Дэниел больше всего боялся, что ему понравится, как лижет Том. Поэтому юноша зажался, едва услышал голос Эрхарда: любовник обращался к чёрному слуге, для которого пришлось раздеться, и это вызывало одновременное бешенство и томную поволоку внизу живота. Принцесса старалась смотреть только на член своего Господина и мысленно представляла, как его ствол насилует её, заставляя беспомощно корчиться от безумного сладострастия. Ожидающую прикосновения кошечку вело именно от этой безумной мысли.
Кажется, чёрный опустился на колени, и в этот миг юноша закрыл глаза, чувствуя, как алеют щеки и влажные губы хватают воздух, словно у рыбы, выброшенной прибоем на скользкую гальку. Сейчас Дэниел не понимал, что он хочет, теряясь в вихре собственных фантазий, и перед глазами мелькали сцены из каких-то чёрно-белых фильмов, где плохо сделанные чудовища размахивали картонными когтями над головами кричащих девиц, а кровь была сделана из ткани.
Он часто задышал, и, вцепившись в мрамор пальцами, замер. Бретельки шелкового лифчика впились в покрытые испариной плечи, корсет давил, словно гипсовый, бороздки от пота щекотали грудь и спину. Шорох шагов, и юноша напрягся. От Тома пахло всё сильнее и сильнее, и принцесса дышала через раз, ее тонкие ноздри трепетали от запаха чёрного слуги, и она была готова признать, что его запах ей нравится: мускусная эссенция пахла так, словно он не подмывался неделю, пот пах остро, а еще запах лошадей и какой-то приторной травки. Гель? Сено? Въевшееся в ладони масло для сёдел? А язык у парня оказался такой мягкий и подвижный, что юношу бросило в настоящий жар, и пах скрутило таким сладострастием, от которого принцесса свела ноги чуть сильнее, чтобы удержать судорогу. Маслянистая от появляющихся выделений вершина качнулась в такт толчка языком, а Дэниел с трудом удержал тихий стон. Ему казалось, что он последняя шлюха, которую может вылизать кто угодно, а он будет только постанывать от удовольствия. Но Том был слишком настойчив, разлизывая нежную кожу между ягодиц, и Дэниела постепенно раздвинула ноги так, что губы явственно прижались к стиснутому колечку мышц.
Теперь ей показалось, что она виновата перед Эрхардом за то, что ей нравится, как между бёдер у нее потекли тонкие нити слюны чёрного слуги. Взмах пушистых ресниц, сереющие, как предгрозовое небо, глаза, приоткрытые в неровном дыхании коралловые губы. Жирный отпечаток смазанной помады в уголке рта. Принцесса помнит, что Господин знает, как меняются ее глаза от сильного возбуждения, и такой взгляд принадлежал только ему, а сейчас...
Сейчас Эрхард позволил своей кошке сделать то, что она так бесстыже любила, и слегка дёрнув её к себе, обдал таким флёром своего терпкого, мужского запаха, что у Дэниела рот мгновенно наполнился слюной. Юноша  потёрся лбом о пах мужчины, потом мазнул по стволу ресницами, погладился пылающей щекой, и как мог нежно поцеловал бархатную головку, чувствуя тут же, как между губ стало липко от попавшего туда сока. Принцесса не устроила любовную игру с членом Господина, и, слизав языком с тонкой кожицы бисер сверкающей влаги, мягко обхватила чувственными губами вершину, стала посасывать, не задевая зубами, лишь прижимая плотно языком к нёбу и вбирая глубоко, до внутреннего позыва тошноты, подставляя любимому рот, глотая его терпкую смазку, не обращая внимания, как в уголках губ появляется масляная пенка не проглоченных  выделений.

Эрхарду нравилось, и Дэни это чувствовал каждой клеточкой своего преданного тела. Довольно прошло времени с тех пор, как Господин выдрессировал свою Принцессу так, что она умела одним только языком доводить его до исступления, и залитая его спермой влюбленная кошка только щурилась от удовольствия, искренне радуясь тому, что доставила любимому наслаждение.
И теперь Эрхард почти отдёрнул её, не позволяя выпить его семени, на что Дэниела было зашипела разгневанной фурией, ведь ей вовсе не хотелось лишаться своей маленькой победы, а кончающий ей в глотку любимый – это именно что победа, но он не позволил бы ей спорить с ним в любовной игре, которая при  всём её опыте и мастерстве шла по одному завёденному сценарию – Господин выбирает, а Принцесса подчиняется. Впрочем, лизать его яйца или ступни, пол под его ногами или собирать с ковра лакомства, бесстыдно демонстрируя свою покорность – всё Дэни было сродни жгучему вожделению, и он умел получать удовольствие от любой фантазии. Выражение лица Дэниелы было действительно упрямым, когда Эрхард прервал её ласки и заставил избавиться от юбки. У юноши чуть дрожали колени, когда ему потребовалось собрать все силы, чтобы подняться. Измученного языком Тома Дэниела почти мутило, и он отчётливо чувствовал, как между бёдер стекают маслянистые потёки соков и слюны, которой чёрный конюх так щедро залил анус принцессы. Она ухватилась за колено Эрхарда и свободной рукой потянула вниз юбку, полностью обнажаясь перед обоими мужчинами. Косточки корсета впились в рёбра, причиняя боль, но снять его дозволения не было. Так же как не было дозволения сохранить себя для Господина, и Дэниел в какой-то миг затрясся от беспомощного унижения, когда он понял как требуется сесть на колени Эрхарда. Упрямая складка у губ, сверкающий бешенством взгляд, словно отстегали розгами перед чернью, и забившийся комок сладострастия внизу живота, когда пришлось развести ноги и, немея от желания сдвинуть колени, прижаться всем телом к Господину. Надеясь, что он поймет, что маленькому и несносному гордецу Дэни так тяжело подставлять себя под липкий взгляд Тома. От ласк промежности и ануса член юноши стоял колом, и с головки стекали светлые капельки выделений, промежность была влажной от слюны, а стройные бёдра сведены от напряжения. Принцесса понимала, что не выдержит натиска двух мужчин, но всё еще старалась сохранить остатки самообладания, истекая, как самка, и чувствуя, как от собственного запаха у неё кружится голова и сосёт под ложечкой от малейшего прикосновения Господина, и она уступила, тая, словно сочный бутон маслянистого крема, оставляющий после себя шлейф запаха и липких брызг сочащейся мякоти.

Поцелуй до кровавой истомы, когда в глазах темнеет и язык горит от насилия. Властные губы Эрхарда впиваются так сильно, что Дэниел стонет, почти машинально запрокидывая голову и податливо раскрывая губы, чтобы язык любимого мог трахнуть в рот. Слюна тёплым веером гладит нежные покрова, и вкусные струи проглатываются с невероятной скоростью. Пьянящая иллюзия вседозволенности, и юноша разгоряченным телом льнет к мужчине, не стесняясь того, что член так горячо трётся об одежду и голую кожу. Стон Эрхарда, словно выкрик бушующего льва, и Дэни с нежной ласковостью сосёт его язык и нежит губы. Приказ сталью пронизывает душу, и Дэниел впивается с безудержной силой в язык любимого. Укус в уста, и светловолосая голова склоняется перед любимым садистом. Принцесса покорна и изнасилованный рот мог бы шептать, что она сделает всё, что пожелает Господин, но он же итак знает, что она выполнит любую его прихоть. Для Дэни нет запретов, также как их не существует для Эрхарда, и маленький упрямец скорее сдохнет, чем уступит любовнику в его потакании своим бешеным страстям. Укус-удар в рот Господина, и резцы с наслаждением вжимаются в чувственные покрова. Кровь брызнула в рот, и это означает -  «Да!» Окрик. Срыв. Покорный шёпот. Она согласна сосать чёрному член. И словно тонкие крылышки сломаны грубыми пальцами, когда Господин сдирает со своей принцессы твёрдый панцирь корсета. Хруст, будто лопаются кости. Дэниела сжимается, удерживаясь за любовника, но остаётся полностью обнажённой перед чёрным, и всё её существо готово протестовать против того, что бесстыжее в гибкой грации тело стало достоянием слуги. Тонкая нить позвонков, словно полоска узора между лопаток. Пушинки волосков к низу спины и раздвинутые ягодицы. Соски затвердели от соприкосновений с торсом Эрхарда, и Дэни из последних сил прижался к нему, отдаваясь полностью и где-то втайне надеясь, что Господин не позволит дотронуться до своей собственности никому на свете. Взгляд широко распахнутых глаз в глаза любимому, а в ответ чеканка слов, от которых юноша сильно вздрогнул и густо покраснел. Нет, Эрхард, пожалуйста, не хочу на полу… нет, я буду ему сосать. Дэниелу не нужно было даже произносить этих слов, чтобы дать понять, что он сделает всё, что угодно… И он обмяк и покорно стал прогибаться за рукой. Даже если бы боль не зазвенела такой хлопушкой в стиснутых прядях, юноша понимал, что сейчас момент для капризов и выходок совсем не подходящий. Лоснящееся от пота гибкое тело молодого зверя податливо изгибалось, и Дэниел тихо стонал, чувствуя, как сильные руки разводят его ягодицы, и как между разошедшихся полукружий заскользил палец любимого, заставляя принцессу извиваться на его руках, рычать и бесноваться, словно она одержима. Подушечка пальца надавила на вход, и Дэни тихонько заскулил, подаваясь назад, чтобы палец заскользил глубже. Всхлип жгучего удовольствия, и обнажённое тело зашлось судорогой, словно по жилам пустили разряд тока. Смегма жаркими толчками пачкает брюки любимого, но кошка больше не обращает внимания. С горящими щеками, торчащими сосками и дрожащая от сладостного унижения, она гибко развернулась, словно действительно её тело было на шарнирах и, изогнув спину, подставила разведенные ягодицы Эрхарду, потираясь гениталиями о его колени, подняла пылающее лицо на Тома:
- Чёрный Господин подойдет ближе, иначе мне не дотянуться…
В голубых, как прозрачное летнее небо, глазах сверкало самое лучшее бешенство, на которое была способна униженная принцесса, и в углах зацелованных губ дёргалась недобрая улыбка.

Мальчишеское упрямство и нежелание брать в рот у чёрного мужчины: всё пропало в секунды, когда Эрхард стиснул ноющие соски пальцами и влажно стал ласкать подтянувшиеся яйца. Дэни подумал было, что за укус любовник ударит в ответ, но жестокости не последовало и истязание ласковой пыткой продолжилось, лишая юношу гордыни и самоотверженной попытки сопротивляться собственному телу. Да куда же там было сопротивляться Господину! Дэниела могла расцарапать в кровь его плечи, искусать его руки, пить кровь прямо из прокушенных губ любимого, но сопротивляться она не умела. Принцесса могла бесноваться, сходить с ума и превращаться в свирепую самку, но едва мужчина оглаживал её с неподдельной властностью владельца, как она сдавалась и гибким бичом извивалась перед ним, пачкая бархатной нежностью выделений. Теперь член любимого жгучим ударом надавил на ложбинку ануса, и Дэни затрепетал от сладостного ожидания вторжения. Он стелился по коленям, как бесстыжая шлюха, раздвигал бёдра и вжимался набухшими от ласк гениталиями в сильные пальцы. Мягкая кожица выбритой мошонки шёлковой поволокой мазала по ладони Эрхарда, и текучая кошка лишь тихонько стонала, выгибаясь и до гулкого сердцебиения чувствуя, как горячая вершина тёрлась о её мокрую промежность. Прав бы был Том, считая, что юноша обижен на приказ любовника? Жаркая краска заливающая щеки и чуть приоткрытые влажные губы, когда Дэниела старалась продышаться, прежде чем уступить убедительному приказу Господина. Что знает чёрный о смятении избалованного любовника собственного хозяина? Дэни плыл от желания, и пальцы, трахающие его задницу были убедительнее всего на свете, и, вжимаясь в плоть любимого, он настойчиво предлагал взять себя даже таким – готовым отсасывать конюху и лизать его яйца. Где-то в глубине похотливой истомы юношу трясло от волнения, а позволит ли ему Эрхард после такого представления быть взбалмошным и жестоко-требовательным? Иссиня-чёрный исполинских размер член едва не ударил по щеке или он оказался так близко, что презрительная гримаса сошла с лица Принцессы, сменившись вполне понятным беспокойством и брезгливым недоумением. В паху Тома густо росли курчавые волосы, и среди завитков ползли мутные капельки смегмы, обильно увлажнившие натянутую пульсирующими сосудами кожицу твёрдого ствола. Чуть дрогнули бархатные ресницы, и затрепетали от острого мужского запаха тонкие ноздри, Дэниел потянулся к члену, коснулся кончиком языка скользкой от соков вершины. Кажется, смазка у слуги была такая едкая на вкус, что юноша дрогнул, торопливо глотая слюну. Настойчивые пальцы Эрхарда всё жестче насиловали узкий вход, и юноша, оказавшись между его руками и членом Тома, не мог даже помыслить о том, чтобы сдвинуться в сторону, и поэтому он с осторожностью, словно пробуя вкус незнакомого яства, принялся слизывать розовым язычком обильные выделения из члена слуги. Глотал медленно, словно опасаясь подавиться и, собрав мутную слизь полностью, прижался влажными губами к набухшей головке, обхватил её полностью и медленно стал вбирать член в рот, расслабляя подставленную глотку и мягко надавливая губами на гладкие сосуды. Чувствуя до дрожи каждой клеточкой растерзанного сознания, что в рот его трахает чёрный, и, получая от этого патологически сладострастное удовольствие, Дэниела сосала Тому сильно и ритмично, явно стараясь вынудить его кончить поскорее…

Между бёдер всё липко от подтёков тягучих выделений, которые вытекают из расстраханного пальцами ануса, и Дэни чуть всхлипывает, когда Эрхард давит сильнее. Растягиваемое колечко мышц пылает от трения, и принцессе, усаженной так, что колени  широко разведены, а сфинктер растягивается от малейшего толчка, почти больно от резких проникновений. В рот стал давить член Тома, и юноша вдруг совершенно утратил контроль над собственным телом и почувствовал себя зверёнышем, загнанным в клетку двух исполинов, которые беззастенчиво намерены содрать с него три шкуры. Противление давлению плоти почти рефлекторное, и глотка каменеет, мешая ритму слуги. Рот переполняет слюной, смешанной с пахучей смегмой, и с углов губ начинают стекать струйки сверкающей влаги. Дэниела ведёт себя плохо и под тихий шелест приказывающего голоса склоняется ниже, и послушно сглатывает жижу, и снова язычок вылизывает сочащуюся щель, и снова поясница эластичным изгибом прогибается так, что порозовевшие от соприкосновений ягодицы расходятся шире, выставляя юношу на обозрение своему любимому. Он похотливый чёрт, но сейчас его почти колотит от необходимости коснуться пальчиками тугой мошонки, затянутой волосяным покровом, словно жёсткой, влажной шерстью молодого щенка, и гладить так, как велит Эрхард. Дэниела с трудом заставляет себя не отдёрнуть руку и трогать тяжелые яйца, гладить их, скользить ноготками по скользким от соков волоскам и, обхватив основание ствола, ласкать чуть сильнее, как приказывал Господин. Едкий запах бьет в ноздри, ствол входит всё глубже, мешая сглатывать, и Дэни чуть дёргается, стараясь вытолкнуть член языком. Стона его почти не слышно, когда любимый начинает трахать его сразу тремя пальцами, гибко осаживаясь на них, юноша словно старается отстраниться от жгучего жара, которым давит на него Том. К языку пристают крошечные волоски, а ладони мокрые от его соков. Белоснежная принцесса, словно обнажённый нерв, дрожит от глубоких толчков пальцев и члена, противление бесполезно и причиняет ей боль, мышцы ануса поддаются медленно, но, похожая на восковую статуэтку, принцесса перевозбуждена и следует за его движениями, как прикованная. Он вздёрнул её на кол своей власти, словно распял, и она, покорная и пылающая, безропотно опустилась на него. Звенящая до дрожи боль пронзила хрупкое тело, и лоно заполнилось жаром любимого. Дэни замер, пронизанный насквозь. По хребту пошли колючие мурашки, из пылающего болью ануса полосками потекли розоватые струйки. Юноша, скованный болезненной любовью к своему нежному садисту, резким движением языка вытолкнул член Тома, чтобы отдышаться и проглотить вместе с соками мужчины глухой стон сладострастной истомы, которую хотел разделить только с любимым…

Эрхард выкрикнул так глухо и по-звериному, что у Дэниела зашлось сердце от безумного экстаза, который с кровавым зверством вцепился в его разомкнутой тело. Господин наслаждался, и принцесса с долгим сладостным стоном стала опускаться на его ствол, почти не чувствуя, как из порванного ануса сильнее потекли струйки крови. Запах мускуса, мужского пота, соков и крови доводил её до исступления, и, кажется, не сорвись любовник на такую лютую страстность, она сама бы изнасиловала его.
Дэни немел от острой боли, но с мягкостью покорного раба отдавался своему любимому. Стальная хватка его чуть дрожащих рук. Мнущие до синяков белоснежную кожу крепкие пальцы. Царапающий морок казавшейся грубой ткани. И словно дурман накатывающего сладострастного безумия, когда от резких толчков в зад внизу живота взрывались раскаленные угли, окатывающие нежную промежность. Эрхард всегда был неистов. Красив в своей безжалостности. Он был неистов. Он был смел. Он бушевал, как пламя, которое пожирало города, вопреки воле целой армии богобоязненных ханжей. Он был стихией, и ей подчинялся Дэни, вымытый изнутри до кровавой каши набухшим членом своего любовника. Яйца Эрхарда стегали ноющую промежность юноши, член врывался с такой силой, что хлюпающие звуки сочащийся смазки, смешанной с окровавленными сгустками слюдянистой жижи выделений, стояли в ушах одним гулом. Поцелуи жгли, а Дэни только сильнее выгибался, тая розовым пахучим воском от проникновений и слепящих ласк. Гибким хлыстом выгнул спину, подставляя под губы любовника и чувствуя, как на плечах расцветают розовые бутоны меток, плавно повёл бёдрами, насаживаясь глубже и скользя так, словно трахали его смазанным маслом дилдо. Это был их излюбленный танец безумного сладострастия, и с каждым ударом боли в разорванное лоно Дэниел влюблялся всё сильнее в своего Властелина, словно проходя очищение его неистовством. Крик рвал глотку, и принцесса почти забыла о существовании второго мужчины, когда Том потянул её за голову, заставляя вновь прогнуться, и, надавив на приоткрытые в рваном дыхании губы, стал вгонять ей в рот истекающий, горячий член. Дэни не сопротивлялся. Не кривился. Пылающий от сладостной муки, терзающей его тело, он покорно распахнул влажные губы, давая черному слуге вогнать себе ствол полностью. От судорожной нехватки воздуха свело все мышцы, а вершина продолжала жёстко драть нежное горло, заливая глотку пахучей смазкой. С углов рта потекла маслянистая пенка слюны и выделение, и, теряя равновесие, Дэниела ухватилась за бёдра абиссинца, и тут же почувствовала, как Господин дёрнул её на себя, осаживая на свой член до основания. Том на миг освободил рот, и юноша смог сглотнуть, давясь хриплым вскриком боли, и тут же две иссиня-чёрные ладони рванули его голову обратно, вставляя в глотку исполинский член. Мошонка конюха ритмично хлестала Дэни по подбородку, язык онемел, и он едва успевал вздохнуть в крошечные мгновения, когда член Тома выскальзывал из изнасилованного рта. Эрхард жёстко трахал окровавленный зад, и юноша, балансируя на грани сознания, падая в пучину экстатического сладострастия, тёк кровью и соками, сотрясался от сильных толчков, почти немел от внутреннего крика и отдавался обоим полностью и без остатка, не в силах отказаться от острого наслаждения, которое дарили ему мужчины, насилующие его, словно шлюху. И он, словно шлюха, подмахивал бёдрами любимому, стараясь обхватывать разорванными в бахрому мышцами его член, насаживался сам и двигался в заданном им ритме. И он же сосал член чёрному слуге, покорно высасывая из щели смазку и глотая так, что кадык ходил ходуном, словно куколка на нитке. Гибкое белоснежное тело Дэниелы, лоснящееся от испарины и брызг смазки, слюны и крови, двигалось ритмично между двумя терзающего его мужчинами, впитывая каждую каплю, предложенной ей фееричной оргии…

Дэни  глотал с трудом то, что выплеснул в рот ему негр. Жаркий поток семени забил глотку, оросил часть лица и шею. Принцесса захлебнулась от потока и подавилась бы, если бы Господин не дёрнул её за волосы на себя. Теперь он покорно глотала сперму Тома, залитая по грудь этот слизкой жижой. Бусины сосков увешены клейкими тягучими подтёками, нежная кожа груди и полосы потекли ниже по влажному от испарины прессу, холодя и раздражая кожу. Дэниэла вскипела бы от негодования, но не имела даже  сил пикнуть что-то против. Всё её существо было настроено на то, как лохматил в бахрому её лоно Господин. Он был ненасытен. Он бы жесток. Он был нежен. Он был сам Сатана. И ей разорванной до крови никогда не приходило в голову противиться любовнику. Вскипающая боль так терзала беспомощное тело, что юноша выходил из себя. Его крик, его бешенство, его попытка сопротивляться – всё ломалось хрупкими стебельками о неистовство любимого. И вопреки здравому смыслу Дэни отвечал Эрхарду, подставляясь под скользящий, огненный поршень, горя как воспалённый нерв и с бешенством отвечая на тугие толчки в мокрый от соков анус. Удар на удар. Смычка на смычку. Вопль на вопль. Юноша бился в железной хватке любимого, извиваясь как пульсирующая кошка, отдаваясь как вышколенная блядь. Растерзанное до внутреннего кровотечения отверстие, тонкие полоски слизистой сползающие из кровоточащего лона, белесая пенка из соков, жгуты мышц и невесомые движения упругие ягодиц, поднимающихся на тугом коле мужчины. Принцесса взлетала и вновь опускалась на предназначенное ей место. Липкая плоть. Кровавый фонтан. Белоснежные бёдра обнимающие любимого. Пушистая чёлка вразлёт и звонкий вскрик невинного мальчика, разорванного вопреки ничтожной морали. Дэни всегда так кричал, когда достигал вершины наслаждения, словно шантажируя Эрхарда своей девственностью, словно стараясь поломать его жгучую твердь, словно приговаривая его к себе…Член вошёл в расширенный анус до основания и юноша застонал, выгибаясь навстречу, словно ломкая тростинка от рывка бури. Хруст веток за окном, кажется подходила буря и ставни яростно били по деревянным прутьям окон. Визг скользкого дождя по подоконнику, полозы случайных огней в окна. А Дэниель целовался с Эрхадом, целовался неистово, в засос, кусая его губы до крови, насилуя языком любимый рот, насилуя так, как он в эти минуты рвал нежное лоно принцессы. Хлебки слюной. Вопль в губы. Хребет дугой и сладострастная волна стегнувшая по набухшим яйцам и всё сильнее, сильнее, пока истекающий член не брызнул жемчужными каплями семени и юноша не затрясся в экстазе оргазма, впившись в губы любимого, и со стоном выгибаясь словно хлыст, кончая долго и болезненно, пачкая его и себя, глотая с его слюной сперму Тома и сверкая потными ягодицами, подставленными под удары бешенства любимого…

Дэниел почти в изнеможении без сил осел на член Эрхарда, чувствуя, как горячими толчками его заполняет семя любимого, обжигает, словно жидкий свинец, переполняет и бьёт в самую душу…
Эрхард… Эрхард… Эрхард! Только ты можешь так брать, что душа в огне. Только ты получил сердце своего беспощадного ангела. Только тебе Дэни предан душой и телом. Только за тебя ступит на эшафот и шагнёт вместе с тобой в бездну. Твои слова нежности и любви выжжены на сердце своенравной Принцессы, и только твои ноги она будет целовать, благодаря за чувство полёта, которое ты доверил её пережить…
Я люблю тебя, Эрхард... Беззвучно шепчут окровавленные губы юноши, чужая сперма на них, чужой вкус, запах молофьи, но от этого еще неистовее хочется того, кого Дэни любил больше свободы, больше гордости, больше жизни. Залитая семенем принцесса нежно прижалась к своему Господину и беззвучно шептала ему в ответ нежные слова. Розовый язычок проворно слизывал с губ семя Тома, но она словно и позабыла о том, кто так обошёлся с ней. Голос у Принцессы мягкий, как бархат, и она тихонько, с лукавой улыбкой шепчет Эрхарду о том, что приходит в голову в эти мгновения неземного блаженного откровения. О том, что Господин её божественно прекрасен, о том, что когда он в ней, то теряешь рассудок, о том, что она боится шевельнуться, потому что запачкает диван кровью и спермой. Сердце колотилось, как безумное, и нежная фигурка белокурого юноши смотрелась на фоне любовника словно пришпиленная к могучему стволу бабочка. У Дэниела непристойно белоснежная кожа, словно у девушки. Плавные движения. Скользкая от соков промежность по-прежнему выставлена на обозрение для Тома. Соски, как пара вишен, всё еще туго налиты кровью. От нагрузки бурно вздымается пресс. Полоски пота стекают по плоскому животу и скользят по гениталиям. Хлопья спермы, как ожерелье на шее и груди, капли на бёдрах. Глотать больно из-за того, что чёрный слуга глубоко вгонял член и не очень церемонился с принцессой. Язык опух. Судорога после оргазма стекает по измученному телу жаркой волной. Насилие было яростным, и Дэни пришлось нелегко, но он всё равно уже был в силах улыбаться. Юноша мягко отирается хребтом о грудь Эрхарда, словно пресыщенная самочка, получившая желанную трёпку от своего самца и теперь выпачканная с головы до пят в его запахе, она тихо млеет, прижимаясь к нему всем телом. На шкуре расцветали яркие метки, выжженные прикосновениями любимого. Они, как волшебная отрава, проникли под кожу, растрепали в лохмотья жилы, вспороли сердце и набили его пылающими письменами. О любви. О той любви, которую пророки называли неземной..
Но сейчас Дэни, растопленный болью и истомой, просто нежился в руках Эрхарда, загадывая на будущее какие-то планы, помышляя о бесконечной жизни рядом со своим мужчиной, получал удовольствие от того, что твёрдый член всё еще растягивает анус, и того, что слышит от любимого слова о которых мечтал годами, и того, что сердце ликовало от любви. Посаженное на крепкую цепь. Принадлежащее только одному на свете – Эрхарду…

Он очень осунулся. Под глазами пролегли серые тени. Излом полуулыбки,  сжатых лезвием губ. Светлые волосы стянуты в хвост. Он постарел? Очень, очень, очень. Кажется, что он гнётся от порывов слепящего ветра, и, прислушиваясь к собственным шагам, ступает в очередную лужу, и тогда на начищенных до блеска ботинках взрываются прозрачные пузыри воды. Они, словно гнойники, и обувь облеплена какой-то скверной, или это галлюцинация? Мужчина останавливается, достаёт из кармана платок и упорно стирает с ботинок невидимую жижу, потом выпрямляется и идёт дальше, тщательно обходя прохожих и виновато улыбаясь если задевает плечом. Полы дорого пальто распахиваются, словно крылья огромной птицы, а под ним дорогой костюм в мелкую полоску и галстук, нарисованный помадой прямо на голой коже. Люди шарахаются, а мужчина торопливо шагает прочь, пряча руки в карманах, там пальцы упираются в мелкий хлам, и среди него старая измятая вырезка из газеты. Хлопья потёртой бумаги и больше ничего, от свинца строк почти невозможно извлечь смысл, а заголовок просто исчез, но нужно ли перечитывать о том, что в дом к известному мизантропу и плейбою пробрались убийцы и хладнокровно убили его?
Мужчина резко останавливается и до боли сжимает виски ладонями. Светло-голубые глаза выражают безумную усталость. Он слышит, как захлёбывается булькающей кровью любимый. Он слышит, как лопаются жилы под ножом психопата, он слышит, как с влажным хрустом ломаются распиливаемые кости. Мучительная агония разрываемой на куски мяса любимой плоти и одуряющий запах крови и мочи. Хрустящие вафлями кости. Скользкие кишки браслетами вокруг запястья. Бурое сердце, сжимающееся на кончике ножа.  Мыски кремовых туфелек в пузырях крови...
Рывок за ленту, стягивающую хвост, и поток изумительно светлых волос обдаёт плечи, словно долгожданный удар тростью. Буравчики-глаза смотрят прожорливо, клок рыжих волос похож на гнездо, уродливая маска тамбур-мажора. Он старый, как смерть, или просто зрение стало подводить? Кто-то дёрнул за локоть, не давая шагнуть на проезжую часть под колёса завизжавшей машины, кто-то обругал и пожалел. Мужчина ничего не слышал, словно внезапно оглох, и в этой вате тишины он смотрел только на своё чудовищное отражение в искривлённом оргазмом безумии. Шажок за шажком, с камешка на камешек, словно диковинная птичка прыг-скок, оно было неминуемо и воняло, как растерзанный труп…