"Перед падением возносится сердце человека, а смирение предшествует славе"
(Прит. 18:13).
Эти священные слова даже не было необходимости переписывать в тетрадь, куда обычно Альбин заносил требовавшиеся на текущий момент цитаты, - настолько крепко и прочно укоренились они в сознании молодого семинариста за прошедшие годы. Вот и вчера куратор напутствовал его именно этой строкой, сообщая о том, что ожидает юношу на следующий день… А точнее, о визите в замок Корнелия.
Гордыня, гордыня, гордыня… Аль готов был поспорить, что не зависимо от обстоятельств, добрая треть семинаристов – его одногодок раззвонила бы по всему Храму Неба о подобном событии в собственной жизни. Мало кому удавалось, будучи еще, по сути, несмышлеными, удостоиться приема у Великого Инквизитора – главы всей Церкви и верховного священнослужителя. Но парень, вопреки своей молодости, не испытывал потребности поделиться хоть с одной живой душой своими успехами…
Успехами ли?
Напротив,… даже без советов и лишних напоминаний наставника, Альбин вел себя совершенно невыразительно и буднично, ожидая, прихода служебной машины и короткого инструктажа двоих, сопровождающих его охранников. От них он не узнал ровным счетом ничего нового, но окончательно уверился в серьезности и ответственности происходящего. Даже, если за этой поездкой ничего не последует, к ней все же стоит отнестись со всей строгостью и вниманием.
Только это, пожалуй, он и умел…

Дорога также не принесла новых зацепок для пытливых глаз парня, да и короткое непродолжительное ожидание в приемной не прояснило ни один из интересующих семинариста моментов... Оставалось только ждать, пока Великий Инквизитор не задаст свои вопросы.
Все, что юноша знал, по единственному делу, с которым может быть связана эта встреча, Альбин рассказал уже неоднократно и изложил, как и было приказано в письменном виде, не упуская ни одной мало-мальски важной детали. Но, видимо, что-то все же осталось за границей его поля зрения, раз эта встреча все же состоится… вот уже через пару шагов – стоит только пройти меж тяжелых дверей, отделяющих мирскую суету от глаз Великого Инквизитора.

Ни робости, ни страха семинарист не испытывал – совесть свою он почитал чистой, а долг - исполненным. Лишь священный почти благоговейный трепет перед тем, кому почтительно поклонился, войдя внутрь и, представ перед его взором…
Раболепия в этом поклоне было еще меньше, чем опаски; только уважение и желание быть максимально полезным. И даже не мужчине как таковому, а только лишь Церкви, которую он сейчас олицетворяя для юного послушника.
- Во славу Господа нашего.
Почтительное и смиренное приветствие того, кто по милостей своей, обратил взгляд на ничем не примечательного молодого человека.
Только этот облаченный в красное человек, один знал, что для каждого из них уготовано встречей…

«Нас почитают обманщиками, но мы верны; мы неизвестны, но нас узнают; нас почитают умершими, но вот, мы живы; нас наказывают, но мы не умираем; нас огорчают, а мы всегда радуемся; мы нищи, но многих обогащаем; мы ничего не имеем, но всем обладаем».
(2 Кор. VI, 8-10).
Двери затворились за спиной, словно чуть подталкивая юношу вперед для пристального и детального изучения внимательных глаз, рассматривающих его сквозь прорези маски. Неудобства или неловкости вопреки ожиданиям Альбин не ощутил. Он, действительно, не любил становиться объектом для осмотра или предметом чьего-то пристального внимания, но и не чувствовал настойчивого желания укрыться в тень или отступить. Великий Инквизитор не был тем человеком, который с первых же секунд подавлял собеседника, заставляя того замыкаться в собственной скорлупе или искать оправдания в любом поступке… Возможно, правда, это только первое впечатление – но оно не отталкивало.

Широким, но едва уловимым взором, Аль обвел все помещение – не рассматривая детали интерьера и не вертя головой из стороны в сторону, как нетерпеливые школьники в музее, разумеется. Один только взгляд, отмечающий размеры комнаты и расположение предметов, вычленяющий то, что людей внутри, кажется, и вправду, оставили наедине, или просто, находящиеся здесь люди не видны с того места, где стоял семинарист.
Все эти привычки не были частью какого-то плана или следствием долгих тренировок и практик; но с самого детства приютский подросток должен был привыкнуть к настороженности и обостренному вниманию, неоднократно помогавшим ему в жизни… Помогшим и в тот памятный вечер, ниточка от которого и привела его сегодня под этот детальный осмотр...

Повинуясь спокойному и уверенному голосу, Альбин подошел ближе, занимая место, указанное Инквизитором; изучать или сверлить взглядом мужчину, сидящего напротив он пока не торопился – даст Бог, время будет. Сам собой взгляд упал на книгу, отложенную на подлокотник кресла, словно бы церковника оторвали от чтения сообщением о прибытии визитера. Незначительная и мимолетная деталь – Данте Алигьери. Божественная комедия. Открыта на стихах девятой главы… Той самой где, если Алю не изменяла память:
«O voi ch'avete li 'ntelletti sani,
mirate la dottrina che s'asconde
sotto 'l velame de li versi strani.»
«О вы, разумные, взгляните сами,
И всякий наставленье да поймет,
Сокрытое под странными стихами!»
А вот его память была именно натренированной и практически никогда не подводила своего владельца и любимца. Особенно в состоянии, подобном этому, когда каждая песчинка укладывается в основание будущего песчаного замка – опорой или той самой незначительной крошкой, что разрушит весь возводимый фундамент.
Расслабленная и немного отстраненная поза Великого Инквизитора не обманывала юношу – разговор предстоял серьезный, и любое произнесенное или просто случайно вскользь оброненное слово будет иметь здесь смысл. Возможно, даже не один…
«Надеюсь, дорога не доставила Вам каких-либо неудобств?» - ни к чему не обязывающее начало беседы, но в купе с только что прокрученными в голове рассуждениями – еще и небольшая, словно подготавливающая, проверка.
«Лжеапостолы, лукавые делатели, принимают вид Апостолов Христовых. И не удивительно: потому что сам сатана принимает вид Ангела света, а потому не великое дело, если и служители его принимают вид служителей правды; но конец их будет по делам их.»
(2 Кор. XI, 13-15).
Чего-то подобного и следовало ожидать, вот только с первых слов выдавать себя за тонкого и знающего собеседника Аль не намеревался. Не стоит говорить больше, чем спрашивают. Не стоит стремиться выделиться или произвести впечатление оригинальным ответом. Не стоит играть с этим человеком.
- Совершенно никаких неудобств, господин Великий Инквизитор.
Взгляд прямой, хоть и смиренный.
Семинаристу нечего скрывать…

"Сомневающийся подобен морской волне, ветром поднимаемой и развеваемой". (Иак. I, 6)
Сама атмосфера комнаты, словно была создана для того, чтобы откровенно и честно повествовать о своих скромных планах будущее, не замыкаясь и не сомневаясь в том, что этому человеку, облаченному в красные одежды власти и практически святости, можно доверить любые свои замыслы. Альбин и не сомневался – путь у него был с детства только один, и юноша искренне радовался, что уже сделал несколько шагов на нем.
- Я мечтаю видеть свое будущее в рядах Святой Инквизиции. В служении Господу и защите его детей. – голос не дрогнул: ни подростковая горячность, ни желание убедить собеседника в нем не прочитывались. Сам для себя Аль уже давно определил, какой службе хочет посвятить свою жизнь. Именно так – защите. Вот почему ни святой обет монашества, ни высокий долг священничества его не манили так, как черная сутана Инквизитора.
- Словами можно сделать многое, но вера, если не она не подкреплена реальными христианскими делами, мертва сама по себе. – Альбин чуть склонил голову, подтверждая и запечатывая свои слова легким полупоклоном. Так, будто бы для юноши это была своеобразная клятва. А в действительности, так и было, ведь, чем бы не закончилась сегодняшняя встреча, в скором времени молодой церковник будет ревностно чтить своего Великого Инквизитора. Чтить ничуть не меньше, чем сейчас готов был служить ему юный семинарист, сидящий напротив и старающийся исчерпывающе, но без ненужных деталей отвечать на вопросы.
- В Святом Евангелие от Луки сказано: «Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным и не обнаружилось бы». – Цитата послушно и четко сорвалась с губ. Уже несколько лет подряд ежевечернее Аль перечитывал свою излюбленную восьмую главу этого Писания вместе с вечерними молитвами перед сном.
- В этом я вижу свой путь и свое служение Церкви и Всевышнему. – сомнений в произнесенном у юноши не было.
Но вот сохранились ли они у того, кто со вниманием и легкой улыбкой выслушивал эту речь?

Отредактировано Альбин Роудел (12-08-2009 17:13:55)

"Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом". (Евр.11;1).
Тихий голос Великого Инквизитора заставлял понемногу забывать об окружающем мире, а отвечать на его вопросы так, словно бы юноша стоял на коленях в полумраке исповедальни, искренне и без утайки повествуя о самом сокровенном.
«Каким образом, точнее какими методами  Вы полагаете в будущем защищать веру?» При поступлении в семинарию его несколько лет назад спрашивали о том же. И после экзамена куратор впервые подошел к нему, сказав, что ответ «христианскими», разумеется, был похвален, но не отражал всей полноты вопроса…
С тех пор Альбин много думал о том, что же он сам вкладывает в понятия «инквизиторский долг», как он сам будет его исполнять? Но годы, проведенные в занятиях и молитвах, не изменили его ответа. Христианскими и никак иначе. Вот только теперь юноша сам знал, что подразумевает под этим словом.
- Инквизиторы в праве вести расследования на основании жалоб граждан и собственных наблюдений. Чтобы не допустить произвола и наветов, ложных доносов и бессмысленных казней. Но и не оставить без внимания, не пропустить и искоренить любой рассадник ереси и проявления греховности, порочащих имя Господне.- твердо и без показного пафоса. Даже, если этот ответ и мог показаться слишком уж максималистским, другого Альбин не имел на сегодняшний день. Он всерьез собирался после рукоположения вести следствия и дознания, основываясь на Слове Божьем и собственных наблюдательности и чутье.

А вот следующий вопрос, произнесенный еще тише и, будто бы, по секрету, всерьез озадачил… Не то, чтобы он не знал ответа, но сформулировать его за пару минут под взглядом проницательных чуть прищуренных глаз? На помощь снова пришла верная память, любимой пищей которой всегда были строки Писания.
- Апостол Павел на заре христианства сказал: «Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом». – Но этот ответ мог бы быть засчитан на экзамене по каноническим текстам, но никак ни здесь. Не сейчас, когда во всей позе Великого Инквизитора читался интерес к тому, что ответит Альбин. И он продолжил, развивая свою мысль.
- Если вдумаемся, то эти слова покажутся… странными. Странными потому, что каждое из них включает в себя, по-видимому, противоречие. Ведь если я чего-то ожидаю, то потому как раз, что оно еще не осуществилось, иначе нечего было бы и ожидать... И как может невидимое, то есть как раз то, что не может быть проверено, быть увидено, узнано, стать во мне уверенностью, то есть достоверностью, реальностью, обладаньем?
Прежде всего, конечно, очевидно, что вера не то же самое, что знание, во всяком случае, - знание в общеупотребительном, житейском смысле слова. Если я говорю: «Я верю в Бога», то есть, я знаю, что есть Бог, - то знание это ни в коем случае не подобно тому знанию, что в моей комнате стоит стол, а за окном идет дождь. Это последнее знание, то, что принято называть объективным, не зависит от меня, оно входит в мое сознание помимо моей воли, помимо какого бы то ни было свободного выбора. Оно действительно «объективно», и я, личность во мне - могу только принять его, сделать его своим. Когда же я говорю, что я верю в Бога, утверждение это требует выбора, решения; предполагает, иными словами, какое-то очень личное участие всего моего существа. И как только это личное участие, этот выбор исчезает - мертвой, фактически несуществующей становится и моя вера.
Для меня вера – это выбор.
Это мой выбор.
Кажется, речь получилась слишком долгой и не особо логично построенной, но Альбин высказал именно то, как понимал свою веру. Как он ее чувствовал…

Отредактировано Альбин Роудел (12-08-2009 17:14:10)

«Много званых, но мало избранных». (Лк. XIV, 24)
Альбин все говорил и говорил, пока не высказал до конца свою мысль и не взглянул на своего единственного слушателя и невольного экзаменатора. Только тогда он заметил, вопреки своей наблюдательности, что мужчина, сидящий напротив, странно задумчив и даже… печален? Не мог ли ответ юноши расстроить или разочаровать его?
Как бы то ни было, Аль ничуть не раскаивался в том, что изложил свою точку зрения именно теми словами, что подсказывало ему сердце и помогало подобрать практически законченное церковное образование. Семинарист не отказался бы от своих формулировок в угоду чужому настроению, даже, если бы ему дали возможность ответить еще раз в соответствии с симпатией Верховного Инквизитора.

Но, присмотревшись чуть внимательнее, Альбин убедился, что он все же не вызвал неудовольствия у священнослужителя. Скорее, тот был погружен в какие-то собственные размышления, может быть и не связанные с речью семинариста. Хотя… Великий Инквизитор – не тот человек, что отвлекается от беседы, пусть даже потеряв к ней интерес. Юноша убедился в этом, выслушав мнение главы Церкви.
«Из Вас получился бы хороший ученый богослов и не менее отличный проповедник, Роудел» - фраза была благожелательной и весьма лестной, но молодого человека гораздо больше интересовали светлые глаза в прорезях красной полумаски. Вернее их выражение, … сожаления? Неужели, этот человек считает, что Алю следует оставить свои мечты ради теоретических исследований и ученых писаний? Может ли быть так, что он не видит в юноше тех качеств, что должны быть у настоящего, преданного своему Господу и делу Инквизитора?

С одной стороны, семинарист готов был полагаться на мнение священнослужителя полностью и неоспоримо. Но с другой, он верил в свои силы и твердое желание служить Всевышнему именно так, как высказал несколько минут назад…
«Скажите, Вы предполагаете, что можете исполнять поручения, если бы таковые исходили от Церкви? И если да, то какие?» - возможно, это именно та возможность подтвердить сомнения Великого Инквизитора или, напротив, убедить его в том, что Альбин искренен в своих порывах, которая определит исход этой беседы.
- Да, господин Великий Инквизитор. – желание произнести «любые» граничило с подростковым максимализмом, но молодой человек не мог позволить себе подобных опрометчивых слов и поступков. Никто, кроме Господа не может всего. Да и сам он не взялся бы за работу, заведомо обреченную на провал его неумением, как бы почетна она ни была.
- В теоретических вопросах я пока еще вряд ли могу чем бы то ни было быть полезен Святым Отцам – лишь как переводчик или секретарь. А в плане практического служения – семинарист задумался на долю секунды, подбирая адекватные слова для выражения своей мысли – полагаю, я принес бы пользу Церкви в деле … наблюдения или сбора информации. – без вызова или заносчивости, а спокойно и даже с некоторым достоинством.
Не доносчик.
Слуга Божий, оберегающий Его детей и мир Им сотворенный…

"Много замыслов в сердце человека, но состоится только определенное Господом!".
(Притч. XIX, 21)
Тон и мягкий характер беседы не поменялись, да и напряжение в комнате, вопреки ожиданиям семинариста, ничуть не накалилось. Великий Инквизитор умел вести разговор так, чтобы он не пугал собеседника и не заставлял того трепетать от каждого слова или сжиматься в кресле, ожидая удара. Аль допускал мысль, что, вероятнее всего, главе Церкви это не составило бы большого труда, но мужчина явно не хотел, чтобы Альбин почувствовал себя скованно или испугано. И ему с легкостью это удавалось. Даже, когда разговор коснулся вещей жизненно важных для юноши.

Службу семинариста не отвергали. Аль не был склонен приписывать это ни каким-то особым собственным качествам, ни уж тем более тому, что своей речью смог убедить священнослужителя. Но не зависимо от того, что повлияло на решение Инквизитора, юноша был счастлив и светел – его мечта еще на пару шагов приблизилась и обрела чуть более реальные очертания… Очертания черной сутаны и полумаски.

«Помимо прочего, я дам Вам несколько поручений. Они довольно просты в исполнении, но от того, как Вы будете справляться с ними, зависит наше дальнейшее общение и, возможно, Ваша судьба» - ответственность и серьезность этой фразы, не смотря на заявленную простоту поручений, Альбин оценил в тот же момент, что она была произнесена. Но это не заставило его засомневаться в правильности сделанного выбора или хоть на несколько минут испугаться… или возгордиться?
- Как прикажет Великий Инквизитор. – юноша снова чуть склонился, произнося формальную часть своего согласия и благодарности. «Это честь для меня – служить Церкви и Вам.… И я сделаю все, что будет в моих силах, чтобы быть достойным слугой Господа.…Чтобы не разочаровать Вас». Слишком много слов, и чересчур яркие эмоции сквозили бы в подобном ответе. Но во взгляде, поднятом на Великого Инквизитора, Альбин не стал их скрывать и маскировать привычными отстраненностью и спокойствием.  Даже, невысказанные вслух, эти фразы легко прочитывались по глазам семинариста.
Он был счастлив…