Архив игры

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Архив игры » Сокровищ чудных груды спят » Особняк Верховного инквизитора Бестиария


Особняк Верховного инквизитора Бестиария

Сообщений 61 страница 80 из 94

61

Руки машинально двигались, возя полотенце по мокрым волосам, по посиневшей от холода коже шеи и плеч. Жесткое, набухшее водой полотнище задело, сдирая окончательно, отошедший пластырь с еще не зажившей  до конца раны на виске. Сухая, буро-коричневая бугристая корка лопнула, выпуская новую струйку крови, скользко покатившуюся по рваной вмятине старого шрама от виска к скуле. Теранув полотенцем по лицу, инквизитор дернулся от резкой, внезапной боли, словно лицо его было исполосовано вдоль и поперек. Обернувшись, глянул через распахнутую в ванную дверь  в забрызганное поблескивающими, как ртуть, каплями зеркало над раковиной. Из холодного стекла  него в упор смотрели серые, ввалившиеся в потемневшие глазницы глаза. Кожа на лице, хоть и была простынно-бледной, но, ни порезов, ни ран, ни синяков видно не было.  Кинув полотенце на журнальный стол между креслами, Наварро  закрутил кран в душе. Ледяной поток, испустив последние струи, истончился и замер в распылителе.
Новый приступ дурноты сжал желудок, безжалостно крутанул его, небрежно швырнул к горлу. Тяжело привалившись к косяку двери, мужчина вновь закрыл налитые свинцом веки.

«Может быть, эти сумерки и были причиною того, что внешность прокуратора
резко изменилась. Он  как будто на глазах постарел, сгорбился и, кроме того,
стал тревожен. Один раз он оглянулся и почему-то вздрогнул, бросив взгляд на
пустое кресло, на спинке которого лежал плащ. Приближалась ночь,
вечерние  тени  играли   свою   игру,   и,  вероятно,  усталому  прокуратору
померещилось,  что  кто-то  сидит  в  пустом  кресле. Допустив  малодушие --
пошевелив  плащ, прокуратор  оставил  его и забегал  по  балкону, то потирая
руки,  то  подбегая к столу и хватаясь за  чашу, то останавливаясь и начиная
бессмысленно глядеть на мозаику  пола,  как  будто пытаясь  прочесть  в  ней
какие-то письмена.» (с)

Сколько Верховный находился в пограничном состоянии, сказать трудно. Медленно, как всплывающий на поверхность пруда утопленник, неделю пролежавший в тине дна, сознание проблесками выхватывало реальность. Было холодно. Из открытой двери на террасу тянуло предночной сыростью. Белесый зародыш луны рваным пятном проглядывал на посиневшем небе, и мебель в спальне бесформенными темными комьями занимало пространство.
Отвалившись от косяка, священник сделал шаг вперед и тупо уставился на бедра,  мокрым, холодным жгутом стянутые так и оставшимися  спущенными штанами с бельем. Расправляя потерявшими чувствительность пальцами заскорузлую резинку, почти не ощущая сырости, Наварро поправил брюки, безразлично глянул на босые ноги и спустился вниз в столовую.
На полу все так же грязной лужей серела разлитая вода, посреди которой гигантской черепахой лежал перевернутый таз. Столовая была пуста. Остановив взгляд на съехавшей со стола, смятой скатерти, мужчина сделал несколько шагов вперед и охнул, когда осколок разбитой плитки ржавым гвоздем впиявился в ступню. Несколько минут Лойсо тупо смотрел, как быстро теряющая в грязной воде цвет, кровь жирно расползается по полу, смешиваясь с багровыми, начавшими загустевать по краям лужицами  рядом с валяющейся на полу бритвой. Прихрамывая, сделал еще шаг, поднял закаленную сталь, покрутил в руках и стер пальцами бурую, застывшую массу на кромке. Не обращая внимание на разлитую воду, сел на пол, развернул пораненную ступню. Поддев острием лезвия осколок, выдернул его из сплетения сухожилий, костей и тонких волокон мышц. Покрутил кусок керамики между пальцев, бросил тут же на пол и аккуратно сложил пополам бритву, пряча опасное лезвие в пазы.
Несколько минут мужчина безучастно сидел на полу, пока взгляд не упал на окровавленное полотенце. Перегнувшись, оперевшись на локоть, дотянулся до него, развернул,  смотря на страшный узор кровавых полос. И захрипев, уткнулся лицом в пахнущую тленом ткань. Ссутуленные, широкие гранитно-холодные плечи дрогнули и застыли  в оцепенении.
Прошло еще несколько минут, прежде чем инквизитор поднялся, неуклюжей тенью вышел на террасу и, ступая  босыми ногами по гравию,  пошел через парк к воротам. Дом замер  в тревожном молчании, закрыв темные окна тонировкой стекол.   
Возле забора особняка Верховного инквизитора и днем-то было безлюдно. Обычные люди, если не заставляла нужда,   инстинктивного обходили богатое  логового опасного, хмурого, одинокого,  неприветливого монстра в кожаной маске.  Ночью же сюда калачом было никого не заманить. Над вымощенной неровной брусчаткой улицей рваными силуэтами поднимались бесформенные  клочья тумана, укрывая стволы деревьев вдоль проезжей части, ажурные кружева кованого забора.
-САМУИЛ!
Хриплый крик улетел в туман, путаясь и затихая вязкой, молочной белизне.

62

Минута тянулась за минутой в томительной, оглушающей тишине. Полосы тумана над землей становились все гуще, заливая улицу густым, удушающим молоком, в котором тонули звуки, вязли мысли, болела грудь. Холодные булыжники жадно вытягивали из ступней тепло до немоты  пальцев, а в виске  продолжала пульсировать настойчивая жилка, упрямым дятлом  долбящая в засохшую сукровицей рану.
Минут через пятнадцать Наварро развернулся и медленно пошел к дому. Хорошо, что на улице не было жителей Бестиария. Хотя.. кто бы сейчас узнал в этом хмуром, полураздетом, мокром, не молодом, босом  мужчине, Верховного инквизитора третьего округа?
Вернувшись в столовую, священник вновь взял в руки окровавленное полотенце, пасмурно разглядывая кровавые линии на нем. Что здесь произошло, после того, как он ушел?
Этого он не знал. Но всеми фибрами души чувствовал- ничего хорошего.
Положив полотенце на стол, инквизитор  поправил скатерть, проводя ладонью по месту, где лежал Иблис. И, опомнившись, отдернул руку. Подойдя к распятию, несколько минут  вглядывался в черты лица Сына Божьего. Потом молча опустился на колени. Губы беззвучно зашептали молитвы. Слова нанизывались на слова, сливаясь в единый, монотонный ритм, застилающий мозг плотной, темной пленой. Тяжелые, набухшие веки опустились и мужчина, склонив голову, ткнулся лбом в немертвый покой мореного дерева. Туда, где покрытые краской головки гвоздей впивались в деревянную плоть босых ног.

Широко разведенные ноги открывали чудный вид на налитые страстью гениталии. Сжатый бутон замка ануса медленно расцветал, раскрывался под томительным напором разбухшей краснеющей головки массивного члена. Эластичные мышцы, подобно лепесткам, раздвинулись и вновь сомкнулись под широкими краями чувствительного конуса. Инквизитор глухо застонал, нетерпеливо оглаживая ягодицы, гладкую кожу внутренней стороны раздвинутых бедер, чисто выбритый бугорок лобка. Толчок, и член глубоко погрузился в сжатую плоть, наполняя ее первобытной страстью, грешной, святой похотью. Два тела слились воедино, исступленно, плавно и ритмично  двигаясь в только им понятном танце высшего наслаждения. Жаркие прикосновения губ, матовый, мерцающий свет серых, зеленых глаз, сведенные сладострастием мышцы, бугристо перекатывающиеся под кожей при движениях. Единый стон, единая судорога захлестывающего оргазма и стремительный полет в ...?

Тишина спящего дома дрогнула, попятилась, сломалась под мучительным, болезненным стоном мужчины. Священник стоял на коленях перед распятием, судорожно мня рукой дрожащий, организирующий, истекающий семенем  член . Вторая рука до посиневших ногтей впивалась в холодное, деревянное, неживое бедро, прижатое к тяжелому кресту. Вязкие подтеки  спермы тянулись между дрожащих пальцев, скользящих по головке члена и каплями падали в грязную лужу у основания креста.

Через несколько минут, Наварро, с трудом, в полусознании дошедший до постели, забылся тяжелым, беспокойным сном.

"За сегодняшний день уже второй раз на него пала тоска. Потирая висок, в
котором  от  адской  утренней  боли осталось только  тупое,  немного  ноющее
воспоминание, прокуратор  все  силился понять,  в чем  причина его  душевных
мучений. И быстро он понял это, но  постарался обмануть себя. Ему ясно было,
что сегодня днем он что-то безвозвратно упустил, и теперь он упущенное хочет
исправить   какими-то   мелкими  и  ничтожными,   а   главное,  запоздавшими
действиями.  Обман же самого  себя заключался в том, что прокуратор старался
внушить себе, что  действия эти,  теперешние, вечерние, не менее важны,  чем
утренний приговор. Но это очень плохо удавалось прокуратору." (с)

63

Начинался новый день. Не смотря на то, что  Наварро не помнил как и когда вчера добрался до постели, проснулся он рано. Мокрые штаны, которые так и не хватило сил снять, за ночь не подсохли, а на подушке бурело пятно засохшей крови. Разошедшаяся вчера  рана на виске заскорузла бугристой коркой сукровицы и крови, но не болела, а лишь ныла, как кариесный зуб- монотонно, постоянно, отдаленно. Сколько еще придется мучиться этой болью, инквизитор не знал. Но заживет рано или поздно, так или иначе.
Поднявшись с постели, и стащив с задницы сырые штаны, бросил их в угол. Принял душ, который хоть немного освежил, смыл неприятные запахи тяжелого дня.
Спустившись в столовую, обратил внимание, что Мишель успел прибраться и комната выглядела как обычно, а сам кухарка, насвистывая какую-то мелодию, накрывал на стол. Широкая белая юбка с разрезами едва ли не до пояса и легкая кофта, фасон которой создавал иллюзию наличия груди просигналили, что хоть у кого-то сегодня хорошее настроение.
-Мишель. Убери у меня в спальне и поменяй белье на постели. И... сними во всех комнатах распятия. Замени на лики Святых. Завтрак подай в кабинет.
Белобрысая бровь чуть дернулась вверх, но тут же приняла обычное положение. Трансвестит бодро кивнул
-Хорошо, Лойсо. Час назад Леон приходил. Принес бумаги на подпись. Я сказал, чтобы в кабинете, на столе оставил.
-Спасибо. Да, на счет завтрака я передумал. Принеси просто кофе и грамм сто коньяка.
Обычно так рано Наварро не пил спиртное, но сегодня хотелось.
Как Мишель и сказал, папка с документами лежала на столе. Сводки происшествий в округе за ночь. Ничего не обычного. Пара драк, несколько заявлений о кражах, какой-то семейный скандал.  Мелочи. Бытовуха.  Инквизиторы разберутся. Нашли еще  одного сбежавшего из Бонпола во время взрыва психа. Вернее говоря- сам пришел. В больнице хоть кормят. А вот ... Арестован  и доставлен в карцер содомит. Пойман на месте преступления, когда сношался с любовником в переулке за клубом.
-Мдя.. попался парень.
Задумавшись, Верховный закурил, рассматривая материалы дела. Молодой паренек. Не мальчишка, конечно, но такому жить бы, да жить. Но что тут сделаешь, если с поличным взяли?
Закрыв папку, священник подошел к окну.  На террасе суетился Мишель , вытирая пыль, расставляя плетеную мебель по местам и отмахиваясь от Эмира, который, привлеченный белом цветом юбки, все пытался засунуть усатую морду в разрез и понюхать- самка, или нет. Питер, как обычно, возился у клумбы, создавая какую-то новую композицию, разницу между которыми замечал лишь он сам. Несколько минут понаблюдав за своим "семейством" , Лойсо вновь вернулся к столу. Посмурнел, глянув на папку. По- хорошему, надо , завершить формальности с оформлением дела,  подписать документы об отправке в Сферу и забыть.
Еще раз глянув на папку, Наварро вздохнул и взял в трубку.
-Леон. Скажи, чтобы арестованного доставили ко мне. Я сам допрошу его.

Пришедшего в себя, закованного в  наручники,  содомита двое инквизиторов привезли примерно через час. Торопились выполнить приказ начальника. Даже маску снять не успели, содрав ее уже в полутемном коридоре и швырнув  тут же на пол.  Бросив парня в подвал, оборудованный под пыточную, служители Господа удалились, предоставив решать судьбу заключенного Верховному инквизитору. Когда молодого человека вели к дому, Лойсо, оставаясь вне поля зрения,  понаблюдал за ним из окна и пошел одеваться.

Отредактировано Лойсо Наварро (20-09-2009 03:32:54)

64

Ах ты ж идиот… а что тут было еще сказать, очнувшись в карцере инквизиции после разряда электрокнута. Руки скованы, голова побаливает, удар то по ней, дурной, пришелся. Ну и фиг, все равно глупее уже не станет. И дернул его черт встречаться именно в третьем. Хотел экстрима и базнаказаного разврата, позвал бы в четвертый. Так нет, подумал, что мужчина благородных кровей так низко не опустится, или поостережется встречаться в проклятом районе, да еще и с бродягой оттуда. И сам дурак, и Джонатана втянул. Одно хорошо, ушел он. Двойник видел, что его совета послушались. В общем то это последнее, что он видел. Дурак – еще раз обругал сам себя. Не отвлекаться нужно было, тогда бы и от кнута ушел, хоть здоровяком вопящим бы прикрылся, а там бы и его кнут позаимствовал, а нет, обернулся на долю секунды –проверить. Вот и получил от шустрых дружков.
От вздоха ребра заломило, от блин, в неясном свете тусклой лампочки за железной решеткой на груди начал расползаться приличных размеров синяк. Пошевелился, кривясь от боли, но кажется ребра не сломаны. Видимо приложились уже после. Ну что ж, остается только, ха-ха, молиться, чтобы эти была самая большая его проблема. Побыть одному и побичевать себя в достаточной мере, чтобы смерть уже казалась избавлением от дум тяжких, Двойнику не удалось. За ним пришли. Подхватили под белы ручки и потащили, как выяснилось из обрывков слов, к господину верховному третьего. По тем же обрывкам фраз видимо он сам хотел произвести допрос с пристрастием. В голосе одного сопровождающего звучало злорадство, в мимолетном взгляде другого мелькнуло сочувствие. Нуу… инквизитор же тоже человек, раз сразу на эшафот не повели – шанс есть. В своем округе верховный царь и бог, уж это Птица знал. Так же как и то, что господин Наварро производил впечатление нормального человека. Конечно мало кто знает, что прячется за их масками и вежливыми поклонами на публике… Но тут уж одно из двух, или сегодня с ним позабавиться кнут и раскаленные щипцы, или они смогут договориться. В конце концов у Двойника было что предложить, даже те же деньги за свою свободу, не враг же он государства, не убивал, митинги против власти не устраивал, кому нужен простой рядовой содомит? Вешали бы каждого-  сучка бы бесхозного в садах Амона не осталось. Это Двойник тоже знал.

65

Голос прозвучал где-то за спиной, гладким меховым шариком скатившись по нервам от загривка до поясницы. Конечно, ощущение было иллюзорным, но от того оттенки укора не казались менее болезненными. Было похоже, будто вернувшийся с прогулки отец обнаружил нелицеприятный погром в  комнате.  Ни страха, ни раздражения, только стремление к родительскому наставлению и все тот же укор, как идеальная маскировка прочих чувств.
- На твоем месте, я бы не подкупал должностное лицо еще до того, как предъявлены обвинения и назначена цена за твою неразумную голову.  – Единственное, что выдавало волнение Ашрама, так это  тембр голоса.  Звук казалось, крался по полу и стенам, низкий, с недовольными рычащими нотками, но оставался все еще дружелюбным.
- Предложишь чуть меньше – оскорбится, а извернешься на  «чуть больше»… хотя, такого случая в моей практике еще не встречалось, так что не бери в голову.  - Несмотря на некоторую критичность ситуации, Ашрам все еще был способен сохранять относительное чувство юмора.  Впрочем, что ему еще оставалось? Все так же, с изысканностью завсегдатая вечерних моционов, мужчина прошел мимо плененного Хозяина и без какого-либо интереса в глазах принялся рассматривать орудия пыток. Ни дать ни взять, прогуливался по музею в сопровождении трескучей группы «ценителей» авангардного искусства.
Успокаивать своего подопечного двойник не торопился, вполне вероятно, желая наказать за совершенно неразумный поступок, однако и читать лекцию о вреде случайных связей не спешил. То ли помнил,  как сам был по молодости грешен, то ли считал, что делу это сейчас не поможет.
- Иногда, признание вины облегчает участь. В особенности, если назвать того, кто повинен… - Выдержав театральную паузу, и давая возможность осознать, на сколько такое решение выгодно, мужчина остановился возле особо развеселых вариантов плети, занимавших в своем многообразии чуть ли не половину стены.
В глазах двойника промелькнуло какое-то отвращение, или даже брезгливость, но этим Сайрус и ограничился. Последнее время даже в собственном «теле» он оставался только безмолвной тенью и именем. Ашрам же несколько плотоядно улыбнулся.
За свою не слишком короткую жизнь, художник явно познал много видов современного искусства, и боль была одним из его любимых материалов. Причиняемая другим и себе, она при жизни открывала неограниченные возможности, теперь же она осталась отблеском былого шика, поскольку в новой форме существования для него все было лишь игрой фантазии.
Остановив поток нескончаемых воспоминаний, двойник, как хозяин всего и вся, сел на подлокотник кресла, и принялся в невозмутимым видом рассматривать своего Хозяина со стороны. Вид у певца был потрепанный, как у кота после ожесточенной драки, но явно гордый и непобежденный. Удовлетворившись увиденным, мужчина принялся набивать трубку табаком, попутно повествуя:
- К сожалению мне еще не приходилось сталкиваться с Господином Инквизитором лично, имею в виду посредством других, менее активных хозяев, но я достаточно был о нем наслышан, чтобы сделать собственные выводы. – На мгновение прервавшись на выуживание из кармана халата «старомодного огнива», Ашрам вновь поднял глаза на своего мальчика:
- Если тебе интересно, могу поделиться соображениями, но лишь после того, как лицезрю красавца собственными глазами. – Спрятав в уголках губ мало что выражающую, дежурную улыбку, призрак принялся с ленцой раскуривать трубку, и пускать в низкий потолок крайне неприличные «в обществе» дымные кольца.

66

Черные штаны, рубашка, застегнутая под самое горло, черный сюртук, с  таким же черным, только атласным подворотником на стоячем воротнике, высокие сапоги под колена  на ненавистных каблуках. Рифленая подошва, толстый, устойчивый каблук, подбитый снизу массивными подковками, издающими неприятный металлический звук при ходьбе. Глянув в зеркало и поправив  воротник, инквизитор сел в кресло, неторопливо закрепляя ассиметричную полумаску на лице. Тонкой выделки кожа маски,  подбитая изнутри шелком,  неприятно задела заскорузлую рану на виске, и легла, как влитая, почти полностью закрывая длинный белый шрам с правой стороны. Чтобы скрыть его, Наварро и носил полумаску неправильной формы, слева лишь слегка наползавшую на щеку, и спускающуюся справа почти до скулы. Скрестив пальцы в замок, мужчина похрустел ими, разминая суставы, натянул перчатки, расправляя натуральную  кожу между пальцев.
Взяв папку с делом содомита и ритуальную плеть, Верховный инквизитор Бестиария пошел в подвал, где была оборудована пыточная. Очень редко  ее бетонные стены слышали  вопли заключенных, но, во-первых, должность обязывала, во-вторых, были и те, кто нашел в этих стенах конец, в мучениях отправившись на тот свет. И Наварро свято  верил, что прямиком в Ад. Последней была некая Беатрис  Дидье. Излишне рьяный каратель элитарного подразделения госпожи Правительницы. Причина ее исчезновения так и осталась невыясненной, труп не найден, а крысы канализации успели позабыть сытное пиршество, неожиданно свалившиеся им на голову. Разве что Эмир помнил аппетитную белую самку, истошно оравшую и извивавшуюся под ним, прежде чем затихнуть с перегрызенной глоткой. 
В сухом, прохладном помещении было голо, тускло, не уютно. Хотя.. неуютно, это мягко сказано. Голые серые стены, чье унылое однообразие нарушала лишь богатая  коллекция плетей, хлыстов, кнутов. Каждому орудию пытки было отведено специальное место, зонально  подсвеченное небольшой лампочкой в стене. На общем фоне давящего полумрака подвала, световые пятна четко вырисовывали спящую мощь, хищную опасность, беспощадность экземпляров коллекции, которые  казались живыми, притаившимися чудовищами, ожидающими своего часа.
Вдоль противоположной стены стояли средневековые орудия пытки. И многие из них были действительно средневековыми, а не умелой имитацией. Даже бурая ржавчина на металлических деталях могла оказаться не коррозией металла, но застывшей, въевшейся кровью давно истлевших в земле еретиков.  В середине комнаты, подобно языческому алтарю, поднималось возвышение с ложбинками-каналами для слива крови по краям четырехугольного камня. Похоже было бы на стол, если бы не  стальные крепления по углам, для фиксирования рук и ног арестантов. И рядом, «сервировочным столиком» двух полочное сооружение на колесиках, где были в идеальном порядке разложены клещи, воронки, иглы и прочие подсобные инструменты заплечных дел мастера. По другую сторону «алтаря» стоял  деревянный, жесткий табурет.
В углу, драконьей пастью, чернела погасшая жаровня.
Лишь один предмет диссонансом привлекал взгляд в этой страшной, пропитанной затаившейся болью, ужасом, комнате - удобное, обтянутое бордовой кожей кресло.
Тяжелая, обитая металлом и звукоизоляцией дверь в подвальное помещение, открылась, и мужчина, не глядя по сторонам, прошел к креслу. Сел. Положил картонные  корочки папки на «алтарь» и лишь после этого обратил взор на заключенного, оценивающе окидывая его взглядом.
-Спаси и вразуми тебя Господь, сын мой. Садись.
Не представляясь, мужчина кивнул в сторону табурета. Не узнать Верховного инквизитора Бестиария было невозможно.
-Ты знаешь, в чем ты обвиняешься? Мужеложество. Нарушение общественной морали. Ношение маски, не принадлежа ни к одному из сословий, которым это разрешено.
Первое обвинение было тягчайшим. Второе усугубляло первое, меняя меру пресечения с пыток, отправки в Сферу на смертную казнь. Последнее на фоне двух первых было мелочью.
-Что ты можешь сказать в свое оправдание?

67

У всех у вас есть или был когда то отец. У многих старшие братья. Дяди…
Вот что бы вы чувствовали, если бы бдительное око вашего родственника могло появляться за вашим плечом в любое время и в любой момент?. Особенно если это око не сильно страдало деликатностью? А еще умело одаривать таким взглядом, что вот иногда лучше бы кнут по спине прошелся, чем раскат этого тихого грома. И честное слово, не знай Двойник, что Ашрам был человеком при жизни, счел бы его за дух животного. Даже сейчас, развалившись на ручке кресла, выглядел как ленивое кошачье, вот только чувствовалось как разряды приподнимают шерсть у него за загривке. Парень чувствовал настроение своего двойника куда лучше, чем любого человека, как бы хорошо он его не знал. Можно даже сказать, что часть его передавалась и самому владельцу. Слово то какое, владелец. Стоит сейчас в наручниках посреди пыточной и выслушивает порицания и нравоучения от.. от кого? От духа, посланного уж не ясно за какие молитвы и грехи. Но в его присутствии Птица всегда ощущал себя героем какого-нибудь исторического романа. Саблю в зубы и на абордаж, спасать очередную красотку благородных кровей.
Ах кто бы его сейчас спас! Но не смотря на явно неодобрительные слова Ашрама его присутствие было поддержкой, в которой парень нуждался не смотря на то, что сам это сейчас не очень то понимал. Темница, да, но он не раз бывал в таких. Разнообразные орудия и приспособления, видел, пробовал, и не только пользоваться. Он знал, какую боль может причинить вот этот кнут с шестью хвостами и стальными крюками, знал, для чего та здоровая полая игла на столике у алтаря. Наручники – единственное неправильное во всей этой картине. Куча переделок – перестрелок, бешеный четвертый кидал его в разные ситуации и давал различных противников. Где-то внутри тонкой иглой сердце пронзала тревога, острая, смертельная, черт бы ее побрал, но страха не было. Такого, чтобы паниковать. Двойник заставил себя не думать о самом логичном исходе этой ночи. Одно он знал точно –ни одна известная ему пытка не заставит его выдать соучастника, к боли он был приучен. О чем мысленно и сообщил Ашраму, отметая вариант таким способом выкупить свою свободу. И хорошо, что мысленно, потому что были они наедине совсем недолго. В пыточную вошел мужчина. Господин инквизитор, уж его то Птица знал в… маску. Мужчина даже в этом лоскутке кожи на лице был достаточно примечательным, особенно среди остальных Верховных.
Двойник без особого стеснения рассматривал слугу бога и закона, терять ему действительно было особо нечего, вот только немного непривычно было находиться без маски перед почти незнакомым человекам. Куда непривычнее, чем если бы он голым перед ним стоял. Потому мотнул головой, опуская спутанные длинные пряди вперед, пряча лицо, глаза, в которых не было пристойного страха, как бы он не хотел. В них был живой интерес, и, если заглянуть глубже, немного азарта.
«Расскажи» мысленно своему двойнику «Мне интересно будет знать твое мнение». Ашрам исчез с ручки кресла, когда в него опустился инквизитор, но явно был еще тут. Вряд ли эта блудная душа пропустит такой важный момент их бытия. Парень сел на предложенный стул, устроился удобнее, насколько позволяли скованные за спиной руки. Хорошие наручники, не оставляющие открытыми даже пальцев, чтобы он не мог вооружиться одной из этих острых штук с подноса.
-Доброго вечера, - отозвался, -Утра, - поправил себя, стараясь не улыбнуться, но если внимательно следить за его лицом в тени волос, то было заметно, что это стоило ему усилий. А еще было нападение на инквизитора и сопротивление при аресте… но видимо это уже мало что решало. С другой стороны не с каждым же заключенным по такому пустому, да да, пустому, по сути поводу беседует сам Верховный округа. Это было странно. И любопытно.
-Кажется, я сдурел от любви, - сказал, без вызова или издевки, признавая факт. Помолчал.. – На ношение маски у меня нет оправдания, -еще помолчал, - Можно мне ее обратно? -вопрос вырвался совершенно неожиданно и настолько искренне, что могло зародиться подозрение, не в Бонпол ли нужно этому странному существу, примостившемуся на табуретке, словно птица на жердочке.

Отредактировано Двойник (18-09-2009 21:14:55)

68

Разрезы маски на месте глаз внимательно, с  интересом наблюдали за арестантом, ловя и отмечая мелкие детали поведения, нюансы мимики, невербальные посылы, которые говорили больше, чем могли сказать слова, выражение лица. Люди, существа по природе своей, лживые. Ложь началась с того момента, как Ева взяла яблоко из рук Змия и надкусила его. Даже там, в Райском Саду родоначальники рода человеческого, съев яблоко, не пошли к Господу сразу же каяться. Спрятались, хотели обмануть. Правда, сознались быстро, стоило Создателю задать вопрос в лоб. Ну да ничего,  со дня грехопадения враг рода человеческого научил дщерей и сынов Божьих искусству вранья. Научились и слова говорить, и за выражением лица следить. Правда забывали порой, что тело тоже говорить умеет. Просто надо уметь его слушать и слышать. И вот сейчас тело молодого человека открыто говорило, что его владелец с трудом себе представляет, куда он попал, и чем ему это грозит.  С каждым взглядом, с каждым жестом, вот с этой, спрятанной улыбкой Верховный хмурился все сильнее.
-Глупый мальчишка. Глупый, влюбленный мальчишка в розовых очках во всю физиономию.
Наварро и сам был не робкого десятка, но четко осознавал, что сиди он сейчас не в удобном, вальяжном  кресле,  а вот на этом жестком табурете, у него во всех местах волосы бы дыбом стояли. Другой вопрос, насколько бы он сумел это скрыть.
Задумавшись, инквизитор поднялся. Заложив руки за спину, не смотря на парня, медленно прошелся по камере и остановился у стены, на которой  спящими монстрами притаились плети. Шаги, гулко отдававшие металлическим  эхом под потолком, затихли, и в комнате на несколько минут повисла тишина.
-Ну вот  и что делать с этим влюбленным идиотом? И себя погубит, и меня под монастырь подведет, если мозги на место не встанут.
Говорить сейчас о греховности связи с мужчиной, о заповедях Господних, занятие более чем бесполезное. Вот попробуй убедить влюбленного, что предмет его обожания, его чувства - великий грех по Писанию. Да и ... Тут Наварро тяжко вздохнул. В мире, где женщины стали мужеподобны, забыли о том, чем и для чего наделил их Создатель, не удивительно, что взоры мужчин обращаются на себе подобных. Но что это меняло сейчас для арестанта? Ничего. Закон,  есть закон. И по нему парню всерьез угрожала смертная казнь. Попади он к Сиене, Дефо, Беллу... Какой вердикт вынесли бы эти ревнители  власти  Праматери, Лойсо не знал. По-разному бывает. Но вот то, что не одна сотня мужчин ежегодно  заканчивала  жизнь на эшафоте по обвинению в мужеложестве, это факт.
Гнетущая пауза затянулась, и священник, очнувшись от размышлений, подошел к иконе с изображением Божьей Матери на стене. Надавив на скрытый рычажок, открыл встроенный сейф и  что-то достал оттуда.
Вернувшись в кресло, неторопливо, как пасьянс разложил парами фотографии на каменной поверхности пыточного «стола», так, чтобы молодой человек мог их хорошо видеть. Глянцевые квадратики заняли три четверти горизонтальной поверхности.
Ткнув пальцем в верхнюю левую, с которой на содомита смотрел цветущий, улыбающийся, холеный  мужчина, заговорил
-Анри Барталамео  Картенье. Тридцать два года. Владелец сети ресторанов в Элитных торговых галереях. Был арестован  карателями по доносу дворецкого за гомосексуальную связь с начинающим поэтом из Бестиария. Был бит в Сфере плетьми и кастрирован. Сошел с ума во время публичной казни любовника. Мальчик оказался   живучим и кричал и корчился на раскаленном пруте до тех пор, пока тот, прорвав анус и кишечник,  не прожег  легкие. Через полтора года Анри Барталамео Картенье умер в Бонполе, в отсеке для умалишенных . Бизнес и все имущество конфисковано в пользу казны. Родители живы. Влачат жалкое существование в четвертом округе. Младший брат,  после смерти старшего, был отчислен из колледжа и, не выдержав позора и разорения семьи,   покончил с собой. Вот фотография господина Картенье. за месяц до смерти.
С небольшого прямоугольника  глянцевой бумаги на певца смотрел изможденный, седой старик с безумными глазами и подтеком слюны, текущей  с губы по подбородку.
- А вот  брат Андриан и брат Паоло. Молодые инквизиторы, едва закончившие семинарию. 
На Птицу с фотографий смотрели два молодых человека в черных одеяниях двадцати  двух, двадцати четырех лет. Один, не смотря на смиренную позу священнослужителя, как молодой чертенок, весело поблескивал карими глазами в опушке густых, длинных ресниц. Лицо второго было бледно и наполнено какой-то романтичной нежностью.   
-Были пойманы на месте преступления, за занятием противоестественным сексом друг с другом. Казнены публично, на глазах друг друга. Вот у этого, с карими глазами, выжгли  член и яйца. Второго посадили на раскаленный кол. Господь смилостивился над ними, и оба, к огорчению глазеющей на казнь толпы,  скончались быстро.
Кинув фотографии двух молодых инквизиторов поближе к  пленнику, Наварро замолчал, нащупал пачку сигарет в кармане, достал одну, и , чиркнув зажигалкой, закурил. Сел глубже в кресло, куря и задумчиво смотря на лежащие на «алтаре», выглядевшие такими живыми изображения людей разных сословий и возрастов. Потом подался вперед и взял еще одну фотографию, вглядываясь в изображение в полный рост мужчины неопределенного возраста в костюме Александра Македонского.
-Атторелло. Актер. Атторелло, это  псевдоним. Настоящую  фамилию не помню. Был арестован по доносу после спектакля. В Сфере, не выдержав пыток, назвал имена любовников. Был публично бит плетьми. Был помилован.  Умер через три часа после помилования от разрыва внутренних органов. Четыре любовника  схвачены и казнены.
Фотография снова легла на стол, заполнив серое пятно камня среди цветных  изображений. 
Прорези глаз маски вновь устремились на пленника. Затянувшись сигаретой , инквизитор резко выдохнул дым через нос.
-Мне продолжить, или достаточно?

Отредактировано Лойсо Наварро (19-09-2009 23:47:25)

69

Птица неуютно поерзал на стуле, наблюдая за Инквизитором, прикусив нижнюю губу, чтобы не ляпнуть еще что-нибудь откровенно глупое. Казалось бы трепка и какое то время в отключке должны били отрезвить его, а вот… Неотрывная слежка черных блестящих глаз, все тело невольно напряглось, прищуренные глаза следили около какой полки илли какого оружия остановится мужчина. Говорят неизвестность пугает больше. Не всегда, иногда знание оказывается не менее ужасным. Но… Наварро прошел мимо всего и, к немалому удивлению Птицы, достал из небольшого сейфа фотографии. Различных мужчин. Парень так же молча наблюдал, как он раскладывает их на «алтаре». Как символично. С цветных карточек крупным планом на него смотрели лица. Много глаз мертвых людей. Наварро изборочно рассказал о судьбах некоторых из них, Двойник не перебивал, взгляд его блуждал то по изображениям, то по лицу инквизитора, наблюдая за его эмоциями.
Зачем он хранит все эти снимки? Помнит по именам? Каждого ли? Помнит имя и крики каждого? Парень уже не смотрел на фотографии, смотрел только на Инквизитора. Он сам не помнил каждого, что убил. Каждого, что казнил. Улыбка пропала из взгляда, он, кажется, даже забыл прятаться.
  Что хотел услышать от него инквизитор? Что он биться ждущей его участи? Не столько боится, сколько искренне, отчаянно ее не желает. Но оно и понятно. Хочет услышать, что он больше не будет? Но какой смысл, если завтра он умрет от раскаленного метала. Будет ли он долго кричать или разочарует публику? Его последний концерт… Птица был уверен, что последняя «песня» будет очень искренней. Он весь подался вперед, словно хотел получше рассмотреть снимки, но на само деле не отрывал взгляда от темнеющих прорезей маски.
Ждал от него раскаяния? Он жалеет, искренне, что попался и был таким неосмотрительным.
Убедил его ни за что не сдавать любовника? Ни за что. От одной только мысли, что с Джонатаном могут сделать что то подобное, бросало в жар, а ладони покрывались холодным потом. Как хорошо, что он дал ему уйти. Как хорошо, что мужчина его послушал и избавил Птицу от невыносимой мучительной пытки видеть и свою смерть рядом.
Но инквизитор ждал от него каких то слов. Птица облизнул пересохшее губы.
- Думаю достаточно, -сказал негромко, мотнув головой, -Я и раньше знал, что это идиотский жестокий закон. Обещаю больше не попадаться, это было весьма глупо с моей стороны, - признал и легко, немного нервно, пожал плечами. Все, кого называл Наварро, были так или иначе связаны с его районом, значит инквизитор не был лоялен к содомитам. Птица вздохнул, и месте с затхлым воздухом пыточной и болью в ребрах в сознание попытались пробраться холодные костлявые лапы отчаяния и теперь уже потребовалось усилие, чтобы подавить его. Прогнать. Надолго ли? Но сейчас голос был все еще спокойным, серьезным. Сделавшим парня на пару лет старше, чем он казался на первый взгляд
-Зачем вы мне это рассказываете? Эти публичные казни видят дети Амона.

70

"Я и раньше знал, что это идиотский жестокий закон. Обещаю больше не попадаться, это было весьма глупо с моей стороны"
Вот оно. Вот это второе  и хотел услышать от парня инквизитор- понимания, насколько смертельно опасно то, что он делал там, в тупике за клубом. Опасно для него самого, для его возлюбленного. И эта опасность не "где-то там". Она рядом. Она за спиной. Стоит только сделать неверный шаг и ты в руках палачей. Увы, такова правда жизни в Аммоне. И это не абстрактные рассуждения о спасении души, о греховности подобной связи. Да, для Наварро это действительно был грех. Так сказано в Священном Писании. И уж кому, как не священнослужителю знать это. И то.. и то не может устоять, не может усмирить зов плоти. Одна сегодняшняя ночь чего стоила, когда мастурбировал, смотря на распятие, на Спасителя, чей облик в точности  повторяло лицо Иблиса. А о ночи, проведенной с двойником в одной постели вообще лучше не вспоминать. Да и не первым грехом  была у него необузданная, сметающая все запреты сексуальная тяга к Иблису. Были и другие. Были в жизни и два таких дня, двое суток, о которых до сих пор забыть не может. Загнал глубоко, очень глубоко в недра памяти, чтобы не вспоминать, чтобы не болело. И перестало болеть.  Лишь раз в год, вот уже на протяжении  шестнадцати лет позволяет себе спуститься в потайной отсек подвала и предаться воспоминаниям.
Но разговаривая с певцом, не о грехе и не о душе он говорил. О куда более приземленных вещах. О страшных вещах. О нечеловеческих муках, на которые закон обрекает осужденных, о жизни, которую дал людям Господь, и которую так легко отбирают другие люди. Не все, но многие из убиенных, чьи фотографии сейчас лежали на этом столе, были из его округа. Фотографии тех, кого он не смог спасти. Верховный инквизитор, увы, не Господь Бог. И при всей кажущейся безграничности власти он связан теми же Предписаниями, связан теми, в чьих руках большая власть, чем у него. Надо было бы быть совсем идиотом, чтобы в открытую лезть напролом против мясорубки государственных устоев. Его самого эта машина перемолола бы, как вторичное сырье, даже не заметив. Доносы на этих людей шли, минуя его. Туда, выше, куда его власть не распространялась, где он был бессилен повлиять на ситуацию, не выдав себя. Влез бы, и вместо одного трупа, было бы два. Второй - самого Наварро.
"Я и раньше знал, что это идиотский жестокий закон"
-Безумец!!! Ты понимаешь, ЧТО ты сейчас говоришь? И КОМУ ты это говоришь?
Инквизитор рывком поднялся, быстро прошелся по комнате. От стены, к стене, и снова назад. Словно бы сейчас на него давили эти серые, мрачные стены. Словно зверь, меряющий шагами тесную клетку запретов, предписаний, законов. Десять звенящих металлом шагов туда. Десять обратно. И бетонная коробка без окон, без луча живого света. Выплеснув энергию в отдающиеся гулом в ушах шаги, мужчина снова сел в кресло. Глянул на побирающийся к коже красной перчатки огонек дотлевшей до фильтра сигареты. Раздавил бычок в пепельнице. И уже ровным, спокойным голосом продолжил.
-После того, что ты сейчас сказал, тебе свободно можно инкримировать еретические взгляды, инакомыслие. Ты живешь в полицейском государстве, где за инакомыслие платят свободой и жизнью. Не слишком ли высока цена за неосторожно брошенное слово? Как ты дожил до своих лет, имея такой длинный язык? Действительно, все влюбленные отчасти безумны.
Инквизитор сокрушенно покачал головой и тяжко вздохнул.
-Кто был второй?
Спросил как-то устало, глухо, не особо надеясь на ответ. Даже уверен был, что парень не скажет, замкнется, выставит стену. Может, под пытками бы и сознался. А может, и нет. Но проверять это Наварро не собирался.

Отредактировано Лойсо Наварро (20-09-2009 02:24:37)

71

Пожалуй Птица ожидал многого…ну по крайне мере пара вариантов была. Но такая острая реакция оказалась для него сюрпризом. Несколько секунд спокойствия, и Наварро словно бы взорвался. Вот только не смотря на то, что слова его были адресованы Двойнику, гнев его явно был не его заслугой, иначе бы он обратил его на пленника. Это не сложно - ударить в запале приговоренного еретика, этого Парень и ждал, невольно отпрянув. Но потом снова придвинулся ближе. Вспыхнувшие заново блеском глаза мерили гневную фигуру Инквизитора, меряющего шагами темницу. Словно он тоже был тут всего лишь пленником, и держали его тут отнюдь не наручники. На мгновение Птица даже залюбовался этой яростью, не нашедшей выхода.
А потом словно и не было ничего. Но почему-то этот момент казался небольшим откровением.
За инакомыслие платят свободой и жизнью? А какова твоя плата? Благоразумия хватило не задать этот вопрос вслух, гнев инквизитора вполне мог в конце концов счесть его достойной целью, не стоило испытывать судьбу. Но…
- Какова цена за слово? Разве не говорить вы меня сюда привели? И если вы ждете признания, разве не пытки меня ждут? И ни одно мое слово уже не облегчит моей участи. Если же у вас другая цель, то вранье и лукавство только разозлят. Не умей вы чуять их, разве бы дожил до своих лет? – проговорил Птица, почти шепотом, на секунды опустив глаза, но когда Наварро задал вопрос, снова поднял. Горькая улыбка скользнула по губам, парень кивнул на фотографии. На все эти судьбы.
-Вы бы отдали того, кого любите, в руки правосудия? – Двойник постарался, чтобы последнее слово не звучало с презрением.

Отредактировано Двойник (20-09-2009 03:17:24)

72

Признания.. А в чем признания? Вину даже не надо доказывать. Взяли на месте преступления. Куда уж больше? Хорошо бы, конечно, чтобы парень назвал сообщника. Хоть посмотреть на него, что тот из себя представляет и насколько умеет держать язык за зубами. Но из этого, похоже, калеными клещами не вытянешь имя любовника. Да и ... после клещей парень будет не жилец.
"Вы бы отдали того, кого любите, в руки правосудия? "
Верховный инквизитор вздрогнул от заданного вопроса и поспешно отвел глаза. Поднялся, чтобы не встречаться взглядом с молодым человеком.
-Знал бы ты, певец, что я сделал...Наказывает нас Отец наш Небесный за любовь нашу греховную, запретную. Страшно, при жизни наказывает за ослушание Слова Его, лишая разума, оставляя, раздираемых  противоречивыми страстями, горящих порочной похотью. Я священник. Я обязан любить. Но я и не имею право любить любовью земной, человеческой. Не имею право желать, но и .. не могу не желать. Кто знает, может тебе повезет больше. Может Господь будет к тебе и твоему возлюбленному милостивей, чем был когда-то и есть ко мне.
Повернувшись спиной к пленнику, инквизитор остановился у иконы Святого Валентина, висящей напротив иконы Божьей матери. Каноническое изображение едва ли не самого противоречивого Святого католической церкви,  вокруг которого сложено множество легенд, преданий. Который не признан православной религией и  праздник его считается языческим, дьявольским. Святым ли был этот мученик? Пособником ли дьвола, венчавшим пары, идущие вопреки закону времени своего? Однозначного ответа на эти вопросы у Наварро не было. Казалось бы, проста Библия, Святое Писание, Житие Святых, а столько непонятного там разуму человеческому. Веками трактуемого то так, то сяк в угоду политическому строю, сиюминутных, суетных желаний тварей Божьих.
Вопрос арестанта так и остался без ответа.
Вместо этого Наварро обернулся, подошел к сидящему на табурете парню, разомкнул наручники и негромким, спокойным голосом приказал
-Раздевайся. До гола.

Отредактировано Лойсо Наварро (20-09-2009 18:09:17)

73

Инквизитор ничего не ответил на слова Двойника, но тот, кажется, и без того получил свой ответ. Не заметить невозможно, особенно когда так пристально следишь за собеседником. А волей неволей приходится быть очень внимательным, когда от человека напротив зависит твоя жизнь. Вот и Птица ловил мимолетные жесты, взгляды, а мужчина все еще не смотрел больше на плети – хороший знак. Вместо этого он все еще обращался к иконам…А вот тут кто его знает. Долг инквизиторов – чтить и насаждать веру, а вот уж насколько они ей сами следовали – вопрос спорный. А Наварро между тем тянул, не желая говорить о своих намерениях. Своего рода тоже пытка, выматывающий гудящие от электричества нервы. Подошел близко, так, что парень мог уловить его запах, который еще не успел отсыреть в этой запертой от любого естественного света комнате. Запах мыла, кожи маски, ткани сюртука. Стук подбитых каблуков по камню. Щелчок наручников…
Помнил Птица один рассказ о самой страшной пытке –  надежды на свободу. А мозг тем временем искал выход, глаза быстро обшарили окружающее пространство в поисках оружия. Невольно, на рефлексе. Умом то Двойник понимал, что единственный его способ выбраться из тщательно охраняемого особняка живым стоял сейчас перед ним и никто другой его отсюда уже не выведет – прибьют на месте, но....
И не смотря на явно разные весовые категории можно было бы попытаться, пальцы сжались в кулаки, потом расслабленно мотнул ими, разминая. Напряжение совершенно иного рода пронизывало все тело теперь – не ожидание приговора, а ожидание действия. Сдержать себя, не дать волю инстинкту уничтожить возможную опасность так соблазнительно близко.
И все эти мысли и решения в пару секунд до того, как Птица услышал слова Инквизитора. Не смог удержаться, поднял на него удивленные глаза под нахмурившимися бровями, даже волосы слегка убрал с лица «чтобы лучше видеть»
-Зачем? – вырвалось само собой. Если таки его будут пытать, то нафига было снимать наручники, а если нет.. Парень никак не мог придумать объяснения такому приказу, и потому вопрос его прозвучал искренне и немного агрессивно.

74

-Потому что так надо!
Едва не рявкнул Верховный, уже не смотря не парня, а нажимая на кнопку переговорного устройства, которым была оборудована пыточная, чтобы не бегать каждый раз наверх, в случае надобности.
-Мишель, ты мне нужен. У тебя есть юбка не очень длинная?
Мельком глянул на арестанта, словно мысленно прикидывая ее размер. В это время озадаченный мужской  голос в динамике дал утвердительный ответ.
-Хорошо. Захвати тогда юбку, какую-нибудь кофту или майку, размером поменьше. И… ты постирал панталоны? Хорошо. Неси их сюда. Если найдешь, прихвати какой-нибудь плащ поменьше. Позвони  Леону, скажи, чтобы срочно  приехал сюда. И захвати из верхнего ящика стола  в кабинете карты канализации, лист бумаги и карандаш.
Отдав необходимые распоряжения, мужчина прервал связь и снова глянул на арестанта, повторил приказ
-Хочешь жить, раздевайся до гола. И побыстрее.
Сколько он время проговорил  с  содомитом? По ощущениям, от силы час-полтора. Не долго.
Сгребая фотографии со стола,  Наварро собрал их в стопку, и, подойдя к скрытому сейфу, вновь убрал в хранилище.
В это время  металлическая дверь отварилась, и  в комнату вошел, одетый в белую юбку, двухметровый, белокурый и голубоглазый трансвестит. Молча положил на «алтарь» сверток принесенного барахла,  и лишь потом глянул на парня. Затем на Наварро.
-Лойсо.. кхгм.. Господин Верховный инквизитор…
Поправился в присутствии постороннего в обращении.
… господин секретарь сказал, что скоро подъедет.
Наварро, окинув взглядом кухарку, только сокрушенно хмыкнул.
-Нет, порой Мишель  точно думает рюшами от трусов. Явиться в юбке, назвать его на «ты», потом пытаться на ходу исправлять   что-то...
Мысленно махнув рукой, священник обреченно вздохнул и коротко кинул
-Ступай. Принеси что-нибудь поесть.  Собери в сумку воды и немного припасов.  Приедет Леон, проводи в кабинет.
Что уж там? По сравнению с тем, что священник задумал, наличие трансвестита в доме, это уже мелочи.
И снова пленнику
-Давай, одевай это барахло, пока я кусок карты перерисую.  Может, Бог даст, и не заблудишься в этих лабиринтах. Тут не далеко.
К сожалению, брюки , рубашки   ни Наварро, ни Мишеля, ни Питера  молодому человеку точно не подходила. Двоих  первых были безбожно велики, последнего – малы. А вот с юбкой, легкой кофтой, было проще. Резинку на юбке подтянул, и нормально. Панталоны же Иблиса  были, по прикидкам, в самый раз.   До дома как-нибудь доберется. А там уж сам.

75

На повторный приказ Двойник так не отреагировал, потирая ладони и смотря на Инквизитора. И глаза его чем дальше, тем больше становились, после услышанного приказа. Женская одежда? Для него? Для кого же еще то. Похоже удивляться парню сегодня предстоит много. Не, ну то, что дело тут не чисто, он заподозрил еще когда его привели в самому верховному и допрос на начался на этом милом столике посреди комнаты, но чтобы настолько…
Пребывая в некотором ступоре Птица улыбнулся уголками губ, пусть и немного нервно и стянул с себя длинный кожаный плащ, бросив на табуретку. Вот так вот, медленно начало приходить сознание того, что обошлось. Невероятно, невозможно, но…факт. И, вместе с тем, пришло кристально четкое понимание того, что он , кажется, избежал. И вот тут уже тряхануло – его обычная замедленная реакция на опасность, когда защитные барьеры сняты, когда начинаешь думать о том, что было бы. И что чудом не случилось. Пальцы немного подрагивали от ушедшего из них напряжения. Двойник замер, смотря куда то за спину инквизитора, секунду всего, потом мотнул головой и , сев на стул, чтобы расшнуровать высокие сапоги, снова улыбнулся, на этот раз свободно, а не словно уголки его рта дернули за ниточки слишком резко. Обувь осталась стоять тут же рядом, Двойник снова поднялся, стягивая с ладной  фигуры последнюю деталь одежды –кожаные штаны. Белья под ними не было, но, похоже, парня это особо не смутило, все равно большую часть его фигуры скрывали распущенные волосы. Вот разве что стоять на голом полу было немного зябко и Птица снова умостился на табурете, подобрав ноги на низкую перекладку. На груди во всей красе расцветал серо синий пока синяк от сапога правосудия, а вот на спине следа от плети почти не осталось – спала хорошая кожа плаща.
Ждать пришлось недолго до момента, когда появился Мишель.
Нет, удивляться он сегодня не перестанет, когда увидел это… чудо в юбке, хотя самый удивленный взгляд был адресован вовсе не блондину, а все же инквизитору. Вот так вот значит? После того, как Двойник понял, что Наваррно не собирается его казнить, все начало немного вставать на свои места, и не сказать, что парню такое положение вещей не нравилось. Видимо уйдет сегодня. И правда уйдет и даже не смущало то, что пробираться придется по лабиринтам канализаций. Какой то опыт есть, глядишь и не заблудит.
Не дожидаясь особого приглашения, Птица поднялся и забрал принесенную одежду, первой натянув юбку, которая почти касалась пола и все время норовила сползти с узких бедер, так что пришлось немного подвернуть, рубашку, довольно свободно болтающуюся на плоской груди, но, слава богу, без глубоких вырезов. А если подвязать концы на животе, так вообще в самый раз. Перекинув волосы через одно плече придирчиво посмотрел на панталоны, растянув их на вытянутых руках. Кружавчики, значит…
-А может не надо? – глянул на Наварро. Сейчас он и правда был похож на девушку, довольно невысокий,  хоть и крепкий, но тело не бугрилось мышцами, плюс руки с длинными, пусть и выкрашенными черным ногтями, несколько женственные черты лица теперь, без маски, особенно бросались в глаза.

Отредактировано Двойник (21-09-2009 02:17:13)

76

На безвозмездную помощь соотечественникам Ашрам всегда смотрел с большим скептицизмом. Не доверять словам его научила собственная смерть, а последующий богатый опыт человеческого общения Хозяйки Литы, так сказать, укрепил эту веру.
С самого начала Инквизитор вел себя крайне странно, конечно,  если рассматривать мерками самой Инквизиции. А вот с чисто человеческой стороны этот жест доброй воли делал его либо святым безумцем, готовым подставить свою шею вместо чужой, либо извращенным садистом, которому в удовольствие было наблюдать за ожившей жертвой.
Окажись Ашрам на месте палача, он бы тоже не без удовольствия развеял рутину подобным спектаклем, включив в него живого актера-пленника и прочие действующие лица, однако здесь и сейчас призрак был по другую сторону баррикад. И, несмотря на почти физическую жажду увидеть, чем бы могло закончиться представление, двойник вынужден был остановить полет фантазии:
- Подожди немного, мой встрепенувшийся птенчик. Я, безусловно, верю в карму, счастливый случай, и прочие детские сказки, но не лучше ли тебе поубавить пылу. – Переведя крайне задумчивый взгляд с хозяйствующего мужчины на Хозяина, призрак скривил губы в улыбку, описать которую можно было как крайний скептицизм.
- Согласись, каков резон Инквизитору навлекать на себя подозрения, ради … пусть и очаровательного, но все же чужого ему юноши-преступника? – Мягко, почти физически ощутимо коснувшись босыми ступнями пола, Агоста встал возле кресла и, зажав трубку зубами, двинулся к Инквизитору.
Медленно, как подплывающая акула, обходя хозяина Бестиария по постепенно сужающемуся  кругу, двойник продолжал несколько приглушенно повествовать:
- Даже если это не театральная пьеса ради собственного увеселения, в чем я сильно сомневаюсь, ты прекрасно понимаешь, что останешься ему должен.  – Остановившись за спиной Верховного, Ашрам протянул руки вперед, почти положив их живому на плечи. Совершенно ненужный, человеческий жест, был двойнику необходим, чтобы как-то ритуализировать собственное существования. Без этих маленьких шалостей нежизнь становилась слишком пресной для художника, так что приходилось имитировать и изобретать.
Закрыв глаза, тень прошлого улыбнулся. Он нашел тонкую ниточку, которой смог бы привязаться к загадочному палачу и потянул за нее, медленно, неотвратимо, будто вытягивая жилы из руки.
Какое-то неожиданно безумное веселье захватило двойника, словно он вдруг оказался на пару десятилетий моложе, где-то в совершенно ином, уютном светлом месте, без давящих стен и хищно извивающихся плетей. Все сильнее и сильнее натягивая нить, мужчина подошел вплотную к своему новому хозяину, почти касаясь грудью спины, вбирая в себя слой за слоем, как нежное суфле, последние воспоминания.  Новое существо было неизведанным, чужим, незнакомым. Каждая мысль и проговариваемое мысленно слово казались сахарными, ватными, тягучими, но от того не менее вкусными. Не торопясь, чтобы не переесть, призрак разворачивал этот новый клубок эмоций, мыслей, воспоминаний, но лишь самую, необходимую малость, чтобы оставить самое интересно «на потом».
Ощущений эйфории, преследующее господина Агоста с каждым новым хозяином, здесь казалось разрослось с размеров одуванчика до целого обжигающего кожу солнца.
Каким-то титаническим усилием заставив себя остановиться, Ашрам перевел дыхание, скользнул прохладным смешком по шее и спине нового Хозяина, и тут же растворился легкой дымкой, оставшись лишь голосом в голове Джо Блека.
- Он не лжет. Я проведу тебя на выход, одевайся и ничего не бойся. – То ли показалось, то ли в голосе старого знакомого Птицы послышались сытые, довольные нотки. Во всяком случае, о прежнем скептицизме и подозрительности, незримый спутник начисто позабыл, оказавшись теперь по ощущениям где-то внутри головы, расслабленным, пригревшимся на солнце котом.

77

Пока арестант раздумывал, Наварро, чтобы не терять время, придвинул кресло поближе к “алтарю», размотал туго скрученные в бумажную трубку карты канализации, и, перебирая потрепанные временем листы, начал искать нужный сектор. Отрезок D 348-16. Увы, сам инквизитор не бывал на этом участке давненько. Одному Богу известно, что там сейчас и как. Может, затопило где, может, обвалилось. Кто ж знает? С другой стороны - близко. Меньше шансов, что заплутает и посмертно станет кормом для крыс. И выход удобный - как раз за строительным забором подготовленного к сносу дома, который власти города все никак не снесут, ссылаясь на нехватку денег. Так что ни камер Сферы, ни слежки. А когда стемнеет, так вообще ни души не будет. Можно , конечно, было бы попытаться вывести содомита по - человечески, через ворота. Но.. опасно сейчас.  После взрыва в Бонполе ищейки Сферы и прихвостни Сиены могут ошиваться по всему городу. Объясняй потом, почему выпустил арестованного содомита. А так и концы в ..канализацию.
Перерисовывая карту, священник все же поднял глаза, пока молодой человек переодевался, и, увы, увы, грешному, не смог не отметить, что в раздетом виде красавчик весьма хорош собой. Стройная, длинноногая фигура, аппетитная задница и грива роскошных волос. И вместе с тем, не изнеженная, бледная  мокрица, каких мужчина на дух не выносил. Пришлось приложить усилия, чтобы не пялиться на молодое тело, и снова уткнуться в чертеж.
-Господи. Прости грехи мои тяжкие. 
Мысленно перекрестился, когда воображение, подстегиваемое нечистым,  нарисовало, что и как могло происходить там, в переулке за клубом.
-Интересно, кто же был второй? Такой же симпатяга? А вот приложили его под ребра от души. Повезло еще, что не сломали.
-Нууу.. если не боишься, что крысы под юбку залезут и яйца отгрызут, оставь трусы.
Оценивающе глянул, как сидит на  молодом человеке  женская одежда, и ответил на вопрос о панталонах.
Вдруг словно  сквозняк скатился неизвестно откуда взявшимся комом от затылка по позвоночнику и снова вверх, превращаясь из ледяного снежка в горящую плазму, гонящую пот из раскрывшихся пор. Горячая соленая капля набухла над раной на виске. Сорвалась. Покатилась под маской, спасаясь от ткани подкладки. Застыла. Повисла на скуле.
Наварро машинально обернулся и резко отшатнулся от словно из воздуха, возникшего призрака прошлого. Доля секунды мучительного видения, и взгляд священника сфокусировался на висящей на стене иконе Святого Валентина. Как и не было ничего. Показалось. Словно арестант своим недавним  вопросом, сам не ведая, что творит, приоткрыл тщательно замурованную  шестнадцать лет дверь.
Стерев каплю пота со скулы, мотнув головой, отгоняя ненужные воспоминания,  священник дорисовал карту.  Держа ее в руке, поднялся. Подошел к пленнику ближе, протягивая лист бумаги с наспех  накарябанными линиями подземных труб и стыков.
-Вот. Держи. Сейчас Мишель принесет завтрак. Поешь. И возьми на всякий случай воду и еду с собой. В канализации все бывает. Если заблудишься, будет шанс протянуть некоторое время. Может, бес какой-нибудь натолкнется на тебя. Выведет. После завтрака Мишель откроет тебе люк в канализацию. Прощай.
Подхватив лежащие на столе плеть и дело содомита, инквизитор целенаправленно двинулся на выход, но в дверях притормозил, обернулся.
- Дойдешь живым, свечку Святому Валентину поставь. И, если деньги лишние есть, пожертвуй школе в Отрубленной Голове. Сколько сможешь.
Мужчина замолчал, потом неожиданно улыбнулся, скользнув взглядом по рубашке, свисающей на плоской груди, копне волос и ниспадающей вдоль стройных ног, юбке.
-А девка из тебя получилась бы ничего так. Только сиськи нужны.
Ухмыльнувшись, и пропустив в дверях тащащего поднос с едой, Мишеля, Наварро покинул пыточную.
Время поджимало. Надо было подумать  о себе. Как прикрыть собственную задницу.
Вызванный ранее Леон уже сидел в кабинете, ожидая хозяина. Войдя в комнату, Наварро  отдал папку секретарю.
-Леон, нужен труп. Свежий.  Молодой парень лет двадцати пяти- тридцати. Среднего роста, среднего телосложения. Волосы длинные.  И оформляй  личное дело. Все по обычной схеме.
Сидящий  в кресле у стола секретарь хмыкнул и нахмурился.
-Господин Наварро!  Опять? Это риск. В этот четвертый округ…
- Я знаю
Резко оборвал секретаря инквизитор
- Ступай. Поторопись с трупом и подай заявку на кремацию.

Вошедший в  подвал Мишель, держа в руках поднос и захлопывая ногой дверь, бухнул тарелку с яичницей, тостами и ветчиной, кофейник, чашку и прочие непременные атрибуты сытного завтрака, на «алтарь»
-Тебя тут что ли кормить?
Трансвестит весело глянул на Джо и, задрав юбку, плюхнулся в кожаное кресло, по –американски кладя ногу на ногу и сверкая  обильными кружевами отчаянно голубых трусов.
Скептически глянул на арестанта и, со знанием дела, поделился
-Эта юбка к твоему лаку не идет. Кстати, я тут твою маску в коридоре нашел.
Вытащив из кармана черный лоскуток кожи, блондин небрежно кинул его на стол и снова развалился в кресле.
-Зачем она тебе? У тебя мордашка и так ничего

78

Без дрожи ужаса хватаем наслажденья » Дом семьи Куинсберри

Возможно, при иных обстоятельствах парк и резиденция вызвали бы восхищение и любопытство, но сегодня Джонатан чувствовал себя...нет, определенно не Гераклом, идущим в логово льва. Вообще не героем. В дороге напряжение успело перегореть, уступив место холодной отрешенности и равнодушию, граничащему с отуплением. Легенду он знал наизусть, продумал все детали, какие мог - но в любом случае она пригодится лишь если Верховный Инквизитор согласится помочь. Как его убедить, уже иной вопрос. Ясно, что не ползать в ногах и умолять, этого господин Наварро наверняка насмотрелся досыта за многие годы своей карьеры.
Ворота открыл древний, но очень резвый старикашка, с пронзительным взглядом молодых глаз. Признаться, в детстве Джонатан именно такими представлял инквизиторов: зловредными, сморщенными, древними гномами. Даже сейчас, наблюдая издалека или увидев фотографии официальных мероприятий, он испытывал секундное недоумение. Ведь под масками и одеждами было видно - Инквизицию возглавляют сильные, зрелые, но далеко не дряхлые люди, притягательные от природы и благодаря ауре власти.
- Я здесь, чтобы увидеть его высокопреосвященство, - начал было Джонатан, но старик перебил:
- Еще рекомендую укроп и водосбор, могу предложить руту - ее также называют воскресной  травой: у каждого своя рутина. Вот  маргаритка, - фиалок, к сожалению,  не  осталось:  они все увяли со смертью моего отца.
Глава Золотого Вавилона с трудом сохранил невозмутимое выражение лица, слишком хорошо он помнил предшествовавшую непрошеному совету реплику: вот розмарин - для памятливости: прошу тебя, любимый, вспоминай меня; а это анютины глазки, - думай обо мне. Что ж, кажется, хитрить не имело смысла, если даже привратник знает, зачем он здесь. Впрочем, возможно, старик попросту выжил из ума, как и бедняжка Офелия. Словно подслушав его мысли, слуга сказал вполне нормальным, пускай и не самым любезным тоном:
- Шуршни поршнями, фраер, - и повернулся, ведя за собой к дому.
Резиденция Наварро встретила тишиной и безлюдием, словно заколдованный замок. Даже секретаря не было видно, привратник попросту исчез за очередной дверью, сделав знак подождать, и снова вынырнул, пропуская в кабинет.
Джонатан собрал волю в кулак и улыбнулся почтительно и безмятежно, здороваясь с хозяином дома и округа:
- Доброе утро, ваше высокопреосвященство...

Отредактировано Джонатан Куинсберри (21-09-2009 21:42:36)

79

Леон поднялся
-Как прикажите, господин Верховный инквизитор.
Поклонившись, молодой человек поспешил выполнить распоряжение, но на пол дороге хлопнул себя по лбу.
-Простите, господин Наварро. Совсем запамятовал. Сегодня утром звонил господин Джонатан Куинсберри и просил аудиенции . Извините, закрутился с Бонполом. Приходится решать кучу небольших, но тем не менее актуальных для больных и обслуживающего персонала  вопросов. Людей не хватает.
Инквизитор только вздохнул. В свое время Великий инквизитор настоятельно " рекомендовал" взять на работу то одного, то другого сотрудника. Толи сватья, толи браться, толи десятиюродной бабке любимая собачка, подробности Лойсо не интересовали. Хуже было другое- Великому не откажешь. А протеже  второго лица  Аммона, как на зло, отличались редкостной тягой к тугодумию и бестолковости. Словно Великий специально их подбирал по данным критериям. В канцелярии Верховного  за спиной ставленников даже посмеивались, что могущественный "садовод -любитель" эти "дубы" в специальных оранжереях селекционирует и выращивает. Шутки, шутками, но пока  "экзотические деревья" ни шатко, ни валко  занимались рутинным, никому не нужным перекладываем бумаг с места на место, остальным приходилось вкалывать за "себя и за того парня". К серьезным делам все равно их не подпускали. Себе дороже. Так, бумажная волокита " ни о чем"
-Серьезные новости в Бонполе есть?
-Да нет. Опять какой-то запрос прислали. Но.. господа ставленники изволили его потерять. И толком объяснить не могут, что там от них хотели.
-Чей запрос?
-Господина Эмерсона.
-Хм.. А с каких пор мы отчитываемся перед господином Эмерсоном? Он вообще кто? Всего на всего прес -секретарь. Вот пусть и занимается своим делом. Впрочем, пошлите ему письмо с просьбой продублировать, что там ему понадобилось. Одни сами не знают, чего хотят, другие писюльку написать не в состоянии. ТЬфу, бюрократы, они и есть бюрократы. Вместо того, чтобы заниматься живым делом, только штаны в креслах протирают.
Махнув рукой, Наварро отпустил секретаря.

Визитер не заставил себя долго ждать. Провожаемый Питером, ибо в особняке прислуги было не много, молодой библиотекарь вошел в кабинет, и Наварро поднялся навстречу. Улыбнулся.
-Здравствуйте, Джонатан. Рад Вас видеть в моей берлоге. Присаживайтесь. Вы ранняя пташка сегодня. Что  подняло Вас с постели и привело ко мне?
Хранителя Золотого Вавилона Лойсо знал лично и симпатизировал ему, хоть  и не был близким другом. Приятный, хорошо образованный молодой человек.  Иногда, заходя в библиотеку, мог перекинуться с ним парой слов, иногда обсудить книги. Несколько раз приносил ему редкие издания. Порой даже консультировался, хотел знать его мнение о произведениях молодых поэтов, писателей, художников  Бонпола.

80

Новый Хозяин удалился так быстро, что Ашрам даже не успел отследить его исчезновение. Но достаточно было почувствовать как тень, в которой двойник мог ходить как тигр в клетке, раздвоилась и разошлась, все быстрее удаляясь в своих половинах.
- Тем лучше… - Вновь материализовавшись и стряхнув с рук воображаемую пыль, «демон» совершенно по-хозяйски оседлал инквизиторское кресло, развалившись в нем без лишнего стесненья.
- Ты будешь приятно удивлен, мальчик мой, но Инквизитор не так безгрешен, как может показаться с первого взгляда. О, в его душе наверняка сокрыты на столько шикарные потайные уголки и скелеты, что я еще долго буду испытывать наслаждение, вскрывая его душу слой за слоем, лепесток за лепестком… - Зажмурившись и соединив пальцы в замок, так что локти оказались на подлокотниках,  Агоста . казалось, погрузился в глубокое раздумье, однако так же неожиданно как и замолчал, дух заговорил вновь:
- Со стороны господина Инквизитора крайне любезно было предоставить тебе еду, поскольку он и сам давно не бывал в тех подземельях куда послал нас, но не беспокойся, по его памяти я составил достаточно вариантов, так что как подкрепишься, отправимся в путь. – Несколько поерзав на седушке, словно мог оставить на ткани след собственного «божественного зада», художник нетерпеливо поджал губы и растворился в воздухе без предупреждение.
Любопытство сгубило не только сотню кошек, но и одного неугомонного двойника. Скользнув тенью по стене, дальше бестелесным духом, след в след по ступеням за уходящим Инквизитором, двойник пробрался в шикарно, со вкусом обставленную комнату.  Из памяти нового Хозяина он знал, что такое кабинет, и уже намеревался вернуться вниз, в подвалы, дабы оставить свою новую жертву хоть на часок в покое, как дверь в кабинет приоткрылась и все внутри двойника перевернулось от негодования.
Уже второго его хозяина окучивал этот симпатичный молодой человек, которого следовало бы сдать сейчас в кандалах хозяину Бестиария, отплатив за доброту в отношении Птица. Только отсутствие возможности остановило Ашрама от безумного порыва ревнивой мести, но успокоившись и овладев собой, мужчина решил предпринять более веселую для него игру.
Прокравшись все той же тенью к гостю Верховного, художник коснулся его, увы, не руками. Лишь сознанием, та же, как и не более получаса назад касался господина Наварро.
Для одного дня приобретение двух хозяев дорогого стоило, мир словно расцвел наркотическими красками, вспыхнул искрами вдоль позвоночника, нагружая новыми и новыми воспоминаниями чужого человека. Мужчину буквально погребло под ощущением упавших с книжной полки столетних фолиантов, и в этот раз остановиться, не лезть глубже в душу помогло то, что разум, или то, что после смерти от него осталось, отказывался воспринимать все сразу.
Если бы в тот момент у двойника была глотка, он бы закашлялся, выпуская рваные клочья серой пыли, но тело, аморфное как медуза в океане, не произвело ни малейших звуков.
Свалившись черной тенью от кресла, Ашрам прилег «перевести дыхание» и услышать все, что люди собирались сказать друг-другу, поскольку часто так бывает, что живые много думают, но мало произносят вслух.


Вы здесь » Архив игры » Сокровищ чудных груды спят » Особняк Верховного инквизитора Бестиария