Звонок Лотара не удивил. Они часто созванивались. За долгое время Аллен привык к его присутствию. Молчаливому , не напрягающему присутствию. За долгое время привык к самому Лотару. Привык видеть в нем безликий предмет. Когда-то этот предмет был человеком – юнцом, который учился в семинарии и с удовольствием занимался в спортзале. Что тогда произошло Аллен не помнил. Слишком много учеников прошло через его руки. То ли парень сам ушел, то ли его выгнали, устав терпеть невозможный характер, но он не доучившись, покинул семинарию.
А теперь это сформировавшийся молодой мужчина 28 лет, приставленный к нему охранником. То есть полученный по наследству от умершего друга.
Аллен не сразу его вспомнил. Пришлось Лотару обмолвиться парой слов. Тогда память с трудом выдала события почти десятилетней (или больше? А может быть меньше?) давности.
Аллен брал сего с собой тогда, когда встречался с не слишком приятными людьми, не заслуживающими доверия. В других случаях он предпочитал одиночество. Физически выносливый, сильный, тренированный организм никогда не давал сбоев, отличная реакция и кто знает насколько быстрее охраняемый отреагирует на события в случае опасности.
Но паренек был. Был и все. Шофером, дополнительными глазами, крепкой парой рук и быстрой парой ног.  И надежный.
Так что в трущобы четвертого округа Аллен ехал не имея в мыслях ничего подозрительного. Если есть важная информация и ею нужно поделиться, то лучшего места чем трущобы Отрубленной головы не сыскать.
В восемь вечера в квартале шумно, людно и опасно. Аллен предусмотрительно надел потертые джинсы, старый свитер неопределенно-выцветшего табачного оттенка  и разбитые военные ботинки. Справа на ремне джинсов прикреплена свернутая в моток гибкая кожаная плетка, сверху она надежно прикрыта свитером. С этим предметом Аллен привык не расставаться вот уже долгие двадцать один год.
Вкупе с небритостью физиономии (ничего не мог поделать, во время августовских каникул семинаристов позволял себе послабление и пользовался станком раз в два дня, а не каждый день).
Квартиру отыскать удалось сразу. Еще мальчишкой Аллен излазил с приятелями – такими же семинаристами. как он, все что мог. Тайные прогулки в запретные места лучше всего горячили мальчишеское любопытство.
Поэтому теперь он шел уверенно и также уверенно свернул в нужный переулок. Достал мобильник и сделал дозвон. Длинные гудки вызова должны предупредить хозяина.
Подойдя, ногой уверено распахнул дверь. И негромко позвал.
- Лотар?

Отредактировано Аллен Диксон (25-09-2009 08:15:10)

На оценку эстетического вкуса своего охранник а и бывшего неудавшегося семинариста ушло секунд тридцать. Обшарпанная квартира привлекла внимание лишь тем, что Аллен отметил расположение мебели, окон и входов-выходов.
Впрочем претензия на комфорт вполне удачно заявила о себе новенькой мягкой мебелью.
Новенький диван и пуфики словно брезгливо поджимали свои пухлые бока и ножки.
Аллен сел на диван следуя предложению, но удивился, когда хозяин вместо того, чтобы приступить сразу к разговору о срочности и приватности которого  было с казано по телефону, вдруг предложил пиво и включил ноутбук, обещая какое-то видео.
Ну что ж. Скорее всего видео содержит что-то важное.
Странно, но Аллену показалось, что Лотар волнуется. Он пристально взглянул на своего охранника, взял бутылку и… Пальцы Лотара дрожали. Пальцы Аллена перехватили холодное стеклянное горлышко и случайно коснулись теплой кожи руки охранника.
В этот же момент на лице Аллена появилась улыбка. Та улыбка, которая появляется на лице человека почувствовавшего фальшь, опасность и загадку. Улыбку человека, почувствовавшего первый разлив порции адреналина в крови.
Лотар вознамерился изобразить коробку с сюрпризом. Пусть.
Аллен глянул на экран. Начало записи. Прежде всего, стоило отметить, что она сделана миниатюрной скрытой камерой.

Замелькали знакомые лица офитов, мелькнуло лицо Давида, казненного шесть месяцев назад, затем Николаса, как всегда яркого, обаятельного, в этой записи невозможно сексуального, но тоже шесть месяцев, как мертвого. Полгода назад Аллен около недели не мог прийти в себя и принять факт трагической смерти этого человека и еще нескольких. А здесь он живой, улыбается. Никто не видит камеры,  все участники тайной съемки заняты другим, намного более увлекательным делом. Губы тянутся к губам, изгибы обнаженных тел, блестящая плоть подрагивает, тонкая ниточка пота течет меж крыльев лопаток и прокладывает себе дорожку по мускулистой спине. Белоснежная шалая улыбка и губы захватывают в поцелуй губы. Стоны, шорох, вскрики и приглушенные шлепки тела о тело.

Аллен свернул крышку с бутылки пива и неторопливо отхлебнул. Он вознамерился до конца смотреть то, что поставил ему охранник, а затем послушать, что он намерен сказать.
Хотя он уже мог предполагать, на задворках сознания появилась мысль, царапалась, скулила, просила впустить ее, подать голос и всласть залиться разоблачительным лаем.
Аллен не пускал. Он хотел слышать сам. Он хотел видеть глаза, улавливать тембр голоса и наблюдать движения тела человека, пригласившего его сегодня в дом.

- Зачем же убавил?  Эти звуки заводят. Особенно стоны Николаса.
Аллен все так же сидел на диване, согнутой в локте рукой опираясь в бедро, держа в другой бутылку и иногда отпивая холодного пива. Бутылка пустела быстро.
Аллен снизу вверх разглядывал лицо своего охранника, словно заново узнавал. Так смотрят на предмет, который вдруг ожил и начал ходить. С любопытством, оценивающе с некоторым вполне понятным удивлением и интересом.
- А как ты думаешь, почему инквизиторы в трех округах носят маски на все лицо?
В это время на экране снова мелькнуло его лицо в профиль.
- Я рискую многим. И прежде всего жизнью своей и людей, мне доверившихся.
Аллен хлебнул пива и немного помолчал, отдаваясь каим-то своим мыслям, затем снова негромко заговорил.
- Я ожидал чего-то подобного. Люди слабы и падки на грехи. Ты самый дисциплинированный исполнитель воли змея, в силу которого так верят бедные офиты. Но тебя Зверь не спасет.
Улыбка блеснула меж губ и снова пропала. Аллен с затаенной усталой насмешкой на лице глянул на охранника, допил пиво, поднялся с дивана и немного рассеянно огляделся вокруг,  не зная куда поставить опустевшую стеклянную бутылку. Шагул было к столу чуть вбок влево, старясь миновать стоящего на пути Лотара, но под ботинками хрустнули осколки стекла разбитого стакана и блюдца, слабо шуршанул пакет из-под каких-то не то сухих завтраков, не то чипсов. Пришлось остановиться:
- Бардак у тебя…  даже не знаю куда это деть, - пробормотал под нос, повертел пустую бутылку в руках и вопросительно глянул на Лотара, - ты же не будешь против, если я просто…
Фраза закончилась тем, что  бутылка крепко перехваченная за горлышко в казалось бы расслабленной опущенной вниз правой руке, резким быстрым движением снизу вверх метнулась и толстое донышко углом приложилось ровно в висок Лотара. Бутылка разлетелась вдребезги, только обломанное с острыми краями горлышко осталось в руке Аллена, осколки остаточным движением скользнули от виска по щеке и к губам, рассекая щеку до верхней губы наглого красивого лица хозяина лачуги.
Оглушить и привести в замешательство лучшее средство, но после этого есть в запасе всего доли секунды, чтобы уже с разворота, следующим в едином ансамбле  за первым ударом  движением удобно приложить кулаком в незащищенную гортань, целясь в горло, но зная, что траектория пройдет чуть в сторону и поэтому костяшки пальцев зацепят хрупкие колечки трахеи и лишат не только возможности ориентироваться, но и дышать некоторое время.

- Вот так… аккуратнее… – Аллен перехватил, выскользнувшую из пальцев Лотара бутылку и прибавил ею удар по затылку, чтобы погрузить его в плавающее пограничное состояние. Бурной волной выплеснулось недопитое пиво на затылок, на лицо. Кровь из раны смешалась с янтарным хмельным солодом и раскрасило лицо причудливым узором.
Толкнул на диван и выдернув из гнезд шнуры от ноута связал руки за спиной, перевалил на спину в неудобное для тела положение. Проехался пораненной щекой по обивке дивана, пачкая светлую ткань красными пятнами крови.
Это не взволновало Аллена. Ему нужно было решить сейчас, как поступить дальше.
Прежде всего он еще раз осмотрел комнату и прокрутил произошедшие только что события. С улицы в окно, через грязные стекла которого едва пробивался свет ничего увидеть было нельзя. Свет в комнате они не включали. Снаружи никто бы не увидел. Входную дверь предусмотрительно закрыл сам хозяин. Шума не было. Все произошло быстро и тихо.
На все это мысленное сопоставление не заняло много времени. Меж тем Диксон его и не собирался терять обойдя всю квартиру и обследовав каждый ее сантиметр.
Прослушки и потаенных видеокамер не нашел.
Впрочем эту квартиру можно было и спалить потом. Аллен вернулся в комнату и посмотрел на все еще лежащего без движения Лотара.
Спалить вместе  с телом хозяина.
Жаль, что этого нельзя сделать. Придется сохранить жизнь до тех пор пока не выяснит нудный, но совершенно закономерный вопрос сколько копий этого видео было сделано и у кого они хранятся.
Аллен подошел к дивану и сел на него рядом с Лотаром. Достал из кармана сигареты, закурил одну. Курил и ждал, когда тело подаст признаки жизни. Наконец, слипшиеся ресницы дрогнули и шантажист пошевелился.
Аллен ждал, что он скажет. Молчал и ждал. Понять человека, которого он так мало знал, да и знал-то по разрозненным событиям не представляюсь возможным. Единственным вариантом было вполне справедливое предположение – с офитов можно поиметь денег. Все ради наживы. Других вариантов не было.
Аллен глянул на наручные часы и отвел себе полчаса для выяснения обстоятельств и принятия нового решения.
- Просыпайся, спящий красавец, - Аллен поторопил события, похлопав Лотара по липкой от пива и крови щеке.

Аллен поднялся и встал напротив, опершись на край стола и скрестив ноги.
Лотар поднялся и сел на кровати. Сплюнул кровь, проморгался и произнес то, что Аллен ожидал услышать.
- Значит, у меня есть всего три с половиной часа, - сигарета истлела до половины, серый столбик пепла упал на грязный замусоренный пол, губы снова охватили фильтр и Аллен затянулся последний раз. Курить больше не хотелось, да и некогда было. Решение он принял. Обдумывать больше нечего.
Шагнув навстречу связанному охраннику, который как раз согнулся сейчас в три погибели, скорее всего из-за головокружения и тошноты, Старейшина офитов взялся за шею. Сомкнул на затылке пальцы и надавил вниз, еще сильнее сгибая тело, свободной рукой подцепил связанные руки и потянул вверх, принуждая встать. В стене, рядом с диваном были вбиты вполне прочные на вид крюки. Бог весть для чего они были предусмотрены, но сейчас вполне могли сгодиться.
- Дело в том, Лотар, что ты совершил одну маленькую ошибочку.
Отвлекаться на разговоры не имело смысла, времени действительно было мало.
- Ты не изучил меня до конца.
С этими словами Аллен толкнул к стене связанного охранника и прислонив его к холодному бетону быстро обшарил одежду. В правом кармане джинсов нашелся вполне приличный выкидной нож и ключи от квартиры.
- Сейчас мы поговорим, постой так немного, - Аллен похлопал Лотара по щеке, - только не вздумай блевать сейчас.
Прикинув расстояния между крюками, развязал руки, рывком поднял обе руки Лотара вверх и каждую закрепил к крюку, таким образом распяв тело хозяина квартиры.
Смахнув с тумбочки какой-то хлам в виде пепельницы, стаканов и обрывком оберточной бумаги передвинул и , почти удобно посадил Картера на тумбочку.
- Я знаю, что в любой момент могу умереть. Когда принимал из рук своего друга должность Старейшины решился. С тех пор готов ко всему.
Аллен провел по липкой щеке ладонью, затянутой в перчатку  и успокаивающе улыбнулся:
- А ты преподнес мне поистине ценнейший подарок – предупредил и подарил два часа жизни. Я ими воспользуюсь.
Ловкие пальцы, затянутые в перчатки, расстегнули ремень джинсов, дернули молнию и сильная рука охватившая за талию тяжелое тело охранника приподняла его вверх, чтобы освободить от джинсов, сдернуть их и развести в стороны бедра.
- В половине двенадцатого ты умрешь. Но до этих пор я могу провести с тобой время так же хорошо, как на этом видео.
Аллен приметил видеокамеру лежавшую тут же рядом с ноутом и отвлекся от своей жертвы для того чтобы включить ее, настроить  изображение и взять в кадр распятого Лотара с широко разведенными бедрами сидящего на тумбочке. Вялый член и  яйца тяжело висели между ног, лицо наполовину в запекшейся корке крови и пива, темный ежик на голове торчком, долгая ссадина от виска по краю лаза и к верхней губе. В кадр попало все.
- Ты ведь привык к этой маске?
Аллен скинул с себя свитер, отстегнул кнут  от пояса и достал из кармана черную маску. Надел ее привычным движением, скрыв свое лицо наполовину, развернул кольца тяжелого плетеного кнута и включил видеозапись.
- Теперь есть выбор у тебя. Ты можешь либо умереть, либо не уметь. Выбор за тобой.
Диксон подошел вплотную взял нож и издав послушный щелчок лезвие выброшено. Острый кончик от левого колена вверх к паху, оставляя тончайшую  нитевидную рану.
Губы Диксона растянулись в улыбке.
Как красиво, когда алая нить превращается в волшебные бисерные бусы, набухая микроскопическими капельками крови. Неярко поблескивающее лезвие плашмя подцепляет мошонку и приподнимает ее, водит легонько вперед-назад, влево-вправо, нежа холодным металлом, оставляет в покое  и кончик лезвия продолжает свой путь по правому бедру, рождая сестру-близнеца роскошной бисерной нити.

Человек, который решил, что ему нечего терять не думает ни о чем, кроме того, что зацепилось последним за сознание. Сейчас это было сопротивление. Мосты сожжены. Картер подписал приговор себе и своему Учителю
Его сопротивление оказалось искрой, попавшей в бочку с порохом.
Удар колена выбил нож, последующий удар пришелся в бок, что не причинило сильного вреда, Аллен успел напрячь тренированные мышцы и защитил ребра и внутренние органы, но по счастью удар пришелся вскользь и только смог откинуть его назад. Потом наверняка будет гематома. Если это потом наступит.
Хищный оскал портит очертания безупречного рта Диксона,  хриплый выдох, несколько секунд, чтобы прийти в себя и кнут в ладонь.
Первый хлесткий удар с оттягом поперек груди - от плеча к тазовой косточке. Удар, рассекающий плоть до крови. Второй удар сиамским близнецом ложится рядом и едва не соприкасается со следом первого, третий нацелен попасть кончиком хвоста по соску и задевает только мышцы груди  и коричневый сморщенный комочек. Перекрестный удар и все повторяется с другой стороны. От плеча накрест к тазовой кости, расшивает кожу, второй повторяет пусть первого рядом и третий по груди и соску.
Коричневые полукружия становятся бордовыми, вспухают, но не кровоточат, удары по груди, нанесенные с оттяжкой, кровоточат и воспаляются мгновенно.
Крест на теле. Крест созданный из рваной плоти и выступившей крови. Секунду он девственно чист, затем расползается струйками крови, теряет рисунок, кровь собирается в складочках кожи на животе. Тело дергается так, что рискует сорваться.
Картер не понимает, что это его конец. Еще немного. Аллен смотрит на часы. Осталось два часа. До половины двенадцатого. Два часа удовольствия и два часа жизни Картера. Затем его смерть и убираться отсюда. А затем неизвестность. Возможно, Старейшину найдут быстро, может быть и нет. Кто знает, кто знает…
- Картер ты точно не хочешь позвонить и сказать, что у тебя все в порядке?
Кнут в сторону, Аллен подходит к стене и присев на корточки выламывает кусок деревянного плинтуса, еще каким-то чудом сохранившегося в этой квартире. Ударом о колено укорачивает до нужной длины. Как раз вариант, который Лотар сегодня ему напомнил. Затем своим ремнем и ремнем выдернутым из джинсов Лотара фиксирует ноги, широко разводит их и затягивает ремнями под коленями, накрепко прикручивая к деревянному куску плинтуса.
Теперь Лотар может дергаться столько сколько его душе угодно, его пах выставлен на всеобщее обозрение, темное колечко ануса испуганно сжато.
Пальцы в перчатке касаются его и оно сжимается еще сильнее, Лотар всеми силами сопротивляется.
Аллен достает из брошенных рядом джинсов Лотара мобильник и откидывает крышку.  В то же время ребристая плетеная рукоять кнута начинает давить на сфинктер.

Пальцы в перчатке цепляют шнурок на шее, дергают и тянут так, что шнурок впивается в незащищенное горло.
- Ложь. – голос Диксона холоден. Внешне холоден, под тонким слоем этого наносного льда разгорается огонь гнева и возбуждения. Опасность, загадка, головоломка, покорное тело с которым можно сделать все что угодно. И Картер это предчувствует, страх плещется в его глазах. Пальцы затягивают шнурок сильнее, оборачивая их и подтягивая вверх, словно в намерении подвесить, кнут исчезает, но появляется рука и сжимает мошонку так, что грозит раздавить яички.
- Ты говорил, что должен выйти с кем-то на связь до полуночи. – Шнурок впивается в кожу и почти исчезает от давления, интонации голоса не меняются. – Выбирай. Или я оторву тебе яйца, или трахну рукояткой кнута.
Лицо приближается и губы в миллиметре от воспаленной раны рассекающей щеку, со лба и по вискам Лотара льет пот, язык медленно проводит по корочке запекшейся крови, перемешанной с пивным уже подурневшим запахом ловит струйку соленой прозрачной влаги.
- Как ты должен выйти на связь?

Он запутался. В липкой паутине страха, в густом болоте собственной лжи. Каждая попытка спастись становится новым шажком к  гибели.
Прыгающий в глазах ужас прекраснее праздничного салюта. Глаза увлажняются и становятся подобны драгоценным камням. Блестят непроизвольными слезами, дразнят и заставляют быстрее биться сердце. Бедный Лотар. Кто бы мог предполагать, что ты можешь быть таким красивым в своем страхе и боли?
Кто же мог предполагать, что он  так остро пахнет, когда отчаивается и теряет  надежду. Ноздри Диксона широко раздуваются. Он втягивает смешанный запах крови, пота, страха и отчаяния.
Лотар лепечет, лжет и не понимает, что сейчас подписал себе смертный приговор.
Губы Аллена скользят по шершавой кромке раны на щеке, опускаются и касаются передавленной шнурком шеи, затем мочки уха:
- Придет говоришь… Сам…. Слаааавно. И с копией…
Пальцы отпускают шнурок и губы трогают след от него на коже. Тонкий, похожий на рану темно-багровый, почти синий след.
- Значит,  ты мне не нужен, Лотар…
Пальцы, затянутые в перчатку широким движением оглаживают пах, отпускают мошонку и забирают член в горсть. Расслабленный, мягкий.
- Значит,  пришло твое время умереть и мое время встретиться с тем, кто может сыграть со мной в орлянку. Но сначала….
Если то, что говорил охранник правда, то ему конец. Аллен действительно не собирался оставлять его в живых. И если он не сможет выбить из него имя, то придется покориться судьбе и быть готовым к опасному повороту.
- Назови мне его имя… Хотя нет… Не надо…
Перекладина, надежно фиксирующая ноги крепко перехвачена и колени буквально подтянуты к груди, рукоять кнута снова упирается в  сфинктер и надавливает на этот раз серьезно, постепенно погружаясь внутрь тела. Тонкие края рвутся и начинают кровоточить, зажатые от ужаса и боли мышцы сопротивляются так, что сильная мускулистая рука, проталкивающая рукоятку кнута внутрь тела с трудом преодолевает сжавшиеся мышцы. Ребристая, сплетенная из прочной эластичной кожи длина рукояти миллиметр за миллиметром погружается в трепещущее от ужаса тело.
- Ты не заберешь копию… и уже ничего не скажешь…
Аллен целует  запекшиеся, искусанные от боли губы так, как целовал бы нежный лепесток цветка – осторожно касаясь их,  нежнейшим движением проводя кончиком языка по трещинке в середине нижней губы и пьянея от хриплого прерывистого дыхания. Ему хочется взять нож и вонзить в горло, зажать рот и выпить остатки дыхания, захлебываясь горячей густой кровью. Язык проводит от губ по подбородку и шее широкую влажную полосу, рука сильнее давит на перекладину и Лотар распялен так, что теперь не может даже пошевелиться. Все что ему остается это кричать. Аллен ждет этого момента, жаждет поймать губами чужой крик. Из разорванных мышц ануса начинает хлестать кровь, рукоятка поворачивается, рука палача начинает ворочать ее внутри,  раня девственные мышцы. По коже течет кровь.  По светлой, дергающейся коже тела Лотара, по темной жесткой коже рукоятки и по мягчайшей змеиной коже перчатки, облегающей пальцы мучителя.

Картер кричит  путаясь в словах и по горло увязнув в своей лжи. Язык плохо слушается, слова превращаются в вой и стоны. Аллен гладит его по щеке, по горлу и кадыку, кивает, не противоречит, лишь сильнее и грубее трахая распяленный  зад рукояткой кнута. Темная жижа течет сгустками, пачкает благородную кожу плети и перчаток, лужицей густых выделений собирается на тумбочке.
Крик такой…. Аллен откидывает голову вверх и на мгновение замирает, старясь подобрать для самого себя определение.
Крик роскошен…. Ноздри щекочет кислый запах пота, кожи, страха и острый тошнотворный запах  крови.
Тело кнута гибкое, сужающееся и длинное так удобно для того что сейчас требуется сделать.
А нужно всего-то резко вонзать рукоять еще глубже в задницу, дернуть вверх, как чтобы она под острым углом прошивала тело и намотать кнут на деревянный кусок плинтуса, надежно удерживающий ноги в разведенном положении. Теперь Лотар будет  купаться в боли, рукоятка внутри разодрала мышцы и только чудом не расплющила железу.
- Как ощущения?
Перчатка трогает набухшие на груди следы от кнута и возникает отчаянное желание стянуть ее, попробовать  рану обнаженными пальцами. Но это будет  уже слишком интимно. Зачем ему такое…
- Доверие, Лотар? Я тебе доверял. Ты можешь продолжать кричать. Это уже от боли. Ты ничего мне не скажешь, да? Ты ведь уже понимаешь, что умрешь.
Нож Картера  снова в руке Диксона и острый кончик  делает надрез на соске – вертикальный аккуратный. Ранка углубляется и сосок разрезан ровно пополам.
Интерес к порезу почти исследовательский и отстраненный. Крик. Переходит в хрип и не отвлекает.
- Хотя… ты можешь назвать имя человека, у которого копия записи.
Казалось бы всего лишь комочек плоти. Диксон плашмя кладет нож лезвие на второй сосок просто распухший от удара нанесенного раньше, немного водит холодным по теплому и мягкая ткань поджимается, приобретает форму горошины. Рефлекторно. Это не возбуждение. Вряд ли этот уже изломанный мешок с костями способен возбуждаться от того, что с ним происходит.
Коричневый сморщенный маленький рефлекторно сжавшийся комочек кожи. Лезвие тускло поблескивает и аккуратно вскальзывает в плоть, как в растаявшее масло. Второй сосок поделен вертикальным разрезом пополам.
Кровь льется, блестит и суетливо прокладывает по груди на ребра и вниз по бокам причудливые  тропинки, лезвие как бритва плашмя идет вверх, собирает на широком полотне достаточное количество свежей крови и Старейшина слизывает ее размашистым широким движением языка.
Во рту солоно. Густо и словно медный пятачок вместо леденца.
На восприятие этого набора ощущений мозгом уходят доли секунды, а затем наступает мгновенная реакция – восторг от ощущений – по хребту мелкие волоски дыбом, дрожь сотрясает тело, Аллен прикрывает глаза и судорожно выдыхает, приводя себя в относительно нормальное состояние.
Стоит ли убивать такую игрушку? Он не агнец божий, он преступник. Отступник.  Иуда.
Достоин ли Иуда последнего шанса?
- Хм…
Аллен отвечает сам себе, когда нож надавливает слева между пятым и шестым ребрами. Лезвие на сантиметр погружается в тело.
- От твоего ответа зависит исход. Не расскажешь всей правды, воткну глубже. Скажешь – вытащу.