Перехваченная Слепым незримая ладонь жжет обнажённую кожу живым теплом, которому не препятствуют искусственные покровы тканей. Движение вместе с биением музыки в жилах, словно спутник делает танцевальное па, втягивая пианиста в это кружение. Обходит вокруг партнёра, чтобы в момент наибольшей близости, прижавшись к его спине шепнуть короткое, обманчиво-мягкое:
- Слышу…
Пока она вечная, неуловимая, зовущая лёгкими волнами накатывает, касаясь пальцев, со вздохом омывая ступни, затягивая по щиколотку, щекоча икры, делая слишком тяжёлыми для шага колени, сковывая бёдра, заменяя собой дыхание… Поднимаясь всё выше, принося свою бархатную прохладу и жаркий зов, пока мужчина замер в этом потоке, улыбаясь ему, как не улыбаются ни дети, ни взрослые, а только Художники, где-то за гранью порока и невинности. За гранью человеческого. И на грани музыки. Чужая ладонь поддерживает на этих волнах, не даёт быть смытым игривой, бурлящей стихией. Смех рассыпается в чистый, скрипучий, струящийся, сияющий на солнце, горячий кварцевый песок… И так же легко, как просачивается сквозь него вода, ускользает прикосновение. Следы, смытые волной.
Мгновения восторжествовавшей реальности. Передышка, возможность вернуться к обыденному. Обыденному ли? Чужое дыхание рядом отчего-то усиленное в восприятии. Если его слышно так, то должно быть слышно и мысли? Ведь тебе интересно услышать? Какие звуки издаёт эта музыкальная шкатулка? Играючи перепорхнуть через пропасть, разделяющую два огонька разума сияющих в полной темноте.
«Роберт» - коротко перекатывается на корне языка.
«Ро-берт» - звучит странной музыкальной фразой, изломанными звуками вплетается в симфонию.
«Роберт» - шёпот где-то за спиной.
«Роберт» - взрезает мрак всполохом красного, так что больно глазам от неожиданности и привычное слепому ощущение, соотношение пустого и наполненного пространства вокруг искажается, так что следующие слова кружатся вокруг пополам с обрывками знакомых и неузнанных музыкальных фраз.
Святой… А Бенедикт, Бенедикт… Святой… Ваше?..
И эхо гуляет и гудит вокруг так, что мниться, будто как минимум четверо двойников спутника кружит по комнате, у каждой стены, так что не понять, кто из них настоящий, кто протягивает руку… Следующие слова тоже дробятся, с трудом достигая сознания, смысл рассевается.
Хочется… слишком много… Вам… хочется… задавать… их… вопросы…
Звукам невозможно доверять. Что-то должно быть реальнее чем звук голоса... Музыка? Прикосновение?

Начало игры.

"- О Иблис! Что с тобой? Почему ты не в числе бьющих челом?
- Не подобает мне поклоняться человеку, которого ты сотворил из сухой звонкой глины, из отлитого в форме ила.
- Так уходи же из рая, будь побиваем камнями, и, воистину, над тобой будет тяготеть проклятие до Судного дня.
- Господи! За то, что Ты свел меня с пути истины, я исхитрюсь приукрасить все дурное на земле и непременно совращу всех Твоих рабов, за исключением тех, которые искренни.
- Воистину, нет у тебя власти над Моими рабами, за исключением заблудших, которые последуют за тобой, и, воистину, ад — это место, предназначенное всем им."
(неточная цитата)

Резко перескачившее давление, вмиг заложившее уши, словно бы качнувшее все внутренности изнутри, заставило Иблиса раскрыть глаза. Что это? Показалось. А может приснилось. Что-то знакомое было в этих словах, и далеко не его собственного имя; его новое имя, которым его назвали новые "родители" - серые сгустки, жаркой потокой окутывающие тяжкие мысли. Взгляд мутных зеленых глаз переметнулся к городу, расположившемуся у самых ног мужчины. Теплый вечер, опустившийся на благославенный Аммон, обещал быть полным неожиданных происшествий и встреч. Где-то внизу живота скапливалось какое-то тянущее чувство, одновременно похожее на назревающую злость и на возбуждение, но мысли Иблиса при этом были абсолютно чисты.
Опустившись на мостовую обнаженными ступнями, он поморщился от неожиданного холода, но ощущение это было все равно ему приятно - давно он не чувствовал своей кожей то, что чувствует обычный человек. Улица была полна народу, но на одинокого мужчину, выделяющегося среди них всех по крайней мере отсутствием всякой одежды, никто не обращал внимания. Они все словно были слепцами. Но это ничуть не волновало Иблиса. За тот десяток лет, что он прожил бок о бок с чужими душами, он привык быть невидимкой для живых людей. И только лишь иногда, бредя сквозь толпу, мужчина ловил на себе малозаинтересованные взгляды существ, которые были похожи на него.
Наконец-то Иблис спустился в город, ставший столь ему ненавистным за всю жизнь, и за всю смерть. Сейчас, совсем скоро он должен был найти того Человека, которого искал в разное время. Иногда, ему удавалось Его найти, но не было подходящего случая, не было достаточно энергии, чтоб он смог перед Ним появиться. И только сегодняшним вечером крепкие, словно из стали канаты тянули заблудшую душу в сторону Бестиария, откуда можно было услышать еще спокойное сердцебиение того мальчика, которому когда-то давно Иблис не смог помочь. И чем меньше оставалось шагов до мальчика, тем больше информации о его жизни, о его мыслях впитывал в себя двойник, удивляясь, узнавая, привыкая.
- Скучаешь? - словно бы уже обращаясь конкретно к Нему, шепнул двойник, останавливаясь на тротуаре, терпеливо дожидаясь когда проедут автомобили. - Хуже скуки смертной может быть только скука бессмертия.
Резко откуда-то справа послышался клаксон, и мужчина отпрянул в сторону, словно бы сотворенная человеком звероподобная машина могла размазать по мостовой его кишки. Водитель, сидевший за рулем, разумеется, просигналил совсем не ему, а мелкому мальчонке, который, заигравшись в мяч, выбежал на дорогу. Все прозаично: родители в ужасе, ребенок с разбитой головой бездыханно лежит на тротуаре, отброшенный словно тряпичная кукла ударом о капот на несколько метров в сторону. Ему повезло. Он никогда не познает тех страстей, что терзают взрослый ум, и Господь заберет его к себе, в Рай, навеки воскресив.
Иблис был бы и рад остановиться, поглазеть на случившееся, но его непреодалимо тянуло дальше. Успев лишь быстро перекреститься и шепнув молитву за упокой, мужчина перешел дорогу. До Бонпола, куда невидимыми щупальцами утягивало его ощущение неминуемой катастрофы, оставалось несколько шагов. А там - рукой подать до Того, чье сердце вскоре забьется так же быстро, как и много лет назад, в горевшем доме. В том, что случится, Иблис видел большую схожесть с тем, что уже случилось, но в этот раз ощущал себя более способным помочь.
До того, что случиться, до всплеска невероятной энергии, оставались считанные минуты, и шаги Иблиса участились. Он уже почти бежал, чтобы успеть вовремя прийти, но не для спасения, а для того, чтобы оказаться рядом и не отпустить до того времени, пока долг не будет отдан.
Взрыв, сначала гулкий, словно бы из-под земли, прогремел над кварталом, спугнув стаю воронья, взлетевшую в темное небо. Гул перерос в более звучный, и вскоре стекла здания, в котором происходило это мессиво, жалко затряслись, пугая пробегающих мимо прохожих своей хрупкостью и опасность в одно и то же время. На какое-то мгновение все стихло, и лишь затем рокот пламени, хруст ломающихся конструкций вновь дали знать о том, что ад, творившийся внутри здания, совершенно не собирался заканчиваться. Изнутри послышался человеческий вой, крик, всхлип. Множество сердец в этот же миг заколотились как барабаны, а некоторые затихли навсегда. И среди всего это разнообразия Иблис никак не мог отыскать стук Его сердца, боясь, что и оно могло остановиться. Если это случится, последняя надежда на упокой души исчезнет, и до Судного Дня Иблис окажется в воронке из таких же потерянных душ, сходя с ума от отчаяния и безумства.
Но, словно сам Господь дал возможность измениться, мужчина услышал мощный стук крепкого взрослого сердца. Откуда-то сверху. Задрав голову, Иблис смотрел в цельное окно, которое чудом не разбилось от взрывных волн. Его губы, пересохшие от ожидания, продолжали шептать.
- Раз... два...
Осколки, брызгами разлетевшиеся в стороны, вытолкнули крупное тело, которое мгновенно упало на земь, словно мешок с песком. Иблис замер, прислушиваясь, и тут же на его лице заиграла победная улыбка - жив. Жив!
Всего два шага до лежащего распластанного тела, и он почувствовал, что нити, тянущие его к этому человеку, ослабевают, и вместо них появляется то, что так сложно описать словами. Тепло, холод, напряжение, ветер, солнце, вера, ненависть, любовь, обязательства. Совокупность всего, что можно представить, но сложно почувствовать обычному человеку, не смятенному своими страстями.
Ухватив Его за плечо, Иблис тут же вспомнил имя. Настоящее имя, из прошлого. Но почему-то в сознании оно тут же сменилось другим, и следующая картинка, словно слайд, показала - почему.
- Лойсо. - тихо позвал мужчину двойник, присаживаясь рядом на корточки. Имя вдруг стало привычным, словно бы всю свою жизнь Иблис так его и звал. - Лойсо, можешь даже не стараться. Я не пущу тебя туда без меня.
Уголки губ дрогнули в улыбки, оскаливая ровные зубы, и двойник развернул лежащего человека к себе лицом. Его холодные пальцы коснулись белого шрама, впитывая в себя воспоминания о "том самом вечере", а заодно и все ту ненависть, что с тех пор испытывал Лингвера.

Отредактировано Иблис (13-08-2009 14:56:50)

Серое небо, серая трава на серой земле. Серые деревья тихо перешептываются серыми листьями с серым ветром. Мужчина запрокинул голову, смотря серыми, немигающими  глазами на серые облака, пока первые капли серого дождя не  упали на лицо, стекая холодными струями по обнаженным  шее,  плечам, спине, животу, ногам. Мелено поднял руку, стер капли с лица и долго рассматривал раскрытую ладонь, словно впервые видел дождь. Поднялся с травы, не замечая разводов влажной земли на бедре, рассеяно  огляделся и побрел   вперед, туда, где до самого горизонта была все та же трава с редкими столбами не мертвых, не живых деревьев. Ни радостей, ни горестей, ни ненависти, ни привязанностей, ни жизни, ни смерти, лишь вязкая, липнущая, как густой кисель, тоска.  Беспричинная, бесконечная, бездонная, безымянная.
Дождь прекратился так же внезапно, как и начался. И в этот момент словно кто-то невидимый изнутри вспорол тупым канцелярским ножом выцветший холст реальности.
Яркий столб света из разрывов лохматых серых туч прожектором,  золотом конусом  прочертил пространство между небом и землей,  в одно мгновение уничтожая безликую серость там, где коснулся земли. Переливающийся, теплый поток плесканул на землю изумрудным, расцветил раскрывающимися бутонами, наполнил зелень многообразием жизни, ее потайным дыханием, мудрой простотой  бытия, целомудренной глубиной познания и таким пронзительным, упоительным восторгом божественной любви, что мужчина задохнулся и в первый момент отпрянул, смотря широко раскрытыми глазами на Божественный Свет. Неуверенный шаг вперед, второй, третий, и вот уже он бежит,  спотыкаясь, падая, снова вставая. Не замечая ссадин на обнаженном теле, не чувствуя, как сухая трава впивается в подошвы. А серая безликость словно глумиться, обвивается вокруг икр. Почва под ногами расползается грязной жижей с бездонными провалами зловонных топей, редкими кочками твердой земли. И надо успеть добежать, пока не погас этот луч, пока серые тучи не затянули окно, изливающее свет. Иначе …
В нескольких шагах впереди земля вспучилась, как при взрыве, разбрызгивая грязью  размокшую серую траву, заслоняя  изумрудную поляну, залитую живительным светом. Скользя по хлябям  босыми ступнями, мужчина рванулся вперед. Прыжок.. и грудную клетку опоясала тянущая боль от удара о каменную стену, в считанные мгновения выросшую из под земли и протянувшуюся от горизонта до горизонта. Подпрыгнул вверх, пытаясь ухватиться за гребень. И вроде бы не высоко, но пальцы, ломая ногти, скользнули по гладкому камню, оставляя ошметки кожи подушечек на преграде. И еще прыжок. Еще. Тщетно. Не перелезть одному. Хоть небольшой бы уступочек, протянутая рука, кочка, подставленное колено, и взлетел бы птицей, перемахивая через преграду к Спасению.  Человек остановился и отчаянно завыл, видя, как тает, меркнет небесный свет, возвращая серость не мертвой земле.
« Лойсо, можешь даже не стараться. Я не пущу тебя туда без меня».
Наварро  порывисто обернулся, выискивая источник голоса в плотной пелене  серого тумана.
-Кто ты?

Здание полыхало огнем, осыпая асфальт дождем битого стекла,  багровея языками пламени в провалах окон-глаз. Страшная трапеза Зверя, заживо пожирающего человеческую плоть.
- Двое к пожарной лестнице. Один в энергоблок, отключить электропитание. Четверо, расчистить дверь запасного выхода.
Охрипший от крика голос начальника охраны Бонпола отдавал команды сбежавшимся на звук взрыва охранникам  из соседних блоков. Мачини был ранен, но пока держался на ногах, хоть правая рука  висела плетью и половина лица превратилась в одну сплошную гематому. 
Секретарь Верховного инквизитора, Леон, чудом не попавший  в мясорубку, и стоящий сейчас рядом с распростертым телом Наварро, судорожно набирал номер телефона секретаря Великого инквизитора, чтобы сообщить о происшествии.  Перед концертом молодой человек отлучился из зала, чтобы убрать в аэромобиль  папку с личным делом Дерека Теллера, когда здание накрыло взрывной волной. Словно Божья Матерь покровами накрыла.
Отрывисто откричав, заглушая вой сирен и крики людей,   в трубку информацию о взрыве и о ранении Верховного Бестиария, Леон склонился над ним, нащупывая  на шее пульс. Все попытки найти врача в этом хаосе заранее были обречены на  провал, и молодой человек принял единственно верное решение- увезти священника из этого ада, тем более что тот все не приходил в сознание, а на левый висок кожаной маски уже хлюпал от быстро накапливающейся крови, стекавшей по ложбинке шрама на подбородок.
Серая  равнины, разрезанная каменной стеной исчезла. 
Сквозь стремительно  нарастающий  колокольный набат в ушах Наварро с трудом различил  отдельные слова роя людских голосов.
« Расчистить дверь… Господин Сиена… Врача…Аэромобиль»
Инквизитор попытался поднять вдруг ставшие свинцовыми веки, но их словно патологоанатом склеил, и сквозь иглы  засохшей крови на опаленных ресницах, качающимся маревом мелькали двоящиеся  пятна человеческих фигур на багровом зареве пожара.    Мужчина облизал покрытые коркой губы. Словно теркой по наждачной бумаге провел. Надо подняться. Помочь Мачини организовать эвакуацию людей, пока здание не рухнуло. Вызвать спасателей и пожарные подразделения. Наварро попытался подняться, но тело откликнулось лишь короткой судорогой мышц, а  к горлу снежным комом подкатила тошнота.  Лойсо закрыл глаза. Несколько минут лежал неподвижно, копя силы на обычно такое простое и обыденное движение. Веки снова приоткрылись. Мутный взгляд серых глаз с трудом сфокусировался на сгруппированном пятне силуэта сидящего рядом обнаженного мужчины.
-Ты кто?
Беззвучно шевельнулись губы в немом вопросе.
Опаленное пожаром небо, изъеденное пятнами жирных от горящей плоти клубов дыма, качнулось, когда двое охранников положили Верховного  на носилки и понесли к распахнутому чреву аэромобиля.

Особняк Верховного инквизитора Бестиария

Отредактировано Лойсо Наварро (15-08-2009 01:18:07)

Такконе чуть улыбнулся, и молча кивнул, и тут же спохватился, что спутник не видит простых жестов, поэтому озвучил:
-Как пожелаете, господин Бенедикт.
От неловкости из-за слепоты музыканта было совершенно не избавиться, но молодой человек с ней уже почти свыкнулся, реагируя на неё так же, как и на переломанную когда-то  в трёх местах лапу любимой кошки: полыхающие запахом горячей крови розоватые кости, торчащие как спиленные зубы в какой –то миг уже казались обыденностью. Роберт соврал бы, если бы сказал, что впервые сталкивается со слепцом, ведь на плаху частенько отправляли тех, кому прежде вырывали глаза раскалёнными щипцами, но боль физическая ничто по сравнению с мучением душевным. Ну или какие там мучения испытывали приговорённые... Впрочем, пока молодой человек был не в состоянии понять, что за хищник этот Святой Бенедикт, может быть, он действительно «святой» и несёт свой крест словно одержимый Иисус? Палач рассматривал мужчину открыто, не стесняясь, любовался, мысленно примеряя ему на все лады, то терновый венок, а то костюм Адама. Палач не отказывал себе ни в чём. Палач провожал людей на тот свет, так почему бы за парочку «оставьте меня» не поинтересоваться, как гладко скользит шкурка пианиста под горячими пальцами.
Роберт шагнул вперёд музыканта, крепко поддержал его за руку, и прикинул в уме, не предложить ли стакан воды или бокал вина, а ещё лучше отменить этот постыдный маскарад с концертом. Бонпол вызывал неприятную дрожь, и Такконе был бы готов улизнуть оттуда под любым благовидным предлогом, и прихватить за собой Бенедикта.
Сальность на сальности, внутреннее утробное клокотание пробуждающегося зверя, а  в лице ни кровинки, словно маска восковая, будто от напряжения остановилось дыхание и кровь перестала пульсировать в жилах. Дёрнулись ноздри и за миг до того, как раздался чудовищный взрыв, палач рванул пианиста на себя. Чутьё собаки, чувствующей пожар или просто попытка грубо облапать? Теперь это уже было менее существенно и в жарком полыхающем мертвецком угаре  Роберт с уверенностью камикадзе вёл своего спутника туда, где можно было избежать встречи с зёвом смертоносного огня.
Бегом. Нельзя медлить. Доверяйся мне... Поворот. И ещё один. За ним шахта, толкнул Бенедикта к стене, и прижался спиной сам, едва не задохнулся, кашляя от дыма, забивающегося в носоглотку, и снова с безумным упорством рвался к спасительному воздуху. Не слышал ни стонов, ни мольбы о помощи, ни криков отчаяния, всё потом. Сейчас реальна была только ладонь музыканта и его близкое, оглушающее дыхание. Роберт не отпустил бы мужчину, даже если бы на них валилась стена, в безумном ликовании хотелось жить, и вытащить из этой пахнущей мертвецами клоаки Святого.
Брызги осколков порезали щёку, распороли парадный мундир, на запястье бурым растекалось пятно крови. Ударом ноги сбил с петель дверь, пахнуло прогорклым маслом, и мимо кухни, и пылающих душевых к выходу, которым пользовались работники.
Здание в огне, от нервного озноба колотит, словно в ледяную воду сунули, от оглушительного воя сирен раскалывается голова. Тошнотворно пахнет палёным.  Роберт сжал в кулак скукоживающиеся пряди, разметавшихся по плечам смоляных волос, с досадой стёрт попавшие искры, поднял глаза на Бенедитка:
-Пошли, ты похож на призрака…
И повёл мужчину за руку, пробираясь сквозь толпу к своему аэромобилю, стараясь не поскользнуться на кровавых лужах, оставленных после себя теми, кому посчастливилось в этот вечер родиться заново…

Квартира-студия Слепого Бенедикат

Отредактировано Роберт Такконе (16-08-2009 04:47:57)

» Апартаменты Великого Инквизитора

-Где же тебя носит, чертовка, - пробормотала Ло, кидая телефон на переднее сиденье. Даже он у карателя был белым, довольно недешевая игрушка была совсем не виновата, что из ее чрева раздавались только долгие… долгие… гудки ожидания. Эжен так и не взяла трубку. Или там творилось что-то действительно экстренное, или одно из двух. С этой бестией ничего не может случиться, в этом Лита была уверена почти на сто процентов. Но гудки все равно раздражали. Аэромобиль несся со скоростью, заметно превышающей допустимую, но это был служебный аэромодиль карателей, и каратель за рулем был на вызове. И на взводе. Хотя бы потому, что у карателя были совсем другие планы на этот вечер, а вовсе не разгребать завалы в толпе пускающих слюну психов. Конечно Ло преувеличивала, самолично она разгребать ничего не будет, наверняка там уже туева хуча спасательных бригад, да и к психам она относилась параллельно, то есть считала, что это пустая трата бюджета, так как не смотря на то, что люди научились лечить почти все заболевания тела, тонкая душевная организация людей медикам все еще осталась неподвластна. Но опять же, бюджет города – не первое в списке, что волновало простого солдата, благо ее благосостояние от зарплаты не сильно зависело. Но… искреннего сострадания к психам девушка не испытывала, как, впрочем, и к относительно здоровым людям. Кто тут не псих, пусть первый бросит камень.
Пассажир на заднем сиденье, бывший водитель, молчала очень тихо. Совсем еще юная девушка в форме, скорее всего курсант, сегодня ей выпало быть шофером. А кто, как не сами каратели знают, что под горячую руку сослуживца лучше не попадаться. Хорошо, что часть раздражения можно было выплеснуть вместе  со скоростью, размазать по свистящему за плотно закрытыми окнами воздуху.
Дым пожарища было видно издалека. Наверное с любой мало-мальски высокой точки города. Аэромобиль летел в закат и было трудно сказать, горит все еще пламя или уже просто небо. В любом случае явно хорошо горело. Красиво.
Из задумчивости девушку вывел несущийся на встречу с не меньшей скоростью аэромобиль карателей. Он был куда крупнее частного, рассчитан на группу. Странно было то, что несся он от места происшествия. Кто знает, новые данные? Новые взрывы? Еще один вызов? Этой ночью город спать не будет, кто-то пнул осиное гнездо. Аэромобиль пронесся мимо так быстро, что Ло не успела различить номера, не понятно было, какой группе он принадлежит. Телефон пока молчал, новых приказов не поступало, и Лита продолжила свой путь в направлении Бонпола по дороге попробовав сделать дозвон еще пару раз, с тем же результатом. Перед тем, как въехать на территорию, девушка одела белую простую маску, закрывающую правую половина лица.

Что сказать. Взрыв был, и взрыв был большой. Или работали совсем чайники, или их целью было уничтожить как можно больше. Здание обвалилось весьма неудачно, зацепив соседние. Открытого огня нигде видно не было, от аэромобилей, зависающих пестрым роем над пожарищем, было не протолкнуться. Скорая, полиция, пожарные уже сделали свою работу, но на всякий случай пара машин все еще была неподалеку.. Ло пустили за ограждение после предъявления документов и она направилась к большому аэромобилю карательного отряда. Основная волна паники была подавлена, но какой ценой, на площади было слишком много тел, явно пострадавших не от пожара. Людей грузили на носилки, кого то сразу в пластиковых пакетах. Вокруг царила уже не столько паника, сколько общая суматоха, много людей в форме, постоянное шипение раций, приказы.
На месте происшествия была группа Льюис Рич, именно она и вызвала Ло сюда. Видимо они прибыли совсем немногим раньше девушки. Члены группы рассредоточились по местности, помогая наводить порядок. Одним была хороша репутация карателей, хоть сколько то разумный человек не станет вступать в долгие споры с представительницей закона в белом.
Ло тем временем подошла к Льюис., которая разговаривала с ,скорее всего, начальником охраны и из обрывка диалога стало понятно, что взрыв не единственное, что успело произойти в многострадальном Бонполе, сейчас они обсуждали неизвестный отряд карателей, который был здесь до них и устроил «кровавую бойню» среди пациентов. Зато стало понятно, откуда здесь трупы… и , возможно, чей аэромобиль совсем недавно пронесся мимо Ло. Девушка коротко поздоровалась с главой отряда и мужчиной и прежде, чем ей дали очередное задание, рассказало  о недавней встрече. Если погони еще не было, то теперь они знали примерное направление возможных подозреваемых.
Пока начальники обсуждали ситуацию и отдавали дальнейшие приказы, Лита еще раз осмотрела ужасную разруху. Хлыст давно уже был зажат в руке, как и маска, он был сейчас не столько оружием, сколько символом власти и готовности  к действию. На самом пожарище ее помощь сейчас вряд ли требовалась, там работали спасатели. Разгребались завалы, хотя, если судить потому, как обвалилось здание, найти под грудой камней живых шансов было мало. Не само ли правление больницы рвануло тут все под предлогом концерта собрав больных, может быть с бюджетом все настолько плохо? А если не так, то заложить бомбу прохожий с улицы тоже не мог. Был ли это кто то свой, или прибывший на концерт же, или пациент. Плюс где-то они достали транспорт и форму карателей. И еще много и много вопросов, на которые, наверняка найдутся ответы. Рано или поздно.

Отредактировано Ло Лита (20-08-2009 21:20:42)

День уже давно закончился, да и ночь перевалила за середину, а прогулку по почти пустынным улицам Бнпола можно было назвать даже приятной, если  бы изредка не раздавались приглушенные крики, но и их становилось все меньше и меньше. Ло отправили, как и остальных карателей, патрулировать улицы и собирать остатки разбежавшихся людей. Если это были психи – то в больницу, если простые смертные, но в штаб, на допрос. Обычная рутинная работа, для которой, каратели, в принципе не требовались, но раз уж пришли на вызов, то доводили дело до конца, руководствуясь и приказом, и заботясь о репутации своего подразделения. Наверное каждого карателя в той или иной степени можно было назвать фанатиком, а по другому нельзя. Не приживешься в их среде без особого стержня внутри, у каждой он был свой, но был обязательно. И сейчас Лита шла по ярко освещенной всеми фонарями улице, заглядывай в тени, которые стали только гуще, и думала о том, что повлияло на ее выбор. Да, в начале его, конечно не было, семья, традиции, но сейчас она стала совершенно свободна и независима от родственников, слава богу ей удалось попасть не под командование  матери или одной из тетушек, служили они не в Амоне и были слишком заняты, чтобы навещать «родовое гнездо». Иногда Лита, и не без оснований, думала, что они специально старались быть как можно дальше из за ее…дефекта. Забавный термин, но ее так долго приучали к нему, как и к тому, что быть карателем у нее в крови. Родственницы уцепились за единственный шанс хоть сколько то продлить славу семейного рода – бессмысленные трепыхания смертельно больного организма. Ведь на ней, рано или поздно, с позором или бесславно, закончится славный род карателей.
Тихое  беззвучное жужжание телефона и голос начальника отряда, отпускающий домой, тут они сделали все, что могли на сегодня, конец связи. Ло взглянула на часы, нахмурившись, а после улыбнувшись своим мыслям. Тихая, нехорошая это была улыбка, и уже спустя десять-пятнадцать минут все тот же служебный аэромобиль нес ее домой.

» Особняк Ло Литы