Прохладные галереи и залы, мраморные лестницы, тщательно поддерживаемый микроклимат, грамотный свет, неброские орнаментальные росписи высоких потолков. И присущий всем музеям мира особый запах - старых лаков, красного дерева, сандала, еле уловимый впрочем, слишком хороша система кондиционирования.

В полдень вокруг музея было жесткое полицейское оцепление, пропускали исключительно по приглашениям, в толпе было довольно агентов "в штатском", после инцидента в Бонполе и прочих чрезвычайных событий недавних дней, выдерживался жесткий режим безопасности.

Статуя была перевезена  в музей и установлена еще позавчера. Директор музея и работники залов постарались - Поющая Дева Аммона (как уже окрестили ее в буклетах, выпущенных к открытию) была установлена на повороте широкой лестницы верхней галереи - высоко вознесенный пьедестал напоминал нос корабля, не только искусственный, но и естественный свет из широких, полных солнцем окон выгодно освещал ее - бронзовое оперение и лицо девы-птицы купались в золотом сиянии позднего лета.

Под потолком высоко над головами поднимающихся зрителей, незаметно работали "ветровые" установки - наподобие тех, что использовались в театре или на съемочных площадках,  легкое ненавязчивое движение воздуха рождало в глубине статуи низкий, печальный отзвук, как мерное дыхание  или стон во сне.

Приглашенные - артистический бомонд, критики, деловые люди, - с женами или мужьями, одетые строго, но богато, поднимались в конференц-зал, сегодня свободный от рядов кресел - по стенам на стендах были выставлены подробные серии фотографий - от первых мгновений - когда на борт исследовательского корабля на сложной системе тросов и блоков поднималась из волн обезображенная водорослями и наростами морских уточек бесформенная глыба, до - последовательных изменений в реставрационной
лаборатории.

Посетители переговаривались вполголоса, все это были чистые ухоженные люди, элита, знатоки, каждый из них был отобран из многих кандидатур, всех их объединяла тяга к истинному искусству, неподдельный интерес к обретенной статуе.
Модельные пиджаки, тщательно заутюженные складки брюк,  шифон и шелк дамских туалетов, дорогая ручной работы обувь, прически и макияж от лучших стилистов Аммона. Ароматы номерного парфюма, приятные и неторопливые разговоры.
Посреди зала в стеклянном кубе экспонировался макет корабля Аммона Мальхупа - 1:18 - воссозданная скрупулезно трехмачтовая баркантина, с фигурками команды и конечно же - копией бронзовой девы на носу. На капитанском мостике стоял человек в черном с серебром камзоле, треугольной шляпе и кожаной полумаске. Узкий рот его был недобро, почти брезгливо сжат - темная щель копилки. Бледная ладонь лежала на узорном эфесе шпаги.

Из динамиков под потолком негромко лилась "Музыка на воде" , умиротворяющая бессмертная классика.

Инвалидная коляска Ланселота Белла медленно двигалась по галерее меж старинных полотен на духовные темы, он сдержанно кивал знакомым, коротко и радушно отвечал на приветствия.

Он был спокоен. Руки в тонких серых перчатках мерно манипулировали рычагами коляски.

Гости продолжали собираться, сходились группками, ждали начала.

Шли толки о том, что Поющая Дева станет одним из символов - "визитных карточек" Музея.

У нескольких женщин в толпе косы были уложены короной вокруг головы, прическа "Дева Аммона" только-только вошла в моду среди горожанок.

Иногда люди поглядывали на высокие полированные двери зала, замечая все новых и новых входящих - шли толки о том, что  праздник могут посетить и представители самых высоких властных кругов, в частности Великий Инквизитор Лоренцо Сиена.

Между приглашенными лавировали угодливые и ловкие официанты - на подносах лилейный хрусталь с ледяным игристым вином.

Ланселот взял предложенный бокал, пригубил. Ответил подошедшей женщине в салатовом dress - модной критикессе и искусствоведу Амелии Шрайдер

-... Да, Вы правы, она прекрасна. Я почти уверен, что Дева создана с живой модели - ее лицо слишком живо, чтобы быть собирательным образом. Мастера корабельных дев, как правило,  безымянны. Знаю лишь, что они, согласно обычаям, жили очень замкнуто, отдельными поселениями, были приняты близкородственные браки, ремесло передавалось от отца к сыну. Они должны были соблюдать душевную и физическую чистоту, ведь носовые фигуры имели сакральный смысл, а моряки издревле суеверны... Фигуру заказывал только сам капитан или владелец корабля, нельзя было говорить что ее "покупают", составлялся документ, более похожий... на брачный договор. А цена статуи называлась "выкупом невесты".

- Какая прелесть эти старинные обычаи! - критикесса обнажила в улыбке идеально отбеленные зубы и, извинившись, отошла к подруге.

Ланселот, скользил взглядом то по лицам собравшихся, то по фотографиям на стендах.

Представители дирекции музея и приглашенные ожидали высокого гостя.

Появление Великого Инквизитора в окружении охраны вызвало благоговейные поклоны, искренние крестные знамения публики, восхищенные, с толикой разумного страха, взоры. Страх этот не был трусостью - но необходимой частью уважения и благоговения, так с опаской смотрят на явление льва или ангела, это естественная реакция человеческих сердец на высокопоставленного служителя веры и закона.

Многие из здесь присутствующих знали о высоком художественном чувстве Великого Инквизитора, о его глубокой любви к искусству и покровительство, без тени панибратства, по человечески, которое он оказывал талантливым ваятелям, зодчим, поэтам и живописцам.

Пожилой седовласый директор с увлажнившимися от нахлынувших чувств глазами за толстыми стеклами очков (у него была аллергия на линзы), ответил  долгим поклоном на кивок Великого Инквизитора. Лацкан его визитного пиджака пересекала голубая лента с  орденской звездой за  особые заслуги перед Отечеством.

Ланселот приязненно и спокойно ответил на приветствие Великого Инквизитора, чуть задержав взгляд на беломраморном правильном лице в броских огнях фотовспышек - Великий Инквизитор сам напоминал изваяние, ожившее и грозное в красоте своей.

Впрочем, это было обманчиво - глаза Великого Инквизитора были живыми, он с участием и интересом смотрел на Деву Аммона.

Звук ее изменился. На йоту, на малую толику такта. Стал глубже, чуть вибрирующим в вылощенных глубинах птичьего тела с массивными орлиными когтями.

Быть может ветровая машина чуть изменила режим, или что то иное было тому виной.

Служители подали Великому Инквизитору мягкий  стул с высокой  резной спинкой, он был установлен на красном ковре прямо перед микрофонами для выступающих, на почетном месте.

Из динамиков, искусно спрятанных под потолком полилась торжественная хоровая мелодия:
"Te Deum Laudeamus"

Публика стояла, приподняв головы, некоторые тихонько подпевали - лица их были одухотворены  - музыка затрагивала самые потаенные и высокие струны человеческих душ.

По окончании молитвенного песнопения, директор Музея - искусствовед Маркус Гондельман, вышел к микрофону и чуть глуховатым от волнения голосом, проговорил, перебирая распечатанные листы речи:

- Господин Великий Инквизитор, дамы и господа! Мы собрались здесь в этот торжественный для отечественной культуры день, для того, чтобы с радостью и энтузиазмом встретить новое приобретение Музея Изящных Искусств. Столетиями океанские волны скрывали от нас легендарную Поющую Деву Аммона, которая издревле считалась фольклорным персонажем, вымыслом, овеянным легендами. И вот эти легенды, песни моряков, детские сказки стали реальностью. Стихия, которая дала приют Деве, разомкнула свои холодные пучины и выпустила пленницу на свободу, сохранив ее для потомков невредимой, мастерство реставраторов вернуло ей былой облик. Теперь, мы, честные граждане города Аммона присутствуем при историческом открытии, равных которому не было за последние пятьдесят лет, с тех пор, как на островах была найдена "вилла винодела" с сохранившимися фресками и надписями, прославлявшими добровольный  и радостный труд наших предков под мудрым руководством Матери нашей, Святой Равноапостольной Католической Церкви.

Ланселот взглянул за спину Гондельмана - на экране, иллюстрируя слова директора, поплыли превосходные фрески, изображавшие румяных, пышущих здоровьем поселян и поселянок с тучными снопами колосьев, горами виноградных кистей в давильнях. вот женщина укутанная до горло в старинное платье несет к столу хлеб, вот танцуют вокруг ослика послушные дети, вот мужчины тянут сети из морской зыби и серебряная рыба сама, ликуя, бросается в их неводы.

Вот добрый священник благословляет агнцев и детей, вот другой добрый монах протягивает юноше и девушке книгу, вот монахиня перевязывает несильно пораненную руку улыбающегося крестьянина.

Фрески были великолепно реставрированы и обновлены - будто написаны вчера.

Белл спокойно кивнул. Он хорошо знал музей под открытым небом "вилла винодела".  Лет пятнадцать тому назад Белл разговаривал с одним стариком в четвертом округе. Старик был одним из первых, кто обнаружил "виллу". Когда то он работал на сейнере консервного завода. И даже успел сфотографировать на любительскую "мыльницу" то, что моряки увидели на стенах, прежде чем за дело взялись государственные реставраторы.

Директор продолжал:

- ... археологический дайвинг-клуб, "Дочь времени", детище известного в Аммоне мецената, коллекционера и реставратора, господина Ланселота Белла, семь лет вел работы у побережья Аммона, многие не верили в то, что их поиски увенчаются успехом, но обнаруженная статуя замкнула уста скептиков.

На экране, крупным планом, вспыхнуло улыбающееся лицо бронзовой девушки, она была взята в эффектном ракурсе, словно светилась изнутри.

Звук ее "песни" - доносившийся с парадного поворота лестницы снова изменился, чуть-чуть, на грани слуха.

Ланселот Белл спокойно улыбнулся ей.

-... Но нельзя забывать главного - что не только труд археологов, реставраторов и скульпторов возвратил Аммону Поющую Деву.
Решающим голосом в ее бытии - был голос господина Великого Инквизитора, Лоренцо Сиены, покровителя искусств и мудрого кормчего нашего общего ковчега, поборника закона и справедливости, все мы сегодня счастливы, от того, что живем в одно время с этим великим, самым  Человечным Человеком.
И, как сказано в Евангелии от Матфея, глава девятнадцатая, стих четырнадцатый: "Не препятствуйте детям приходить ко мне"

По ковровой дорожке -из под арки металлоискателя, замаскированной цветочными гирляндами выбежали пять девочек лет десяти в белых платьях, их косы были уложены в стиле "Аммонской девы", а на тюлевых подолах - нашиты стилизованные лебединые перья.

Самая хорошенькая и румяная девочка, сделав балетный книксен, вручила Великому Инквизитору букет оранжерейных  калл и роскошно изданный буклет "Поющая дева Аммона", за номером 1 - (всего экземпляров было восемь, все ручной работы, в переплете из тисненой кожи, с роскошными голографическими изображениями статуи).

Директор, блеснув очками, захлопал в ладоши. Публика отозвалась стройными аплодисментами и снова грянул из динамиков восторженный бравурный хорал.

Отредактировано Ланселот Белл (18-10-2009 18:16:38)

Все молились. Сложенные руки, глаза долу,  публика невольно копировала позу Великого Инквизитора, даже голову они слегка склоняли чуть-чуть к левому плечу.

У женщин и некоторых мужчин на глазах выступили непрошенные чистые слезы сдержанного религиозного восторга.  В зале царила благоговейная хоровая тишина - монотонная песня Девы не мешала молящимся,  к звуку быстро привыкали,  как гаснет в сознании  шум дождя за окном или мерное тиканье часов. Человек, живущий у плотины рано или поздно перестает слышать гул водяного потока, до тех пор, пока плотину не прорвет.

Ланселот, склонив голову, произнес про себя "амен", завершая то ли молитву, то ли спокойное течение мыслей.

Он предпочитал молиться своими словами, к счастью, бормотания вслух не требовалось.

После общей молитвы, выступал дипломированный струнный квартет и пышногрудая сопрано с духовными кантами:

"О, сладчайший Иисус, духом я к Тебе несусь"...

"О, святая Магдалина, непалимая купина"

и хрестоматийное сочинение композитора Людвига Равенсбрюка

"Пастырь Добрый - инквизитор, агнцев Божьих береги!" - с уховертными тремоло в конце каждого куплета.

Выступление наградили искренними и стройными аплодисментами, дива кланялась, прижимала букет в бюсту, обтянутому черным люрексным платьем.

Выступали еще именитые седины, обменивались славословиями и рукопожатиями.

Грузный, похожий на младенца-переростка поэт - (как его охарактеризовал директор - национальная гордость стихосложения)

прочел густым сливовым басом новое стихотворение.

"Аммон" рифмовался с "закон", "сердца - без конца", "кипучий - могучий" , "сладость - радость" и "господин -  все как один".

Девочки в тюле продемонстрировали пластические живые картины "Невесты Христовы - счастливы, потому что женщины" - нечто вроде замедленного синхронного танца.  Улыбки не сходили с их губ.

В конце церемонии распахнулись двери соседнего зала и покрасневший от восторга и торжественности минуты директор музея провозгласил:

- Господин Великий Инквизитор. Дамы и господа! Прошу Вас принять участие в скромном фуршете в честь Поющей Девы Аммона"

Публика не шелохнулась с места. Глаза присутствующих следили за малейшими изменениями лица Великого Инквизитора.

Отредактировано Ланселот Белл (18-10-2009 22:14:29)

За свежевыжатыми соками, легким белым вином,  канапе на шпажках и креветками-гриль, публика понемногу оттаяла, правда неосознанно каждый из приглашенных старался не поворачиваться задом к Великому инквизитору - максимум на три четверти, снова под сурдинку зазвучала "Музыка на воде", начались неторопливые приятные разговоры. Известная актриса Лилиана Марибель - почти двухметровая стройная красавица подкопченная в  солярии  - шедевр пластической хирургии - в голубом платье, расшитом жемчугом и опаловыми каплями, кивала высоким султаном - эгреткой из перьев белой цапли, в изящной бисерной сумочке-переноски быстро-быстро дышала, выкатив розовый язычок пучеглазая собачка размером с морскую свинку.  Напротив нее угрюмо пил янтарное вино актуальный культовый режиссер Томас  Би Густавсон, похожий на глубоководную рыбу-каплю. Его последний фильм "Блажен муж добродетельный" был у всех на устах.  Трехчасовая история покаявшегося грешника с мучительно длинными крупными планами и пейзажными паузами.

Между переговаривающимися группками людей курсировал плотный крепко сбитый человек, в белоснежной фрачной-паре, багровый галстук-бабочка, хризантема в петлице,  темные волосы сильно зачесаны назад, замаслены то ли лаком, то ли бриолином. Четко очерченные подглазья, чувственный будто поролоновый рот, высокие залысины на висках. Он поигрывал тростью с золотым набалдашником. Многие молоденькие старлетки, прибывшие на торжество в качестве "эскорт-герлз" при маститых тузах, строили ему глазки. Хотя в сорокапятилетнем фрачнике, с неприятным мясистым лицом-маской  не было на первый взгляд ничего привлекательного для молоденьких женщин.

Это человек по имени Вальтер Херод  обладал немалым весом в шоу-бизнесе Третьего Округа. Ему принадлежали несколько ведущих звукозаписывающих компаний, большая часть пакета акций аммонской киностудии "Luxen Cinema Company "или просто LCC., поэтому у девушек были основания прихорашиваться перед ним.

Впрочем ни на одну из них он не смотрел. Взгляд его был направлен в сторону Ланселота Белла, который невозмутимо потягивал красное вино из высокого бокала, обменивался краткими репликами с теми, кто подходил поздравлять его.

На губах Херода  играла приятная отрепетированная улыбка. Но глаза от ненависти потемнели, как полярные проруби.

Он подошел к Ланселоту и хрипловатым баритоном выдавил:

- Поздравляю Вас, господин Белл.  Вы произвели фуррор, если бы Девы не существовало, ее бы стоило выдумать, не так ли?

Ланселот с большим интересом взглянул на Херода, причем даже не в лицо ему, а прямо в середку хризантемы в бутоньерке, так будто вообще впервые ее видел.

- Так-так, господин Херод. - легко ответил он.

- Я просто не мог пропустить такое действо. - продолжал Херод - улыбка сейчас была совершенно неуместна - он старался не показывать зубы - казалось, что ему просто подтянули кожу к хрящеватым ушам. - Хотя, сами понимаете, Ланселот, я шел сюда с некоторой опаской. Памятуя Ваш... громоподобный успех на вечере искусств в Бонполе. Но здесь, как я вижу, сервис просто на высоте. Позвольте, как старый ваш приятель, пожать Вам руку.

Белл чуть прищурился - морщинки собрались вокруг глаз. Он был похож на враз постаревшего мальчишку, который задумал помочиться на ворота злюки-соседа.

- Конечно, господин Херод. Это очень трогательно.  - и протянул снизу вверх руку, затянутую в перчатку - рука выглядела расслабленной, даже слегка тряслась, мелко, по старчески.

Вальтер Херод схватил его ладонь. Ланселот сжал кулак. Рука не дрожала.

Вальтер мгновенно побагровел, издал короткий вякающий звук, но сдержался.

Рукопожатие длилось секунд пятнадцать.

Ланселот потряс напоследок руку фрачника и, улыбнувшись:

- Прошу прощения, я не могу оставлять гостей. - откатил коляску дальше.

Херод отошел в толпу,  незаметно растирая раздавленную, как в тисках ладонь. Пальцы плохо сгибались. Глаза у медиамагната стали совершенно узкие, вороненые.

Ланселот невозмутимо приблизился к Великому Инквизитору:

- Я благодарен Вам , господин Великий инквизитор, за то, что Вы приехали. Теперь Дева никогда не покинет Аммон. Я не суеверен, но мне кажется, это хороший знак.

Отредактировано Ланселот Белл (18-10-2009 20:41:34)

-  Не  только я это говорю. - отозвался Ланселот -  Я кое-что раскопал в архивах, еще когда мы начали поиски Девы, после того, как  был заложен первый форт на этой земле, согласно преданию, Аммон Мальхуп приказал снять Деву со своего корабля. Она была поставлена  то ли на высоком утесе, то ли на одном из первых маяков. Конечно же считали, что она приносит новорожденному городу удачу и отпугивает морских чудовищ, а особенно тех, что обитают  в сердце каждого человека. Своей песней она утешала бури, предупреждала об эпидемиях, вселяла надежду. Туземцы очень быстро создали вокруг нее целый наивный культ. Поневоле, бронзовая девушка с пиратского корабля стала... соучастницей завоеванных.  Это не слишком нравилось  Аммону. Говорят, именно он приказал избавиться от нее. Статую судили и приговорили к казни по морскому закону.  Правда и сам  Мальхуп прожил недолго после этого.  Умер от какой-то странной болезни. Последние дни провел в комнате без окон - он боялся моря. Впрочем, в хрониках это момент темный, прочно перепутанный с вымыслом.
Есть легенда, что настоящий ее голос можно услышать только, когда раз в сто, а может и пятьсот лет на побережье Аммона приходит сильный ветер Соранг.   Ее "голос" будто бы  специально создан для него.  Но и при ветровой машине она звучит неплохо.

Белл тронул губами вино, внимательно посмотрел на Лоренцо Сиена - инквизитор казался усталым - видимо при его недурном вкусе непросто было держать лицо на глупейшей официальной церемонии, безликой, повторявшейся из года в год по одному и тому же накатанному сценарию.

"Самое печальное, что все эти славословия,  танцы, хоры, рифмы - искренни,  как бывает искренен и бесхитростен заступ или кирка, долбящая из года в год грунты. Мегатонны искренней пустой породы. Пирит. Золото дураков"  - спокойно подумал Ланселот, он  не осуждал, просто констатация факта - как "сегодня пятница" или "за окном переменная облачность".

Более того, из за недавних событий в Третьем округе люди казались напуганными, несмотря на свои светские любезные маски.

Казалось, если хлопнуть в ладоши или разбить бокал, они упадут на пол, закроют головы руками и будут навзрыд кричать.
Позднее лето в Аммоне выдалось неспокойным.

- Насколько я знаю, это не последнее культурное событие в этом сезоне - проговорил Ланселот - я слышал, что продвигаются живописные и скульптурные работы в капелле. Современность не менее интересна, чем древности.

Звон бокалов и суматоха.

Ланселот не вздрогнул, только проследил за траекторией падения винного веселого стекла.

Лица и  вправду треснули, как маски, как выеденные панцири крабов и мечехвостов под колесом,   открывая напряжение и тоску. На мгновение обнажились, как кости, истинные мысли, тревога, возраст, усталость. Даже рослая актриса показала все свои сорок два года, несколько неудачных беременностей, тайный алкоголизм тяжелой, как жернов, усталой женщины. Восемнадцать лет назад ее муж, по доносу соперника сгинул в Сфере, она отрекалась от него публично, и каждый год подтверждала отречение, то же самое делали родители его, пока были живы.

Впрочем, занавес так же быстро опустился, расцвел привычным светским флером. Неловкий искусствовед утешился бокалом кампари.

Херод искоса глянул на Ланселота, который разговаривал с Великим Инквизитором, на миг вскинул бровь,  и отошел за спину известного органиста - тощего как верблюд, зобатого старика в рединготе.

- Я видел кое-какие работы господина  Шеридана - сказал Ланселот - Он определенно талантлив. Опирается на классические образцы, но каждый раз придает им новые свежие черты. Комитет градостроительства не прогадал, поручив ему этот проект. Что ж, тем любопытнее будет увидеть результат.

Ланселот Белл знал, что молодой Шеридан приближен к особе Великого Инквизитора - это обстоятельство совершенно его не смущало и не вызывало никаких посторонних мыслей. Во все века власть покровительствовала искусству, и тем похвальнее, что на общем фоне официоза Лоренцо Сиена открыл действительно серьезный талант.

- Что же до наивной  веры, господин Великий Инквизитор, Вы правы. Они просто верили в бронзовую девушку, как ребенок одушевляет куклу. Может быть  благодаря их  вере она и вернулась в Аммон. Забавная аналогия, вспоминал об Аммоне Мальхупе, который судил ее, на память пришлат история одного древнего царя, который приказал высечь море. В детстве мне было его жаль.

Отредактировано Ланселот Белл (18-10-2009 23:49:56)

- Увы, - грустно улыбнулся Ланселот - если бы этот царь вымещал свою злобу только на морских волнах, его можно было бы без очереди пропускать в рай. Насколько я знаю, он залил кровью полмира, и даже с трона вставал, опираясь на два меча, вонзенных в спины рабов. Впрочем, я его  не осуждаю, во- первых он давно умер, а во вторых, это издержки его вредной профессии. Ну как плохие зубы у стеклодува, или мозоль под челюстью скрипача.

Ланселот спокойно следил за пестрыми нарядами гостей, за сосредоточенными лицами охранников и агентов в штатском.

- Могу понять Ваше восхищение талантом господина Шеридана. Я сам люблю помогать одаренной молодежи, благо они во многом дают фору нашему поколению, быстры, сообразительны, и есть в них искра Божья.  Четыре всадника? Сильная тема, страшная и энергичная, для скульптуры особенно, интересно, как господин Шеридан пластически решит эту группу. Я был бы рад видеть его на этом празднике. Рад и тому, что Дева теперь не только мое чудо, что она снова заняла свое место среди сокровищ Аммона.

-... Прекрасный крой. Заказывали у Вудстона? Его модный дом в последнее время "на волне", - после той истории с коллекцией  "Семь возрастов женщины" в галерее у Дора. - Херод звучно расхваливал темно-медовое платье рыженькой, с беличьими зубками художницы Мари Брокар, она любила изображать могучих суровых жниц, кормилиц грудью с ручищами тяжелоатлеток, и Матерей Попирающих Порок. Ступни Матерей всегда сорок пятого размера, а порок - помесь гусеницы, кобры и поливального шланга с птичьими глазками.

- Самое главное, господин Великий Инквизитор - задумчиво заметил Ланселот - что господин Шеридан нашел правильного заказчика и ценителя. Литератор мечтает об идеальном читателе, певец - об отзывчивом слушателе, скульптор - о том ценителе, чей взгляд сопереживает каждому удару его резца. Увы, в наше время слишком много перекупщиков. Которые видят только нули, прибавленные к банковскому счету. Счастье, что господин Шеридан, Вашими стараниями избавлен от них.

- Сто лет, господин Великий Инквизитор, это, согласитесь, солидный срок, тем более для человеческой болтовни. Кто помнит о том, что Лукулл был недурным полководцем? Помнят в основном банкеты с разносолами,  которые он задавал для гостей. Об одной египетской царице осталась байка про жемчужину в уксусе, да ядовитая змейка, приложенная к смуглой груди. А говорят, она писала неплохие стихи...- Ланселот Белл выслушал Инквизитора и ответил, помедлив, без тени улыбки:

- Мне кажется,  Бог, после изгнания из рая, сделал Праматери Еве и Праотцу Адаму один воистину милосердный подарок - короткую жизнь и долгую память. Быть может Вас вспомнят тираном, или покровителем искусств, или одним из политиков, о которых студенты забывают на следующий день после экзамена - в любом случае Вы до конца не будете ни тем, ни другим, ни третьим. Там, на скорости света, Вы навсегда останетесь -  Лоренцо Сиена.  Истлеют лица, сменится мода, и быть может через сто лет вспомнят... не Вас. И даже не актуальных критиков, актеров, коллекционеров или музыкантов. А никому неизвестного мальчика лет пяти, которого мать сегодня оставила дома и он ждет ее возвращения и плачет. Как знать,  кем он вырастет - убийцей или врачом. А может быть вспомнят скульптора Леонида Шеридана.  Или человека без имени, который закончил сегодня книгу.  Трудно  загадывать на такой большой срок.

Ланселот все же улыбнулся, прямо взглянул в глаза Великого Инквизитора и прибавил:

- Об этом, господин Великий Инквизитор, мы с Вами поговорим ровно через сто лет. Если Вы пожелаете.

Тревожно и быстро пискнул сигнал коммуникатора. Странная, едва уловимая мелодия, будто вальс.

- Прошу прощения - Белл принял вызов, - не изменился в лице, произнес:

- Ты где?

Получив ответ в наушнике, быстро спросил:

-  А дверь?

Потом светло  улыбнулся, забарабанил пальцами по подлокотнику, отвечал на краткий вызов.

- Да... Хорошо. Запиши: Фенобарбитал, иньекционная форма. Ни в коем случае ничего в рот, ни ремня, ни палки, ни авторучки. Изуродуешь зубы. Положи на бок. Нет. Он не прикусит язык.  Позвони доктору Смитерсу, номер старый. Да.  Домой. Ничего там не трогай. Я перезвоню.
Отбой, камерадо.

- Прошу простить меня, господин Великий Инквизитор. Звонил один мой  приятель, на улице у прохожего эпилептический припадок. Он знает, что я с этим сталкивался. Нет, не на своем опыте, но все же.