Простота и аскетизм в этом помещении доведены, кажется, до границ разумного. Ни единой лишней детали, ни штриха, ни черты, способной выдать личность ее владельца. Словно бы комната и не жилая вовсе, а приготовлена для нового хозяина и только потому содержится в идеальном порядке.
Постель заправлена настолько ровно и аккуратно, что любой бы усомнился, что на ней хоть раз спали, не говоря уже о том, что кто-то ночует здесь ежедневно. Ну, или еженощно, если так будет угодно. Несмотря на свой стандартный минимальный размер, кровать занимает едва ли не половину кельи – поистине небольшое пространство отведено в семинарии для жилья.
Хотя, если присмотреться, становится понятно, что изначально комната была значительно просторней, но стеллажи, опоясывающие две из четырех стен от пола до потока «скрали» львиную долю места в помещении, подменили собой стены и наполнили воздух запахом … мудрости? Знаний? Ладана? Скорее пыли и плесени, типографской краски и залежалой бумаги. Разумеется, это заметно, только при особом тщании вынюхать, чем же все-таки занимается местный жилец в свободное время…
С этой же целью можно даже заглянуть в стол, придвинутый вплотную к единственному окну – источнику дневного света в комнате. В угоду неоготическому стилю постройки, оно было запроектировано причудливой фантазией зодчего в виде невысокой стрельчатой арки. А стекло разбито на небольшие прямоугольники с редкими цветными вкраплениями – единственное проявление веселости в довольно унылом помещении. Этим наивным подобиям витража бывает порой, немного жаль, что окошко выходит на северную сторону – солнце никогда не касается их своими золотящими лучами и не скачет причудливыми бликами по серым, грубовато оштукатуренным стенам и корешкам многочисленных томов в стеллажах. По столу с разложенными по четким местам писчими принадлежностями и стопкой чистых листов. По узкой по-спартански жесткой кровати под серым шерстяным одеялом. По единственной в комнате местами обшарпанной табуретке – она выполняет роль и стула и прикроватной тумбочки и лесенки для самых высоких полок стеллажей… Наверное, как раз именно она и могла бы рассказать хоть что-то о своем владельце. Но кто в здравом уме будет всерьез что-то спрашивать у табуретки?
Семинария при Храме Неба: комната Альбина Роудела
Сообщений 1 страница 2 из 2
Поделиться105-08-2009 20:38:55
- Семинарист
- Зарегистрирован: 03-08-2009
- Сообщений: 12
- Последний визит:
19-08-2009 17:58:14
Поделиться206-08-2009 20:18:14
- Семинарист
- Зарегистрирован: 03-08-2009
- Сообщений: 12
- Последний визит:
19-08-2009 17:58:14
Начало игры
Слабый свет, проникая сквозь плотно закрытое окно, причудливо дробился на мелкие квадраты, выделяя отдельные слова и отрывки в монотонном мелком тексте на желтоватых страницах толстого фолианта. Чем именно эти места были интересны свету? Связывала ли их воедино какая-то увлекательная история или просто глубокая мысль? И почему юноша, склонившийся над томом, и осторожно перелистывающий страницы не обращал на яркие пометки никакого внимания? Пренебрегал? Искал что-то другое?
Карандаш, зажатый в тонких бледных пальцах, не решался коснуться ни единой страницы Священного Писания. Но с упорством и старанием выписывал строки, выбранные… светом? Нет. Все теми же пальцами, любовно поглаживающими тонкую бумагу как самый дорогой и ласкающий шелк. Пальцами, вечно тоскующими под кожей перчаток и не видящими солнечного света. Никогда не касавшимися ничего драгоценнее и тоньше этих страниц, покрытых священными словами и неаккуратными световыми пятнами.
(1 Коринф. 3:18)
Никто не обольщай самого себя.
Если кто из Вас думает быть мудрым в веке сем,
тот будь безумным, чтобы быть мудрым.
Карандаш не дрогнул, послушный воле своего хозяина, хоть тот и увлекся размышлениями о цитате, позволив себе чуть сильнее давить на бумагу. Правда, это лишь немного исказило ровные и четкие очертания аккуратных практически идеальных букв.
(1 Коринф. 3:19)
Ибо мудрость мира сего есть безумие перед Богом <…>
Снова и снова взгляд пробегал по строчке, стараясь сжиться с ней и, словно бы, уместить ее в самые дальние уголки души – туда, куда не досягает смертоносная чеканка разума.
В подобные минуты Аль всерьез начинал сожалеть, что так пугающе нормален. Что Господь наградил его лишь «мудростью мира сего», да и то не в том объеме, чтобы выделиться из общей серой массы собственных слуг. Пока еще серой… Потому что совсем уже скоро, окружающая его толпа, окрасится в цвет могил и холодной, ясной, оглушительно беззвездной ночи, - в цвет Инквизиции. Для этого нужно только достойно закончить выпускную работу… ту самую, заметками для которой испещрена сейчас тетрадь. Безумие... мудрость… знание…
От сидения в этих четырех стенах, давящих грубой штукатуркой знаний уже, определенно, не прибавится. Тем более тех, что необходимы для этого труда. Юноша потянулся в своем затесненном мирке, чтобы, не вставая, достать с одной из многочисленных полок сложенный вчетверо листок афиши – машинально прихватил его по дороге в семинарию, выцепив взглядом одно лишь название «Бонпол». Он должен быть там… Он должен прикоснуться к чужому безумию, раз уж собственным его… обделили?
›› Бонпол, залы для проведения Открытого Вечера Искусств
