Архив игры

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Архив игры » Без дрожи ужаса хватаем наслажденья » Резиденция Гаспара Дефо


Резиденция Гаспара Дефо

Сообщений 1 страница 20 из 39

1

Жилище Верховного Инквизитора, представляет собой одноэтажное старинное поместье, огороженное высокой чугунной оградой. В доме несколько спален, большая гостиная и просторная кухня. Интерьер изысканный, но в некотором смысле скудный. В доме нет ничего лишнего, того, что могло бы стоять лишь для красоты и не иметь никакого практического значения.
Несомненно, самой важной комнатой в доме является, комната для молитв. Она представляет собой просторную залу в северном крыле здания. Комната кажется немного больше чем является на самом деле, в основном из-за отсутствия в ней какой либо мебели, кроме небольшого иконостаса, установленного у противоположной от двери стены. В каждом углу стоит по большому канделябру, усеянному свечами, на стенах сосуды с благовониями, на полу масляные лампы.
Второй по значению и самой обставленной комнатой в доме является библиотека, она же служить Гаспару кабинетом. Библиотека занимает четверть дома и полностью заставлена высокими шкафами с книгами и рукописями. У большого окна, с тяжелой портьерой, резной письменный стол из красного дерева и небольшая лампа. Тут же кресло и торшер.
В спальне Гаспара ничего лишнего. Лишь кровать, платяной шкаф, комод для белья и пара прикроватных тумб. В спальне всегда полумрак и портьеры всегда закрыты, дабы никто не имел возможность стать свидетелем многих тайн схороненных в этой комнате…
Гостиная – уютное и тихое место в самой сердцевине дома. Пожалуй, только здесь можно увидеть какие-либо произведения искусства. В основном это картины или же небольшие статуэтки и как правило религиозного содержания. Удобный диван и несколько миниатюрных кресел, небольшой столик и камин…

Мало кто знает, но из подвальных помещений поместья в самое сердце города ведет туннель. Основную его часть уже давно затопило, она стала основным местом обитания крыс и бог его знает чего еще. Но та часть подземелья что находится на территории поместья, до сих пор в рабочем состоянии. Здесь сухо, но сильно пахнет сыростью и плесенью. Плохо освещенный коридор тянется на несколько метров и в конечном итоге раздваивается, будто змеиный язык, уходя в непроглядную чернь. Туда хода уже нет. В этом освещенном промежутке встречаются несколько зарешеченных дверей. Бог его знает чем эти небольшие комнатки являлись добрую сотню лет назад. Теперь это собственные камеры Инквизитора с полным набором пыточных инструментов. Были ли эти камеры когда-либо использованы им, не знает никто, кроме самого Гаспара…

2

» Тюремный сад

День подходил к своему логическому завершению. Не смотря на то что за окном еще брезжил закат, в гостиной царил полумрак. Тяжелые портьеры наглухо закрывали окна а полыхающий камин и одинокая лампа предавали комнате какое-то необыкновенный мистический характер.
По комнате разливалась тишина, окутывая тяжелым бархатом одинокого человека. Иногда ее нарушал тихий шелест перелистываемых страницы какой-то древней антикварной книги или же тихий шепот потрескиваемых в камине дров. Здешняя идиллия, спокойствие и умиротворение резко контрастировали с прошедшим днем, который был полон особых, ни с чем не сравнимых впечатлений, тревогами и заботами. Сейчас Гаспар отдыхал, за чашкой горячего чая и крайне интересным чтивом, которое, впрочем, не смогло поглотить его с головой. Мужчину то и дело посещали разного рода мысли, он сбивался со строчек, бездумно перескакивая с одной на другую, теряясь во фразах, в смысле сказанного… Ему приходилось начинать все сначала. Эту несчастную, сто сорок восьмую страницу он перечитывал вот уже на третий раз, но так и не смог осилить текст до конца. Подавив вздох, мужчина вложил в книгу холщевую закладку и отложил ее на стол, рядом с кружкой ароматного, медленно остывающего чая.
Из головы Гаспара не выходил визит на сегодняшнюю казнь Лоренцо Сиена. Вероятнее всего Великий инквизитор просто желал ознакомиться с процедурой казни, но к чему был весь этот фарс с помилованием? Да-да именно фарс. Чем больше Дефо думал об этом, тем больше сомневался о чистоте намерений Великого инквизитора. Нет-нет, он не считал его неспособным проявить милость, но закон нарушать… даже это было не в его компетенции. Хотя, что Гаспар мог знать об этой темной лошадке? Если вдуматься, то он и и лица его не видел толком, что уж говорить о том, что скрывается под кроваво-красным панцирем.
Как бы там ни было, но Сиена смог произвести на Гаспара какое-никакое, а впечатление. А еще вселить неуверенность в себе, страх за свое положение в обществе да и за свою жизнь, в конечном счете. Гаспар  с сожалением заметил, что постепенно превращается в параноика, раздувая обычный разговор , до разговора с намеком. Ведь это был обычный разговор?
Поднеся чашку ко рту, Дефо отпил из кружки, наслаждаясь восхитительным вкусом бергамота и поставил чашку на блюдце. Откинулся на спинку кресла и устало, вздохнув, прикрыл глаза. «Сегодня был ужасно тяжелый день…»

3

Одинокая лампа почти не освещала углы погруженной в сумрак гостиной. Темнота клубилась, желая подобраться к замершему в кресле мужчине, но отступала, словно ждала своего часа. В какой то момент тишина стала напряженной и зыбкой. Может, сбились на мгновение с привычного хода каминные часы или замер потрескивающий сухими поленьями огонь. Звук поставленной на блюдце чашки неприятно царапнул по сердцу. А может, и не было ничего. 
Двойник сидел на маленьком изящном журнальном столике, поджав под себя босые ноги. Это была его излюбленная поза, он чувствовал себя защищенным. Так обычно изображают холодных каменных демонов на карнизах старинных соборов. Двойник наблюдал за Гаспаром, чуть прикрыв глаза. Что–то заставило его настороженно втянуть воздух сумрачной комнаты. Тонкие крылья носа затрепетали. Этот запах преследовал его всегда. Запах крови. Тело непроизвольно содрогнулось от отвращения и заклокотавшей глубоко внутри глухой ярости.
- Что, опять был на скотобойне?
Голос глухо прошелестел в наступившей тишине гостиной. Веки, дрогнув, опустились, погружая его в блаженную темноту. Блаженную или пугающую?
- Я чувствую твое недовольство. Что, крови было мало? Она не хлестала с помоста, омывая ваши лица? Ах, пардон. Лица то вы прячете, господа инквизиторы… Так взял бы халтурку на дом. Потом в подвал и в подземелья. Я, так и быть, никому не скажу.
Голос сочился плохо сдерживаемой иронией и едва заметной горечью. Кому он мог рассказать? В комнате ощутимо потянуло сыростью заплесневелого камня и мерзким, отвратительным запахом гнили. Двойник стремительно распахнул глаза, словно надвигающаяся темнота ночи испугала его. Он медленно распрямил согнутую спину и легко соскользнул на пол.  Мгновение спустя он оказался перед Инквизитором, склонившись перед Гаспаром в издевательски угодливом поклоне. В его руках появился полупрозрачный чайничек. Двойник взвесил его в руке, словно проверяя, насколько он полон.
-Еще чаю? – не дожидаясь ответа, наклонил хрупкий сосуд и в чашку медленно полилась густая, почти черная кровь.

4

Внезапное появление в тишине чьего-то голоса заставила Гаспара еле заметно вздрогнуть. Он никак не мог привыкнуть к своему темному спутнику, точнее к его внезапным появлениям. Гаспар успел даже позабыть о нем, как о мимолетном наваждении, но тот поспешил напомнить о своем присутствии. Мужчина открыл глаза и взглянул на Двойника.
- А это ты мой милый друг – горькая усмешка замерла на лице мужчины и в тот же миг растворилась, будто ее и не было вовсе. Двойник преследовал Гаспара уже довольно продолжительное время, но в отличии от инквизитора он не знал почему здесь находится, почему рядом именно с ним, а не с кем-то другим. Он просто чувствовал, интуитивно следуя за Гаспаром и всеми мыслимыми и немыслимыми силами старался отравить его жизнь. Кажется, он ничего не помнил, а Дефо не спешил рассказывать ему все правду. По многим причинам. В основном, потому что не хотел…

Если вдуматься, Ад единственное существо на земле, которое знает Гаспара больше чем даже собственные родители Дефо. Такие знаниями могут обладать только самые близкие друзья, наверное, поэтому Гаспар не гнушался употреблять слово «друг» в их нелепом общении. Пожалуй, иногда мужчине даже хотелось, чтобы этот призрак действительно стал его другом, но чаще ему хотелось, чтобы его не было вовсе. Каждым раз этот бесенок доводил Гаспара до белого коленья. Мужчина злился, но сделать ничего не мог. Как можно сделать больно человеку, который уже умер? Которого в принципе не существует? Иногда Гаспару действительно казалось, что он сходит с ума, что Двойник – это плод его бального воображения. Но в то же время поспешал поправить себя – "Может я и больной но не на столько!"

Сейчас же Патерс, используя все свое красноречие, старался оскорбить Гаспара, выказать ему свое презрение и отвращение ко всему, что он делает. Пока что ему не удавалась задеть мужчину, настолько, что у того проснулась бы совесть. Мужчина отдавал себе отчет в совершаемых им поступках и был уверен в правильности принимаемых решений и в том, что иного выхода, увы, нет… По видимому, Двойник не разделял его взглядов.
Чашка, медленно наполняющаяся густой кровью, удостоилась лишь короткого взгляда, который вновь вернулся к Двойнику, застыв на его бледном лике.
- Что ты опять здесь делаешь? Зачем тратить время впустую, услуживаться перед мной. Пошел бы повеселился с какой-нибудь блудливой девкой! Ах, извини, ты же не можешь! – мужчина изобразил на лице притворное сожаление и усмехнувшись добавил.
- Уймись, оставь свои глупые фокусы для детских утренников!

5

Обращение «милый друг» покоробило. Аммонский пес тебе друг. Тот самый блохастый, с выступившими ребрами и тягучей слюной, стекавшей между стертых клыков. Видение стремительно промелькнуло перед глазами и сгинуло в темноте ночи. Гаспар до поры спокойно реагировал на его выходки, или делал вид, что спокойно. То, что он вздрогнул при его появлении, омыло теплым удовольствием душу. Ему так мало доставляло радость. Да, мог бы сидеть тихо и просто смотреть на Инквизитора. Так скучно же. Да, глупые фокусы. Тот момент, когда он понял, что может менять существующую вокруг них реальность, напугал его до ужаса. Вспомнить хотя бы кровавый дождь с потолка. Отвратительно до тошноты. Оказывается, если представить что-то достаточно четко, то оно тут же получало свое воплощение. Иногда весьма и весьма неприятное. Контролю это не поддавалось, просто происходило и все. И самое смешное, что иногда Двойника это пугало намного больше, чем Гаспара. Не мог он к этому привыкнуть, не мог. Просто научился мириться с происходящим и использовать в своих целях по возможности.
- Не волнуйся, у меня этого времени… - задумался, подбирая ассоциацию поприличнее. – Как жмуриков в твоем подвале… И все твое.
Взмахнул притворно руками, словно случайно плеснув кровью из чайника на лицо Инквизитору.
- Веселиться с блудливой девкой? Это ты не про Праматерь случаем?  - сделал большие глаза и зажал себе рот руками, выронив надоевший чайник. Есть прелесть в том, что тебя уже нет. Убивать за такие слова уже, мягко говоря, поздно.
- Как можно променять общество самого Верховного Инквизитора Второго округа на какую то блудливую девку! За кого ты меня принимаешь? – впал в задумчивость. – Даже не знаю можно ли вас двоих сравнивать… - окинул Гаспара сомнительным взглядом, в котором ясно читалось, кого он ставит выше. И был бы рад пообщаться с кем-нибудь другим, да приходится с этим.
- Детские утренники? Ка-а-ак интересно. – лениво протянул, явно демонстрируя обратное.
- Сводишь меня туда? А что, показательное выступление Инквизитора перед невинными овечками. Да устрашаться…  И так далее. Картина, как живая перед глазами.
Двойник чувствовал усталость Инквизитора и она непонятным образом передавалась и ему. Сил ненавидеть по настоящему почти не было. А глухого раздражения хватало только на мелкое ехидство и шутовство. Можно, конечно, и морду эту невозмутимую набить, драться он пробовал неоднократно, но сегодня пока повода не было.

Отредактировано Ад Патрес (14-08-2009 14:05:21)

6

Всякий раз как двойник появлялся, Гаспар задавал себе один и тот же вопрос – Как от него избавится? Он множество раз читал молитвы за упокой своего темного призрака и даже за здравие, сколь бы это абсурдным не звучало, но тот не уходил. От совести не убежишь! – так любил повторять отец Дефо и вот теперь Гаспар понял, что именно имел ввиду родитель. От этой проклятой бестии нельзя было ни спрятаться, ни скрыться. Он был повсюду и в тоже время нигде. Он мог появиться в любое время, когда ему вздумается. Когда Гаспар спит или бодрствует, когда кувыркается в постели с очередной заблудшей душой, когда ведет рабочие дела или допрос. Он мог испытывать терпение инквизитора часами, мучить его своими дурацкими фокусами и издевками. Каждый раз почему-то хотелось спросить – «да что я тебе сделал такого!», но Гаспар тут же отвечал на свой же вопрос, прокручивая в голове картинки воспоминаний.
А ведь он ни дня не жалел о содеянном!

- Ты преувеличиваешь! – Отрезал мужчина на заявление о его жертвах. Их было не так уж и много, но главным оправданием для Гаспара случило то «что, ни один из них не вел праведный образ жизни! Ни один не заслуживал прощения!»
Слова о Промартели заставили его нахмуриться, покоящиеся на подлокотниках руки вцепились в кресло. Гаспар не хотел давать повода Двойнику для драки, хотя ударить этого мальчишку хотелось чертовски сильно. Вместо этого он заставил себя успокоиться и как можно дружелюбнее взглянуть на Патерса.

-Нет, не свожу! – Гаспар достал из кармана халата платок и отер лицо от капель не то мифической, не то настоящей крови. – Ведешь себя плохо! Безобразничаешь! – Гаспар говорил мягко и тихо, борясь с большим желанием закричать на наглеца. «Может он устанет домогаться до меня сегодня и просто исчезнет, оставив меня в покое»

7

Когда с ним начинали разговаривать вот так, тихо и почти ласково, Двойника начинало колотить от бешенства.
- Преувеличиваю? Что именно? Я ведь не называл количества жертв. Конечно, я ведь всех то и не знаю… - то одно лицо, искаженное предсмертной мукой возникает перед глазами, то другое. Глаза, карие, черные, обезумевшие от боли и безысходности. Слипшиеся от крови пряди волос, что и не различить первоначальный цвет.
- Впрочем, кто же спорит, все они провинились и заслужили сурового наказания… - Двойник словно читал его мысли. Но это было слишком далеко от истины. Он просто знал Инквизитора достаточно хорошо. Знал, но не мог понять, не мог до него достучаться. Это был не первый их разговор. Ему хотелось пробить брешь в этой непоколебимой безгрешной уверенности последнего в своей правоте. Иногда скулы сводило от плохо сдерживаемой ненависти к таким как он, кто считает себя вправе решать, кому жить, а кому гнить в вонючих камерах, извиваясь на цепях от саднящей боли в стертых кандалами запястьях. Кто сдавленно воет, касаясь шершавого камня изодранной до мяса спиной, зная, что ему уже никогда отсюда не выйти. Он видел это. Видел. Тот, кто получает от боли удовольствие, наверно просто не был в руках палачей в белых одеждах. Боль… не несет очищения, она уничтожает. Превращает человека в обезумевшее животное. Так не должно быть. Не должно. К горлу подкатила удушливая тошнота, Двойник мотнул головой, отгоняя от себя пугающие воспоминания.
- Скажи мне, о, Верховный Инквизитор Второго округа. Если виновны они, то кто вправе судить их?
Бессмысленный разговор, каждый раз одно и то же.
Заговорщицки прищурил выкрашенный темной краской глаз. То ли гематома, то ли боевой раскрас. Пристально смотрит, как Инквизитор размазывает густые капли по лицу. В крови твои руки, Гаспар Дефо. Не замолить ее, не отмыть. Не хватит кусочка батистовой материи, который моментально набух от крови в руках Инквизитора. Даже не понятно, откуда ее вдруг стало так много.
- А ты… - Двойник склонился так близко, что Гаспар мог почувствовать, как коснулись его лица темные пряди неровно обрезанных волос. Голос, некогда сорванный криком и теперь шелестящее сиплый, стал вкрадчивым. – Ты вправе? И Великому Инквизитору… - тщательно взвешенная пауза. – Не в чем тебя упрекнуть?

8

Что уж говорить, все не безгрешны. И Гаспар это понимал. Может быть даже больше чем кто-то другой. Он так же понимал, что заслуживает самой страшной казни и был уверен что когда-нибудь найдется тот кто ее совершит. Но не раньше, чем в назначенное ему богом время, не раньше, чем Господь решит, что хватит уже кровопролития. Ведь он, Гаспар Дефо, другие инквизиторы, палачи и каратели, лишь оружие в руках Господа, не более того. Гаспар верил в это свято и на вряд ли что-то было способно заставить его думать иначе.

- Оставь эти разговоры! Сколько можно перетирать одно и то же? Ты же прекрасно знаешь ответы на все свои вопросы. – платок в руках инквизитора очень быстро набок, превратившись в кроваво-красный комок, некогда белой материи. Мысленно Гаспар убеждал себя, что это все фокусы Патерса, но  по спине его непроизвольно бежал холодок. Мысленно Гаспар убеждал себя, что это все фокусы Патерса, но  по спине его непроизвольно бежал холодок.

- Всяк сверчок, знай свой шесток!  И я знаю. Если у тебя есть какие-то иные соображения на этот счет, оставь их при себе, мне они не интересны… - Гаспар положил мокрый от крови платок на столик и уже собирался подняться, чтобы сходить в ванную, умыться и вымыть руки. Сейчас его не покидало чувство, что он только что вымазался в грязи. Любой контакт с двойником порождал непреодолимое желание вымыть руки, будто общается он с живым мертвецом и на коже осел тонкой пленкой прах…

- Отойди, я все сказал! Не желаю продолжать с тобой этот разговор, ты не понимаешь и никогда не поймешь. Если бы вел хоть сколь-нибудь праведный образ жизни, ничего бы небыло. Ты бы сейчас не сидел здесь, рядом со мной и не пытался уличить меня в неправедности. Ты сам виноват, в том, что с тобой приключилось! Вини только себя и молись, чтобы Господь простил тебя за твои прегрешения!

Отредактировано Гаспар Дефо (16-08-2009 09:44:22)

9

И то правда, одно и тоже. Все, чего мог добиться Двойник - вывести Инквизитора из себя, заставить его кипеть от ярости, мог даже заставить ввязаться с собой в драку, стараясь утолить непонятную для него самого жажду. Ради чего все это? По сути - ничего не меняло. Что хотел изменить двойник, он и сам не знал. Просто не мог по другому. Наверно оставался после смерти тем, кем был при жизни. Такие вечно огребают за слишком острый язык, нежелание подчиняться выдуманным правилам и дерзкий характер.
Откровенная брезгливость на лице Инквизитора двойнику явно не понравилась. Возмущение захлестнуло удушливой волной. «Он еще и морду кривит! Это мне противно рядом с тобой находится, это меня от твоей жизни передергивает!». Небрежно брошенный на журнальный столик платок шлепнулся с неприятным звуком куска плоти, продолжая сочиться кровью.
- Ах, уйди, противный, ты мне противный, - заголосил Двойник, мажорно ломая сиплый голос и картинно шарахаясь от кресла Верховного Инквизитора. Хлебом не корми, дай потравить. Вдруг стал совершенно серьезен, устало опустив плечи, сгорбился, обхватив себя руками.
-Господь, Господь, Господь… Вы привыкли прятаться за его именем, а свою жестокость выдаете за его законы. Он все видит. Он сам разберется, кто прав, кто виноват…
Двойник почти готов был просто уйти, исчезнуть мгновенно и неслышно, как всегда, словно его и не было. Но последние слова Инквизитора насторожили его. Что-то в сказанном задело и без того натянутые струны растревоженной души. Что-то, что мучило его так давно и не давало покоя. Он не помнил своего прошлого и того, кем он был. Обрывки воспоминаний не давали почти никакой информации, а возможность появляться только перед Гаспаром так или иначе приводила Патреса к мысли, что Дефо знает намного больше, чем говорит.
- Так в чем же я виноват? И что со мной приключилось? – голос Двойника предательски дрогнул.

10

Пожалуй, Гаспару было бы даже жаль пацана, если бы он с такой настойчивостью не действовал ему на нервы. Гаспар и правда никак не мог понять, что двойнику от него нужно и получает ли тот хоть каплю облегчения, доводя своего единственного собеседника до ничем не контролируемого приступа ярости. Дефо хотелось бы думать, что получает ибо в обратном случае все это теряет какой-либо смысл.
Мальчишка отпрыгнул в сторону, стал намеренно ломать голос и кривляться. Мужчина устало вздохнул, ведь эту бестию теперь даже не унять. «Может сделать вид что его тут нет и попробовать его вовсе не слушать? Господи, дай мне сил пережить этот вечер!» Мысленно Гаспар перекрестился на секунду подняв глаза к потолку, будто надеясь увидеть там Всевышнего, а затем снова взглянул на Патерса, которому вдруг надоело кривляться и он стоял обхватив себя руками и смотрел в пол, даже куда-то мимо него. Наверное это по настоящему ужасно, вот так, застрять между двумя мирами, не зная зачем ты здесь и как изменить такое положение вещей и в кого верить, если все от тебя отвернулись…

- Да Господь все видит! – Подтвердил Гаспар коротким кивком и поднялся с кресла. – Если я и виноват в чем-то, я отвечу перед Господом и по крайней мере у меня хватит ума признать свою неправоту и справедливость его решения каким бы оно ни было. А у тебя не хватает смелости даже подумать о том, что ты вероятнее всего заслужил свой участи… Молись отступник! Проси прощения у Всевышнего столько раз сколько понадобится! – Гаспар не повышал голоса, говорил тихо и наставительно, стараясь своими словами заставить обратить внимание двойника на свою неправедную жизнь. Впрочем, он не надеялся что тот вдруг прозреет. Скорее всего Патерс его даже не слушал, погрузившись в свои собственные мысли.

Оставив двойника наедине со своими размышлениями, Гаспар пошел в ванную. Он пересек гостиную и холл и уже издалека услышал вопрос двойника, который наверняка беспокоил его даже больше, чем какой либо другой. Мужчина ожидал его, но отвечать не торопился.
Включив в ванной комнате свет он взглянул на себя в зеркало. Двойник искустно заставил его думать о том, что все его лицо перемазано кровью. Может так и было, но теперь на бледной коже оставалось лишь несколько бурых подтеков. Тщательно вымыв руки и умывшись, мужчина вернулся в гостиную к своему потустороннему гостю.

- Ты нарушал закон, мой мальчик! Твоя душа была черна и мысли нечестивы. Ты этого ничего не помнишь? – короткий вздох – Значит это все было не так важно для тебя, иначе ты бы запомнил… - по виду мужчины становилось вполне очевидным то, что более к своему рассказу он ничего добавить не хочет. Гаспар устало взглянул на кресло и камин, потом на двойника. Возвращаться на свое место уже не хотелось. Сейчас безумно хотелось выспаться, но Гаспар подозревал что Патерс этого сделать не даст. Поэтому терпеливо ждал, когда тот сам устанет и скроется с глаз, хотя бы до следующего вечера…

11

«Проповеди опять читает». Двойник устало закатил глаза, борясь с желанием демонстративно заткнуть уши. Но слова Инквизитора задели его. Он не заметил, как Гаспар покинул комнату и вернулся в гостиную снова.
«Заслужил? Я грешник? Действительно, чем не ад… Мой личный ад. Быть тенью человека, от которого меня бросает в дрожь. Почему отказано мне в покое мертвеца, раз уж так случилось? Чего ж я такого совершил то ужасного, что меня этим высокопреосвященным упырем наказали?»
Ответов на очередные вопросы не было, а слова Гаспара нисколько не прояснили причин его положения именно здесь. Следуя за Инквизитором, Двойник убедился, что грешников в тюремных казематах как крыс в катакомбах Четвертого округа. И большинство ждала мучительная и страшная, ах, пардон - очистительная смерть. А особая честь выпала именно ему. За что? Вдруг стало жалко себя до слез. И одиноко до безысходности.
«Кто-нибудь, оплакал мою смерть? Чье сердце дрогнуло, когда меня не стало?»
Патрес качнулся, перенеся вес тела с носков на пятку и обратно. Запрокинул голову к потолку, закрывая глаза, не позволяя пролиться невесть откуда взявшимся слезам. Не было в душе Двойника непоколебимой уверенности Верховного Инквизитора не то что в своей правоте, а и в мелких частностях из разряда собственного существования.
«Не хватает смелости? Сам виноват?»
Много ли надо измученному призраку, что бы заронить семя сомнения, которое мгновенно разрослось в душе махровым цветом сожаления к самому себе. Двойник опустился на пол посреди гостиной не переставая покачиваться из стороны в сторону. Он как будто забыл о существовании Инквизитора и только губы его беззвучно шевелились. Через какое то время ритм тикающих часов и потрескивание угасающего камина слились в однообразную музыку. В трубе одиноко загудел остывающий воздух. А Двойник, покачиваясь в ритм созданной музыке, чуть слышно запел:
-Вот умру я, умру я,
Похоронят меня,
И никто не узнает
Где могилка моя…
Голос его то опускался до интимного шепота, то повышался до фальцета, больше похожего на крик или стон. Со временем Двойник перестал обращать внимание на импровизированную музыку, меняя ритм и напев, делая акцент то на одних, то на других словах, периодически чудовищно фальшивил, или возвращался к привычному монотонному бормотанию и так без конца. Слова не менялись.
Темнота из углов плохо освещенной комнаты добралась таки до лакомого кусочка и поглотила образ Двойника, оставив только его голос. Иногда тихий, почти мелодичный, иногда истерично надрывный, словно певец глотал непрошенные слезы. Иногда откровенно глумливый, срывающийся на нечеловеческий вой. Инквизитор мог «спокойно» отправляться спать, голос Двойника не покинет его дом до тех пор, пока не забрезжит рассвет.

12

Кажется слова Гаспара произвели на призрака неизгладимое впечатление. Хоть мужчина и не ответил на вопросы Патерса, тот не стал углубляться в дознание. Судя по его лицу и по тому, что он так и не сдвинулся с места пока Дефо отсутствовал в гостиной, он нашел некую связующую ниточку между тем, что происходит с ним сейчас и его прошлой жизнью, которая теперь и на воспоминание толком не походила, а скорее на бред или обрывки сновидений. Что-то будто шевельнулось в его душе, возродив прежние чувства и обиды, наверно даже не на Гаспара, а возможно на судьбу или Господа Бога. Этого инквизитор знать не мог, как и то насколько долго продлиться это эпопея и что необходимо сделать, чтобы заблудшая душа вновь обрела покой. Разумеется, он желал этого исключительно из праведных побуждений, но неприкрытое желание избавиться от лишней обузы тоже имело место быть. Что там говорить, все люди, даже самые праведные, немного эгоисты.

Мальчишка запел, а потом растворился в воздухе. Но его песня, заунывная и душещипательная осталась, впитавшись в стены дома. Куда бы Гаспар не пошел, он везде слышал этот мотив, слышал голос двойника, надрывный и печальный. Эти вылившиеся в песню людские страдание с легкостью могли тронуть любое сердце, хоть сколь-нибудь способное любить и сочувствовать. На Гаспара же вдруг внезапно нахлынули воспоминания о собственной молодости, о той, что прошла на улицах со сверстниками, а не в темной келье за стопками мемуаров и книг. Сейчас, двадцать лет спустя он понимал, какую же большую ошибку совершил его отец, решив в таком малом возрасте отдать его в семинарию. Его детство закончилось слишком рано и теперь Гаспар в некотором роде наверстывает упущенное. Вероятно, в очередной раз он хотел найти себе оправдание, своим поступкам, своим увлечениям. Если подумать, то сейчас он даже не сможет объяснить, почему тем зимним вечером забил до смерти того юношу, ныне Ада Патерса. Он даже не сможет вспомнить, что именно им двигало и что он чувствовал в тот момент, кроме непонятной жажды крови…
Голова окончательно разболелась и внезапный телефонный звонок прозвенел в голове чудовищной трелью. Мужчина поморщился и поспешил снять трубку. На другом конце провода послышался приветливый голос Лойсо Новарро. Гаспар был безумно рад этому звонку и внезапно возникшей причине покинуть свой дом и навестить свою контору, которая находилась в двадцати минутах ходьбы от поместья Дефо.
Договорившись о встрече, Гаспар переоделся, выпил две таблетки обезболивающего и направился в свое похоронное бюро, поднимать архивы десятилетней давности.

» Похоронное бюро Гаспара Дефо

13

> Совет

День был просто невероятно тяжелым. Сначала совет, потом душный офис, бесконечные допросы. Как будто бы Господь за что-то разозлился на Гаспара, в раз свалив на его плечи все непосильную работу. Мужчина даже отставил столь ему излюбленные вечерние прогулки, а воспользовался аэромобилем. Который в считанные минуты домчал его до дома.
Призрака нигде не было видно, и Гаспар мысленно благодарил Деву Марию за такое снисхождение к его грешной персоне. Если бы пришлось еще и с ним сейчса воевать, стоило бы в срочном порядке вызывать неотложку. На вряд ли конечно, но Дефо именно так и казалось. Войдя в гостиную он разделся небрежно бросив одежду на пол и прошел в ванную. Затем вернулся, чтобы подобрать мантию священнослужителя, а остальную одежду безжалостно выбросить. Сегодня его как никогда одолевала жгучая, съедающая душу депрессия и какое-то упадническое настроение. Хотелось перемен, причем кардинальных. Таких, что изменили бы его жизнь раз и навсегда. Избавиться от старой одежды, сделать в кабинете освежающий ремонт и заняться развратом. Вот именно сейчас мысли Гаспара складывались только в эту нехитрую комбинацию. Что ж, шаг сделан, одежду он уже выбросил, пусть и не всю, о ремонте распорядится завтра, а разврат… К сожалению постоянного партнера у него сейчас не было, а идти на улицы… это было выше его убеждений и не соответствовало статусу. Придется расслабиться другим способом.
Гаспар принял ванну и выпил бокал вина, даже не став ужинать. Алкоголь быстро впитался в кровь и мужчину очень скоро потянуло в кровать. Глаза буквально слипались, а тело отказывалось выполнять даже простейшие команды. Не слишком мягкая постель приняла его в свои теплые объятия, сокрыв от мирских забот. Глаза сами собой закрылись, а сознание моментально сменилось бессознательным…

14

Особняк Верховного инквизитора Бестиария

У Иблиса не было большого выбора куда направить свои стопы. Сейчас ему хотелось чужого успокоения, подкрепленного словами. И ответы, которые он хотел получить взамен на вопросы, так часто обуревающие его неспокойную душу. Но единственным священнослужителем, с которым он мог общаться, был лишь Лойсо, к которому сейчас даже в голову лезть боялся, ни то, чтобы на шаг подступиться. Так что получить консультацию человека, приближенного к Нему, он сейчас не мог. Или...
Остановившись на перекрестке, делящем широким проспектом третий и второй округа, Иблис закрыл глаза, вылавливая уже в своих воспоминаниях знания Лойсо. К счастью, сейчас его память была похожа на "Золотой вавилон", где содержались архивы не только собственных воспоминаний, но и Наварро, причем томов последнего там было куда больше, да и твердые переплеты были не так пыльны, так как двойник слишком часто к ним возвращался. Вот и сейчас он достал один из фолиантов, открыл, узнал, положил обратно. Удобно быть двойником такого высокопоставленного человека, ведь можно узнать почти всю поднаготную власти, все адреса, все имена, все секреты, которые знает носитель. Но сейчас ему нужно было лишь местоположение дома Гаспара Дефо. Тот тоже был на совете, а следовательно, наверняка после него сразу же отправился домой. Иблис помнил каким уставшим казался Лойсо после того собрания, так что не удивился бы, если бы и инквизитор Второго округа оказался таким же. Значит, вряд ли он будет возвращаться в похоронное бюро.
Дом инквизитора почти спал. Равно как и сам хозяин. Искать его пришлось недолго, да и Иблис очень надеялся, что тот уже спит. Было не слишком поздно, но достаточно для того, чтобы лечь спать после трудового дня. В комнате было темно, и даже холодный лунный свет не тревожил спящего сквозь тяжелые партьеры. Ад Патреса рядом не было. Может, он все там же, в "Плакучей иве"? А может находится где-то поблизости и молча наблюдает. В любом случае, узнать сейчас этого двойник не мог, да и пришел совсем за иным.
Забравшись на кровать, он некоторое время молча наблюдал за Дефо. В темноте он видел почти так же, как и при свете, поэтому от его взгляда не укрылось беспечное и спокойное выражение лица спящего мужчины. По привычке Самуил попытался прочитать его мысли, но словно врезался в глухую стену.
- Нет, он не мой владелец. Я не смогу.
Устроившись на боку и подперев рукой щеку, Иблис протянул ладонь к Гаспару и провел пальцами по его щеке, на которой, к концу вечера, уже выступили короткие щетинки. Мужчина, конечно, не мог этого чувствовать. Как жаль.
- Прости, Гаспар, что тревожу тебя сегодня ночью.
Шепнул призрак, накрывая ладонью его закрытые веки и закрывая свои глаза. Реальность вокруг ватой сжалась вокруг двойника, не давая ему пошевелиться. Все звуки, запахи, ощущения исчезли, открывая совершенно новые. Иблис не видел ни себя, ни Дефо, но чувствовал его присутствие где-то рядом. Вскоре его фантазия стала строить высокий, огромный по своим масштабам храм, в котором любой человек чувствовал себя ничтожеством. Пожалуй, такого величественного строения даже Аммон не видел. Старинные фрески, пересекающие друг друга резные балки, удерживающие стеклянную крышу словно бы в воздухе, витражи, отражающие сцены из Библии. И посреди пустого зала храма, среди бесконечных рядов скамеек идет человек в длинном белом холще, закрывающем все части тела и прикрывающем капюшоном лицо. Из-под полы при шаге выглядывают узловатые ступни, перевязанные кожаными сандалиями. По бокам одеяния от рук тянутся красные струи крови, оставляя на чистых черных мраморных плитах алый след. Человек направляется в исповедальню, где его уже ждет инквизитор, готовый выслушать. Занимая свое место в кабинке, мужчина покаянно склоняет голову и ждет, пока заслонка откроет решетку.
- In nomine patris et filii et spiritus sancti. - наконец подает голос человек в белом и крестится. - Amen.

15

Сознание в спасительном мраке и тишине. Ни мыслей, ни сновидений. Только окутывающая пустота. Но чернь внезапно сменилась на яркий свет. То свет был солнечным, преломленным через десятки витражей, собравшихся в единое целое вокруг Гаспара в считанные секунды. Он был в храме и храм этот превосходил по размерам и богатству убранства любые из соборов, которые доводилось Гаспару когда-либо видеть. Он медленно прошел через необъятную залу, на удивление быстро ее пересек и остановился у огромного иконостаса. Библейские картины были нарисованы рукой искусного мастера и обрамлены резными позолоченными рамами, выделяя их на общем фоне мраморного антуража. Гаспар несколько минут с интересом рассматривал иконостас, скользя взглядом от одной картины к другой. Легкость кисти и спокойствие красок вызывали в нем исключительно положительные эмоции. Да что там, казалось будто бы все в этом чудесном неземном храме радовало его, его взгляд, его ощущения. Даже одежда была немного другой, не такой которую он привык носить в своей реальной жизни. На нем была все та же черная ряса, но выполненная из мягкого приятного на ощупь материала. Узкие брюки и белая сорочка с воротником стойкой и длинным рукавом, ласково обнимали тело. В руках неизменные гранатовые четки, на шее роузери с небольшим серебряным крестиком, украшенным рубиновыми капельками.
Все же Гаспар оставил это восхитительно произведение искусства и символ веры и смирения и двинулся дальше. Как раз поодаль от иконостаса стола вереница исповедален, выполненных не менее виртуозно, из красного дерева и напоминали по своей конфигурации не глухие ящики, а скорее парковые беседки. Повинуясь внезапному порыву, Гаспар зашел в одну из них и сел на скамейку. Сложив руки в замок, он принялся ждать, но чего не знал сам, вероятно грешника, который желал покаяться, а может быть священника, способного выслушать его самого и прости. Он толком не знал, с какой стороны «домика правды и прощения» он сидит.
Ответ не заставил себя долго жать. С другой стороны исповедальни, открылась, а затем хлопнула дверца. Кто-то вошел и так же сел на скамейку. Гаспар открыл задвижку и сел ближе. Судя по голосу, по ту сторону решетки сидел молодой мужчина. Инквизитор не видел его лица, но мог различить белые одежды сквозь витиеватую решетку
- Слушаю тебя сын мой. Покайся, Господь услышит и простит тебя!

16

Створка отворилась, и эхо от глухого деревянного щелчка кажется пронеслось по всей мраморной зале храма. Если бы кто-то сейчас находился в церкви, то неприменно бы услышал и шум задвижки, и даже их негромкий разговор. Но никого не было. Иблис это знал. Даже за пределами громадных величественных стен было ничто - белый теплый свет, проникающий цветными бликами внутрь помещения.
Голос священнослужителя, решившего принять исповедь, был спокойным, словно бы укачивающим на мягких волнах теплого моря, и человек в белых тканях подумал, что может ему доверять.
- Святой Отец, сначала я хочу услышать от вас в чем смысл жизни нашей. Иногда мне кажется, что я путаюсь в лабиринте чужих мнений, и истина никак не открывается мне.
Загорелые обветренные руки спокойно легли на колени, покрытые белым, и теперь кровь, струящаяся словно ржавчина из труб по подолам одеяния, стала впитываться красными разводами уже спереди. По сути, если бы они с Дефо сейчас находились в реальности, тот бы не мог этого видеть, потому что находился за деревянной стеной, но во сне, будто бы имея третий глаз, инквизитор мог заглянуть за решетку. Равано как и Иблис мог видеть спокойное лицо человека, сидящего по соседству.
Лицо мужчины в белом было повернуто в фас к священнику, но его лицо по прежнему было скрыто тенью, падающей из-за капюшона. Только темные, кое-где выгоревшие локоны завитых волос выглядывали из-под ткани. Взгляда не было видно, но можно было почувствовать как его внимательные глаза исследуют лицо священнослужителя.
- Раз любовь является основой нашей веры, то почему я не могу ее выражать так, как могу? Неужели нет в этом истины. Неужели я грешу.

17

Как же часто Гаспару задавали этот вопрос – В чем же смысл жизни. Мужчина всякий раз обстоятельно пытался объяснить потерявшемуся человеку, но довольно часто он оказывался не понятым. И дело было не в том, что Дефо не умел объяснять или твердил какую-то сверхсложную истину, а в том, что люди не хотели его слышать, не хотели понять.
- Наша с вами жизнь это испытание, прежде чем мы ступим к вратам рая. Во время нашего нелегкого пути, мы должны доказать Господу что достояны находиться подле него, что деяния наши праведны, а мысли чисты. Смысл жизни в том что мы должны помогать ближним своим, поддерживать в трудную минуту и всячески защищать свою душу от лукавого – Гаспар говорил в пол голоса, мягко и с ноткой понимания. Он смотрел сейчас прямо на собеседника и не смотря на то что их разделяла деревянная стенка и в мелкий квадратик решетка, мужчина мог во всех подробностях видеть своего собеседника, буквально с головы до пят. Молодой человек был весь в белом, и лицо его было закрыто широким капюшоном. Видны были лишь загорелые кисти рук, покоящиеся на коленях, а под ними медленно и неотвратимо росло багровое пятно. Мужчина как завороженный смотрел на расползающуюся по одеянию кровь, но ничего не говорил на этот счет, будто бы сие было в порядке вещей.
- Любовь любви рознь, сын мой. Любовь должна быть отражением вашей души, она должна быть кристально чистой и непорочной, как слеза младенца… - Гаспар поднял взгляд, устремляя его в черноту под капюшоном, силясь разглядеть под ним лицо человека.

18

Голос Дефо был таким же спокойным и уверенным как у всех священников, у которых хоть раз исповедовался Иблис. Его всегда удивляла способность этих людей сразу же найти ответы на общие жизненные вопросы, которые в основном выглядели слишком аморфно для современного мира. Но стоило отступиться от них, найти что-то более провокационное, как даже самый опытный священнослужитель начнет сомневаться, так как в их "настольной книге" об этом вопросе ничего не сказано. И тогда они начинают увиливать, уверять, что нужно просто любить ближнего своего и не отступаться от главных псалмов, а ответ так и не дают. В роли такого человека Иблис разочаровался слишком рано, когда покинул семинарию и ушел в жизнь, даже если она и была полна черноты и греха. Он не хотел быть обманщиком и сеятелем сомнений. Уж лучше быть честным прихвостнем лукавого, нежели лживым преподобным.
- Моя любовь чиста и непорочна. - то ли повторяя эхом за священником, то ли исповедуясь произнес мужчина. - Но ежели питаю я ее к мужчине, то ведь это считается мужеложством, а не любовью.
"Если кто ляжет с мужчиною как с женщиною, то оба они сделали мерзость" - прозвучало уже не в слух, а сразу в голове Дефо, словно бы это он вспомнил цитату из Библии.
- Поэтому я в растерянности: каяться мне или нет за то, что люблю. - человек в белом отвернулся, увиливая от любопытного взгляда черных глаз и поднялся с деревянного сиденья, покрытого бархатом. Здесь, в кабинке, он казался куда выше, чем снаружи, и его голова, покрытая белым, почти доставала до потолка. Он открыл дверь со своей стороны и обошел исповедальню, чтоб увидеть в соседнем отделении священника. Свечи, уставленные вдоль громадных витражных окон задражали, будто бы резкий порыв морского ветра ворвался в храм, и вскоре стали постепенно гаснуть.
- Ты, Святой Отец, ближе к Нему, чем тебе кажется. Так скажи мне, почему ты сам отступаешь от слов Его, занимаясь содомией. Неужели вам, священнослужителям дают особые льготы перед смертью?
Загорелая кисть, выглядывающая из-под рукава, оперлось о деревянную стенку исповедальни, давая разглядеть причину того, почему все белое одеяние сочилось кровью. Аккурат посреди кисти багровела сквозная округлая рана, диаметром полтора-два сантиметра, именно из нее, впитываясь в руках, безостановочно текла кровь. Но человек в белом, кажется, вообще не обращал на это внимание.
- Или же Слово Божие уже давно не ценится так, как изначально, и всех нас ждет прощение. Неужели у Него хватит на всех грешников терпения? - фигура в белом почти полностью заслонила вид в храм, и даже редкий свет от еще не потухший свечей просачивался в исповедальню лишь мельком. Сама кабина стала шире и длинне, казалось, что туда могли бы влезть еще человек трое.

Отредактировано Иблис (16-09-2009 11:17:33)

19

"Если кто ляжет с мужчиною как с женщиною, то оба они сделали мерзость"
Гаспар будто бы увидел эту сразу, услышал на всех существующих языках. И слова эти в сотый раз напомнили ему о своих грехах, которые он так же частенько нарушал. Какое право он имеет сейчас разглагольствовать на тему чистой и непорочной любви, ставить на путь истинный запутавшегося человека, когда сам же и являлся, таким же запутавшимся человеком. Он не знал что ответить исповедующемуся. Если вторить библии, значит солгать себе, солгать этому молодому человеку. Если ответить, прислушиваясь к собственным чувствам, значит предать все то, во что он верил.
Фигура тем временем поднялась со своего места. Молодой человек задержался в свой части кабинки лишь на мгновение, затем вышел и встал напротив Гаспара. Резная дверца внезапно куда-то испарилась, будто бы ее здесь и не было вовсе, а на храм опустился густой полумрак. Гаспар сидел на той же скамеечке и не двигался, однако взгляд его неудержимо блуждал по возникшей в проеме фигуре. Приглушенный свет постепенно гаснущих свечей, рассеивался вокруг белого силуэта и казалось что сам ангел спустился с небес… Однако руки его все так же кровоточили. На запястье Гаспар разглядел сквозную рану, будто бы оставленную от удара девятимиллиметровым гвоздем. Стигмата?
Незнакомец вдруг перешел на ты, так будто бы он знал Гаспара долгое время и были они хорошими приятелями. Он и правда знал о Дефо гораздо больше чем кто-либо на этой земле, говоря о вещах ставших для Инквизитора проклятием.
Гаспар смотрел на собеседника не моргая, будто бы тотчас скончался, не вставая с места. В его душе сейчас бушевала гроза. Когда-нибудь это должно было произойти, когда-нибудь он должен был признаться самому себе…
- В твоей любви нет ничего плохого… - Сейчас в Гаспаре говорили чувства и никак не предписания. Он вдруг понял, что является по истине несчастным человеком. Мало того что его привлекали лишь мужчины, так он был он был лишен возможности любить. В свои неполные тридцать лет он не испытал этого чувства ни разу. А если бы и испытал, то оказался бы в более затруднительно положении, находясь в рамках постоянных ограничений. Гаспар постоянно чувствовал себя неполноценным от этого, придумывая разные способы избавления от опостылевшего одиночества.
- Тебе повезло, люби и будь любимым! – Может быть, господь и милостив и вездесущ, но он не смог учесть наличие непреодолимого желания в человеке испытать простое человеческое счастье. И если счастье это грех, то все остальное не имеет более никакого смысла…

20

Сквозь темноту, непроницаемо покрывавшую лицо, не было видно выражение лица человека в белом, но зато можно было явно почувствовать его удивление, будто бы это чувство вдруг стало осязаемым. Темные хмурые брови двинулись вверх, заставляя глаза, подернутые постоянным страданием, блеснуть в темноте новым интересом.
- А ты быстро сдался, Сын Мой. - голос вдруг стал более глубоким, гулким, но при этом эхо, разносившее их шепот по храму, куда-то исчезло, словно бы все пространство вокруг них было соткано из непроницаемой ваты. - Если говорим, что нет в нас греха - обманываем самих себя, и истины нет в нас. Тут ты прав.
Состояние резкости и реальности сна вдруг стало улетучиваться, будто бы спящий человек вот-вот собирался проснуться, и все вокруг стало расплывчатым, аморфным, а слова тонули в густом киселе. Даже движения собственного тела Иблис ощущал с трудом, но все еще противился, заставляя Гаспара вновь с головой окунуться в сон. Человек в белом уже полностью стоял в исповедальне, закрывая телом своим выход из кабины.
- И раз любовь моя к другим мужчинам - истина, и грехом не считается, то станем любить не словом или языком, но делом. А ты - еще больше достоин ее, Святой Отец. За твои страдания воздастся.
Мужчина в белом упал на колени, сотрясая своей тяжестью деревянную исповедальню. Его рука со свежей, будто бы только что пробитой раной, коснулась сутаны священника. Узловатые длинные пальцы крепко сжали плотный темный материал и потянули человека в нем на себя.
- Я страдал за любовь. В любви - нет страха. - резкий рывок на себя, словно бы под белым хитоном скрывалось не тщедушное тело, истерзанное голодом, а сильное полноценное мужское. Ткань, покрывающая голову, сползла, являя под смутный отсвет свечей за спиной лицо со впалыми бледными глазами неопределенного оттенка, темной бородкой, вьющимися выгорелыми волосами и терновым венцом, охватывающем в несколько раз лоб человека. Впившиеся колючки терна, разодрали кожу, и темный тонкие струи крови засочились по лицу, огибая его рельеф.
- А боящийся несовершеннен в любви. - шептали бледные губы, обветренные жестким ветром Голгофы. Рука, истерзанная раной, крепко ухватилась за длинные черные волосы священника, сжимая их, медленно накручивая на запястье, чтоб мужчина не смог вырваться так просто. Такое обычно спокойное лицо Дефо сейчас было так близко от лица Иблиса, что можно было почувствовать его теплое дыхание на щеке. Живое, несмотря на виртуальность происходящего.
- Не бойся. - чувство комфорта, мягкости сменило возможное беспокойство, словно сам Гаспар сейчас владел своим настроением. Теплые губы сомкнулись на губах священника, сначала осторожно, но затем рука вполне реально дернула за волосы к себе, и напряженный язык грубо ворвался в рот, не давая жертве отстраниться.


Вы здесь » Архив игры » Без дрожи ужаса хватаем наслажденья » Резиденция Гаспара Дефо