, прижал руку к груди, словно баюкая больного ребенка, и вышел в комнату. Не долго думая, оторвал длинный узкий лоскут от простыни, и, взгромоздившись на подоконник, принялся бинтовать разбитый кулак.
Истрепанная временем до состояния прозрачности, белая ткань аккуратными слоями ложилась на тело, скрывая под собой красноватую плоть с содранной кожей, и впитывая сукровицу. С последним мотком голову посетила забавная мысль, что если скрыть от глаз проблему, то можно поверить хоть на немного, что ее нет. Дерек усмехнулся, кажется, это придумал уже давно кто-то умный и мертвый. И все же приятно до всего доходить самому, и думать, что ты первый.
За окном стемнело. Зажглись редкие тусклые фонари. Очень хотелось дождя. Ливня и ночной прохлады. Только, даже если бы случилось чудо и его желание осуществилось, насладиться дождем бы не пришлось – окно не открывалось. Дерек прижался виском к стеклу, вглядываясь в уличную темноту, словно высматривая там что-то. Или кого-то. Ощущение неправильности происходящего мышиным шуршанием скреблось где-то там, на грани осознания себя. Дерек понимал, что с ним твориться нечто странное, но ответ на вопрос «что именно?» был для него недоступен.
Прижимая поврежденную руку к груди, Дерек тихонько шептал ей ласковые слова, уговаривая, что все пройдет, что эта свербящая ноющая боль скоро отступит, и он больше не причинит ей вреда, а будет холить и лелеять. И наверное скоро купит мягкую кожаную перчатку. Ярко красного цвета…
Тускло мерцающий свет фонаря, в котором на последнем издыхании тлеет лампочка, выхватывает из темноты силуэт. Высокий и худой, с неровной угловатой походкой. Он останавливается напротив света, похожий на персонажа театра теней, и оборачивается. И улыбка. Его улыбку Ангел чувствует, нежели видит …

» Бонпол, залы для проведения Открытого Вечера Искусств

- Вы бы с ним поосторожнее, молодой человек, - кряхтел охранник, заталкивая психа в комнату, и кивком приглашая следом Роудела, - мы тоже думали, что он и впрямь спокоен как агнец божий … а видишь, как оно все обернулось.
Свалив Теллера на кровать, он отряхнулся, словно волок до этого не человека, а мешок с картошкой, оглянулся и потер руки.
- Ну дверь я запирать не буду. Она только снаружи открывается, изнутри вам не выбраться. Кричать и стучать, если что – бесполезно. Здесь каждые пять минут вопли на все лады, и грохот не прекращается. Так что лучше просто не развязывайте его. Случись что – на помощь никто не придет. Нет, ну я загляну через часок, посмотрю, все ли в порядке. А вы когда уходить будете, вот тут вот надавите, и что б вот так щелкнуло … Ну и не развязывайте, вам же спокойнее. Он конечно еще Часа три на транквилизаторах будет улыбаться, да слюни пускать … да чем черт не шутит… В общем сами знаете …, - он остановился в дверях, словно желая добавить еще что-то, затем посмотрел на недвижно лежащего на кровати Теллера, махнул рукой, и вышел, прикрыв за собой дверь.

Ангел спокойно лежал на кровати, пребывая в своем собственном Раю. Его не отвлекали ни затекшие руки, ни чьи то голоса, ни присутствие в комнате кого-то еще. Даже тихий, шипящий ярко красный голос не мог пробиться сейчас к нему через его персональное облако не наркотической эйфории. Он получил подтверждение тому, в чем начал сомневаться и сам. Теперь он верил, снова верил в себя. И больше ничего вокруг его не интересовало. Ничего.
Рассеянный взгляд скользнул по стенам его жилища и остановился на юноше, оставшимся в комнате. Улыбающиеся губы едва шевелились, шепча что-то не слышимое, едва ощутимое, но очень-очень важное для Ангела в эту минуту. Возможно, это была молитва. Возможно.

… Вернуть … Вновь … Крылья … Что бы парить. Что бы лететь и взмывать к небу. Что бы быть над всеми и видеть каждого. Что бы дарить благо. Что бы обрести покой. Покой. Ото всех …
Ангел шепчет и шепчет свою странную молитву, путая слова, переставляя фразы, и смысл его бормотания понятен только ему. Только ему. Одному. Но он надеется, что его слова услышит Он. И поймет. И откликнется. И сделает Чудо … Крылья … Снова … Крылья … Крылья …
Ангел всхлипывает, от чего бормотание становиться все менее разборчивым, все более беспорядочным, то тише то громче. Обрывчатые нелепые слова срываются с губ вместе со слюной. Устремленные в потолок глаза наполняются пустотой и слезами. Молитва, странная молитва безумца, она блуждает в лабиринте его сознания с каждым шагом теряя свою форму, распадаясь на клочки, на обрывки, на звуки, отражаясь эхом.
- Тебя никто не ссслыыыышиииит, - ярко красные губы шепчут в самое ухо, едва не касаясь его, - никто, никто, никто, никто …

Чужая рука коснулась его лица, утирая слюну платком, и Дерек испуганно дернулся, пытаясь отстраниться, отползти, забиться, спрятаться, исчезнуть, оказаться подальше отсюда. Ошалело моргая, он таращился на юношу, сидящего рядом, словно впервые видел его. Впрочем, вряд ли безумное сознание было способно запомнить лицо, оказавшееся с ним рядом в толпе … потом в коридоре … потом … «Ты – Ангел» … Он стоял рядом, он слышал … Человек с красной перчаткой говорил и с ним тоже …
Обрывочные воспоминания мозаикой осыпались и кружились в темноте непонимания, не желая складываться в четкую картину. Воспоминания последнего часа жизни, перед тем, как Дерек вернулся в свои собственные четыре стены, были полны суматохи, неразберихи и не прекращающегося страха. Но … этот человек не делал ничего … плохого … кажется … наверное … он не помнил …. совсем не помнил …
Чужая рука вновь провела платком по его губам. Спокойный ласковый жест, всколыхнувший в памяти что-то слишком забытое, что бы быть чем-то большим, чем просто ощущение. Псих уткнулся лицом в кровать, на всякий случай зажмурившись, словно ожидая удара. Но … ничего … Странно, охранники … они всегда не церемонятся … Дерек повернул лицо, осторожно рассматривая молодого человека украдкой, краем глаза. Потом поерзал, повертелся, приподнял голову осматриваясь, снова прижался щекой к постели, то изучающее разглядывая юношу, то изучая потолок. Наконец чуть приблизился к своему такому неожиданному посетителю, и тихонько прошептал:
- Отпусти … мне больно …