Оставшись наедине с Мишелем и не отказавшись от плотного ужина, или уже завтрака, после такого то стресса, Птица в пол уха слушал болтовню мужчины и обдумывал все случившееся. Маску, кстати, он забрал, тут же ловко вернув ее на лицо, не смотря на то, что уже засветился. Так ему было привычнее и уютнее. И даже мрачная пыточная и стол-алтарь не казались таким уж плохим местом. Да и собеседник вызывал улыбку симпатии. Хотя, видит бог, он бы сейчас всех инквизиторов и картелей готов был расцеловать хоть в розовые губки, хоть укусить за ягодицы, получив такое вот своеобразное отпущение грехов и отпущение самого себя. Хорошо еще что Ашрам, хоть и был настроен довольно скептически, в конце подтвердил, что сегодня ему расстаться с жизнью и свободой точно не грозит. Хотя этот хитрец умудрился и тут найти приятные для себя, судя по ощущениям, моменты. До Двойника докатились отголоски его сытого рокота. А после, обещая помочь эта бестия, вильнув хвостом, испарилась вслед за новым хозяином. От так всегда с ним, опасность миновала и этот ветреный красавчег поскакал искать новых неизведанных ощущений, бросив своего, между прочим всего такого растерянного и угнетенного неволей и почти неминуемой казнью хозяина. Где, спрашивается, дружеской участие!...хоть бы минет сделал…Птица постарался, чтобы эта последняя мысль достигла сознания его двойника.
Ну и подарочек в благодарность он оставил этому милому Верховному. Забавно, но если бы Наварро знал, кому на самом деле спасает жизнь, то решение было бы таким же? Сейчас это не имело особого значения. Что он там говорил про свечки и пожертвования? Почему бы и нет…насчет свечей не уверен, а вот деньги вполне могут поступить на счет, и если инквизитор будет отслеживать это дело, пусть его заинтригует сумма. Двойнику  с необоснованным азартом хотелось оставить после себя загадку. Птица любил заинтересовывать в себе людей, которые были ему симпатичны, плюс, от чего-то казалось, что это явно не последняя их встреча. И кто знает, возможно в следующий раз она пройдет в куда боле достоянной их положения обстановке.
Перед тем, как Наварро ушел, Птица все же успел поблагодарить его коротким спасибо, а потом инквизитор ушел почти в закат по своим инквизиторским делам, а парень добавил к пожертвованиям еще и бутылочку хорошего коньяка из темных подвалов своего семейства.
-Привык просто, - ответил, проводя кончиками пальцев по лицу, снова затянутому в кожу, расправляя. Запил тост кофе, поболтав в воздухе босыми ногами, - Думаешь, сапоги мне можно одеть обратно? – про телефон, документы и деньги Двойник не стал спрашивать, этого добра хватало. Хотя, конечно, неплохо было бы поиметь право на один звонок и предупредить Джонатана, который, может быть, совсем чуточку волнуется, что с ним все в порядке. Но звонить он явно будет не отсюда, иначе мог спокойно просто назвать его имя пять минут назад.

Отредактировано Двойник (22-09-2009 22:54:01)

Джонатан поначалу решил, что ослышался. Отказывался поверить, но холодный взгляд серых глаз убеждал лучше любых аргументов и доказательств. Возникший непонятно откуда котяра вполне вписался в абсурдность происходящего. Очень хотелось лечь прямо на вычищенный ковер, зажмуриться и сдохнуть. А так...Джонатан с недоумением посмотрел на зверя, опустился в кресло и закрыл лицо руками - не драматично, напротив, скорее буднично и устало. Существование, обретшее позавчера невиданную доселе яркость, насыщенность и остроту переживаний, вдруг обернулось выжженной пустыней. И боли он пока не испытывал, лишь тоску и отстраненное какое-то удивление сволочной подлостью судьбы. На ее фоне домашний тигр Наварро казался вполне логичной деталью.
К счастью, хорошее воспитание выручает даже когда иссякает интерес к жизни. Кто сказал, что приобретенные рефлексы слабее врожденных?
- Простите, - Джонатан убрал ладони, губы машинально изобразили скорбную и вежливую полуулыбку. - Я...это известие меня потрясло.
Выдержать марку до конца не получилось, голос прервался на середине фразы, когда горло сжало спазмом. Оглушенный и растерянный влюбленный уступил место господину Хранителю Золотого Вавилона, спокойному и деловому человеку. Он оторвал взгляд от развалившегося на столе животного и посмотрел на инквизитора куда увереннее. Собрался, как атлет перед забегом на длинную дистанцию, задушил жалобный вой сердца, так и не позволив вырваться наружу ни на миг.
Страсть, высокий голос с хрипотцой, выдыхающий слова любви, черный поток блестящих прядей - все это следовало забыть. Немедленно, навсегда, бесповоротно, до той минуты, когда он окажется в одиночестве. Благословенны предохранители, встроенные в человеческую психику Великим Конструктором: Кью знал, что малейшая слабина обернется сейчас дорогой без возврата, пешим путешествием в океанские глубины горя, вины и ненависти к себе. Поэтому сдержанно расспрашивал Наварро, возможно ли получить тело для достойных похорон и найти родственников покойного. Ничего сверх долга порядочного человека перед погибшим.
Жаль, ответов он не слышал. В ушах звучало размеренно и неумолимо:

Остановите время. Отрежьте телефон.
Заткните пианино и старый патефон.
Пусть помолчит собака над костью мозговой.
Несите гроб на улицу по серой мостовой.
Пускай напишет самолет разборчивый плакат
“Он умер, умер, умер” на белых облаках.
Раздайте полицейским перчатки черный креп
И ленточки на шею красоткам юных лет.
Он был мой Север и Восток, и Запад мой, и Юг,
Рабочая неделя и праздничный досуг,
И полдень мой, и полночь; и воздух, и вода…
Я думал, что мы вдвоем навеки, навсегда.
Вылейте море, выметите лес.
Погасите звезды на заднике небес.
Разберите солнце. Упакуйте луну.
Все это не нужно. Больше ни к чему.*

*У.Х. Оден, Погребальный блюз

Резиденция Гаспара Дефо

Время теперь шло быстрее обычного, словно старый часовщик покинул свою мастерскую, и часы, в его остутствие взбесились, принимаясь трезвонить всеми своими механизмами раньше назначенных сроков. Иблис лишь помнил, что покинул дом Дефо, растворившись в ничто, а сколько пробыл в этом небытие - не успел подсчитать. Иногда казалось, что всего пару минут, а иногда - уже несколько дней. Он и позабыл о том, что кто-то его может ждать, словно бы вновь оказался в той кисельной серой субстанции, в которой варился все время до того взрыва в Бонполе. На какой-то момент призрак действительно испугался, что вновь вернулся к тому, с чего начал, и что теперь никто и никогда его не сможет увидеть, и даже почувствовать, пускай и посредством сна.
Сон? Может это всего лишь сон. И он заснул только по своему желанию, словно уставший после долгой пыльной дороги путник. Или же, натерпевшийся скандалов муж, для которого родной дом был местом раздора, а не спокойствия. И Иблис так же, чтобы переварить сразу несколько пунктов прошедшего дня, заснул, оказавшись в застенке между реальностью и тем местом, куда умели входить лишь двойники.
В какой-то момент сон, словно заслонка, исчез, заставляя призрака разлепить свои глаза и посмотреть на знакомый сад Лойсовского особняка. Непостяжимым образом он вновь оказался здесь, будто бы его владелец по умолчанию притягивал двойника обратно, как магнит, и где бы ты ни остался так или иначе все равно вернешься. Как бумеранг. Иблис шевельнулся и слез с массивной ветви старого дерева, растущего во дворе с Бог знает какого века. Все тело ломило, мышцы были напряжены, будто бы всю ночь до этого дня (утра? вечера?) он пропадал в бесчисленных портовых барах и борделях.
В особняке горел свет, причем сразу в нескольких комнатах, будто бы Наварро сейчас был не один. Странным образом Иблис сейчас не мог прочитать именно его мысли, чувства, воспоминания, словно бы кто-то другой вмешивался в его попытки это предпринять. Иногда он улавливал совершенно чужие ощущения, и картинки, которые вставали перед его глазами, явно не принадлежали жизни Лойсо. В определенном эпизоде в зеркальном отражении промелькнули черные длинные волосы и такие же глаза, словно омуты, смотрящии прямо вглубь сознания. Иблис встряхнул головой. Слишком уж этот юноша был похож на Дефо. На молодого Дефо. И почему воспоминания этого инквизитора вдруг так неожиданно посетили его тяжелую голову?
Внимание привлек Эмир, развалившийся возле ступеней, ведущий на террасу. С виду можно было бы подумать, что сейчас он спокоен как слон и ничего его не заботят, да только навостренные уши и чуть подрагивающий хвост говорили о том, что все-таки он за чем-то безмолвно следит, прислушиваясь к тому, что происходит в доме.
На какой-то момент Иблис даже позабыл о том, что так и не придумал, что сказать Лойсо, или как вообще себя вести при нем, и поднялся в дом, легким порывом теплого ветра коснувшись черной шерсти тигра.
Наварро был в кабинете. Иблис вновь чувствовал его, словно бы разорвал неожиданную нить связи с другим инквизитором, которая мешала ему так же хорошо чувствовать своего истинного владельца. Теперь он понял, почему так случилось, и боялся, что в следующий раз при встрече с Дефо, тот сможет его узреть собственными глазами. Призрак скорее не хотел, чем хотел этого, ведь самому Гаспару будет тяжело от тех постыдных воспоминаний. А Иблис - всего лишь призрак. Ему уже не жить.
Стоя еще в коридоре, решая, стоит ли ему сейчас вмешиваться, попадаться на глаза Лойсо, Иблис чувствовал, что за стеной находятся трое. Сам Лингвера и двое его гостей. Разговаривал он все-таки с одним, а вот второй был ему непонятен, словно что-то паранормальное. И именно это существо повлекло призрака внутрь кабинета. Наверное, если бы Лойсо там был только с одним человеком, то двойник бы еще подумал, прежде чем так решительно им мешать, но теперь его привлекал интерес.
Невидимым телом он проник сквозь стену и остановился возле двери, рассматривая Наварро, Эмира и молодого мужчину по имени Куинсберри. Эмир вольготно развалился на столе, и Иблис подумал, что сейчас тому крупно достанется, ведь хозяин никогда не позволял своему зверю такие вольности. Но затем, словно осенило, он вспомнил, что буквально минуту назад уже видел тигра там, в саду. И он точно не мог попасть в кабинет иначе, нежели чем через дверь. Кроме того для этого зверя не стало тайной присутствие двойника. Иблис замер, безмолвно с любопытством рассматривая пришельца, так и не появившись во плоти перед Лойсо. Второго Эмира видели оба присутствующих, но призрак подсознательно знал, что он - не зверь. И даже не человек. И что настоящий Эмир лежит сейчас в саду, настороженно прислушиваясь к любым звукам в доме. Звериное чутье его не подводило.

Нахальство прощалось Эмиру, и это было скучно, поскольку шалость становилась таковой только при ответной правильной реакции. Да к тому же со стороны Джонатана буквально скалой на загривок давила тяжесть утраты, тоска и решимость смертника. При таком сочетании все игристое как шампанское настроение сошло на кислое болото.
Ашрама подмывало прямо здесь и сейчас высказать вслух жизнеутверждающее «он жив», чтобы посмотреть какова будет реакция обоих людей, но мужчина не был бы собой, если бы сразу, без лишних душевных терзаний, выкладывал хозяевам счастливые вести.
Вторым останавливающим фактом стало то, что еще ни разу призраку не приходилось быть в комнате с двумя, так сказать, правообладателями одновременно. Одна ошибка, и слова услышит не тот, или наоборот оба, а травмировать Лойсо раньше времени художнику не хотелось. Он еще не насытился новым «черничным пирогом», не вытащил все ягоды из тестового лукошка и пока торопиться не желал.
Третий факт объявился крайне неожиданно и бесцеремонно. Улыбнувшись совершенно по тигриному, т.е. одними лишь хитрыми глазами, Ашрам-Эмир схлопотал прощальное поглаживание от Джонатана, медленно встал на столе во весь рост и, спрыгнув на пол, совершенно бессовестно уставился на нового гостя. Несколько секунд мозгового штурма, так сказать, совместное с Сайрусом усилие мысли, и зверь, подойдя к двойнику вплотную, потерся о него всем огромным мохнатым боком, едва не снося с ног. Бывшего человека он узнал, точнее сказать бывшего любовника, но пока радовать его неожиданной встречей спустя лет двадцать, не торопился.
Напоследок еще раз внимательно взглянув на Лойсо, восседающего за столом, копия Эмира неспешной трусцой отправился следом за господином Куинсберри, как раз успев в закрывшуюся дверь.
Дальше искушать судьбу дух не стал. Усмехнувшись собственным далеко не тигриным мыслям, полосатый четверолапый демон растворился легкой дымкой, чтобы оказаться рядом с Птицей, сидящим прямо на поверхности воды.
Животная шкура на столько понравилась Ашраму, что в этот раз избавляться от нее он не спешил. Разве что сменил окраску с масляно-черной на бело-золотистую, но это было уже личным пристрастием ко всему светлому:
- У меня есть для тебя новости, мальчик мой. Пойдем скорее, и я скормлю их тебе, пока они не остыли… хладным трупом где-нибудь на фамильной люстре. – Произведя на свет животную улыбку, двойник медленно направился вперед по канализации, бодрой рысцой передвигаясь по поверхности воды как один давно умерший человек.

Здоровый тигр, отеревшись о ноги, вышел из кабинета, оставляя Иблиса в полнейшей растерянности. Он его видел, чувствовал не только присутствие, но и материально, следовательно, был двойником. Двойником, стало быть, Джонатана. Но и Наварро его видел. Призрак тряхнул головой, приходя в себя. Пожалуй, слишком много новостей для одних суток, слишком много ситуаций, в которых не хотел бы оказаться, но что случилось - уже не повернешь вспять.
В какой-то момент Иблис попросту растерялся, и не сразу осознал себя стоящим здесь в кабинете. Растворившись в своих мыслях, он завис в пустоте, вновь и вновь прокручивая про себя происшедшее. С Наварро, с Дефо, с неожиданными гостями.
Прошло минимум полчаса, как он почувствовал щекочащий ворс ковролина под ногами, материализовавшись в кабинете. Лойсо стоял к нему спиной, затушивая очередную сигарету, и увидеть мог не сразу. Начинать разговор про то, что было, Иблис не хотел, да и не знал как к этом подступиться. поэтому начала говорить о другом.
"Ты хорошо поступил, Лойсо, отпустив того парня. И хоть жесткую новость узнал от тебя Куинсберри, ты прав. Остерег сразу обоих."
Говорить об этом вслух двойник не стал, предпочитая сокрытый шепот, который может услышать только его хозяин. Он медленно прошел по кабинету, отодвинул тяжелые ткани партьер и тюля и сел на подоконник, давая тусклому дневному свету осветить сумрачную комнату.
- Я раскаиваюсь за вчерашнее, но еще больше за... - мужчина плотно сжал губы, свел брови к переносице. Почему-то ему было тяжело хранить в тайне то, что он сделал сегодня ночью. Не мог хранить ее от Лойсо, потому что тот был ему единственным близким человеком, бескорыстно помогающим и желающим добра. Но и начинать эту тему было сложно.
Иблис ощутил как кончики ушей, спрятанные в густых локанах волос, потихоньку горят, а дыхание становится нервным и неровным. Признаваться было порой тяжелее, нежели если твой секрет узнавали случайно.
- Я ушел отсюда к Дефо. - начал он, сглотнув подкативший к горлу ком и поднимая неуверенный взгляд на Лойсо. - Я был зол и в отчаянии. На себя. И словно лукавый вел меня за руку, направляя на нечистые мысли, и я не мог ничего с собой поделать. - небольшая пауза, словно бы специально выверенная для этой речи. - Я овладел Дефо во сне, он не мог мне противиться, ибо сам я - сон и фантазия. Я безоговорочный владелец его ночного кошмара, и мог управлять даже его желанием. И даже не сам факт совокупления меня гложет, а то, что я сделал это при распятом на кресте Сыне Божьем.
Сейчас, говоря об этом Наварро, Иблис пытался придать своему рассказу уверенности, словно тот был не его владельцем, а обычным священником, которому доверяют все страшные тайны. Единственное что, тот не мог предложить ему индульгенцию за этот грех, да и правда, сказанная "прихожанином" касалась его самого.
"Прости меня. Я был безумен."
Последнюю фразу он вновь сказал безмолвно, озвучивая оную только в голове Лойсо, словно бы эти слова были чем-то секретным, не для всех.
"И за тот обед..." - Иблис пуще прежнего нахмурился и опустил глаза. Именно сейчас он ощущал себя Самуилом, хоть и не праведным, но все же человеком, способным на трусость, страх, раскаяние, совесть и ощущение вины.

Вот пожалуй единственное, что ни в коем случае не мог ожидать Иблис, так это грубое ощущение того самого чувства, которое так часто бывает причиной раставания людей, причиной их боли, причины их резких решений. И сейчас как раз оно, горькое, отчаянное и мощной, в момент наполнило вены Лойсо, да так неожиданно, что двойник даже не успел почувствовать начало, да и конец был неожиданным.
Сильные мужские пальцы сомкнулись на шее, душа, и Иблис хрипнул, судорожно пытаясь набрать в свои легкие воздуха про запас, но было слишком поздно. Он вцепился в запястья, крепко их сжимая и пытаясь отвести руки Наварро от своего горла. Но тщетно. Держал с огромной силой, больше не физической, а идущей из глубины сознания, да еще и подкрепленной теми воспоминаниями, о которых владелец вообще предпочитал не вспоминать. По крайней мере при Иблисе. Сердце глухо и часто заухало, словно бы этот мужчина мог сейчас его задушить насмерть, будто бы он и не был почти бесплотным призраком.
Одними губами, пересохшими и потрескавшимися, с бордовой засохшей сукровицей на перечерченных ранах, попросил отпустить, сжалиться, не убивать. В один момент двойник действительно подумал, что Лойсо сейчас вполне сможет его придушить, и Иблис вновь умрет, и уже никогда не возродиться. Ни в какой ипостаси. И даже знал, что Наварро был способен на такое. Если бы...
Пальцы разомкнулись, и густой сильный поток воздуха вновь наполнил глотку. Неприятная пульсирующая боль медленно стихала, но еще можно было почувствовать отпечатки сильных пальцев на шее. Двойник дотронулся ладонью до горла, потер, разминая, но так и не осмелился поднять на Лойсо глаза. Боялся, что это может повториться, боялся, что он еще так же безумен, и даже мысли его сейчас читать опасался. Не хотел, не мог.
Когда те же пальцы коснулись ран, еще больных, почти свежих, Иблис тряхнул головой, не желая, чтоб он до них дотрагивался. Он не хотел, чтоб они вообще говорили про это, вспоминали об этом. Лучше забыть. И раны скоро затянутся, и мысли покроются пылью. Конечно, призрак мог от них избавиться прямо сейчас, но хотел их оставить как напоминания для самого себя, "засечки" на будущее о прошлых ошибках. И что больше никогда не будет пытаться сделать этого, если лукавый сам не поведет за руку.
- Ты не в ответе за меня. Ты не понимаешь. Это я нахожусь подле тебя, чтоб помогать. Искупиться тем самым. А выходит... выходит, что ты сам оберегаешь меня от ошибок.
Иблис кашлянул и вновь потер свою шею, затем слез с подоконника и подошел к столу, рассматривая мельком какие-то документы, лежащие там. Он хотел смотреть на все, что угодно, и единственное, чего боялся - взгляда серых глаз Наварро. Недавно безумных, уже спокойных.
- Они пройдут. - вздохнул Иблис, имея в виду раны, затем все-таки перескочил на другую тему. - Я вообще не знал, как возвратиться. Хорошо, что у тебя были гости. Но и не вернуться я не мог. Ты - мой хозяин.
Призрак нахмурился, замолчал, припоминая то знакомое ощущение, те невидимые ниточки, что тянулись от Дефо к нему точно так же, как и от Лойсо все это время. Но об этом говорить сейчас не собирался. Пожалуй, Наварро и так хватило той новости, что они с тем инквизитором были близки. Только сейчас Иблис смог здраво оценить происшедшее, и искренне сочувствовал Гаспару.
- Надо бы извиниться перед ним. Я чувствую себя очень виноватым. - в полголоса пробормотал призрак и расставил руки, осматривая свое одеяние. - Мне нужна одежда. Принеси?
На нем был все тот же холщевый хитон с кровавыми засохшими подтеками вдоль рукавов и на коленях, что он держал в молитве, когда сидел в исповедальне. Иблис собрался стянуть его сейчас же, но, оголив только одно плечо, вернул хитон обратно. Лучше не давать волю фантазии ни себе, ни своему владельцу. Пусть сначала принесет одежду, чтоб не стоять голым при нем, не смущать и не смущаться. И какого черта именно сейчас Иблис чувствовал смущение? Неужели все из-за того, что случилось на обеде.
Двойник развернулся и смело посмотрел в глаза Лойсо. Сейчас это было необходимо. В конце концов, он никуда от него не денется, и контакт был очень важен.