Мишель Элитные торговые галереи

Проводив Мишеля, священник попробовал поработать, еще раз перечитать копии отчетов по Бонполу. Может, что пропустил? Не заметил? Ведь должны же были остаться хоть какие-то следы? Идеальных преступлений не бывает. Но тупая боль в виске, появившаяся  на обратном пути из здания Совета, медленно, но верно нарастала, свинцом разливаясь по затылку, и тяжелыми каплями падая куда-то в район шейных позвонков. Наконец, сдавшись, мужчина закрыл папку, на автомате сунул ее в сейф. Прихватив наушники и плеер,  спустился в парк .
Эмир лежал на примятой,  шелковистой, от частой стрижки,  траве, в тени кроны раскидистого старого дуба. Самое старое дерево в парке,  вцепившееся в землю кривыми, толстыми , шершавыми корнями и простоявшее здесь века. Наверное, оно помнило времена, когда Корпорации не было в помине, как и этого дома, не говоря уж о "жуке-однодневке " человеке, считавшего его своей собственностью. Зверь мирно спал, лишь изредка подергивая ухом, когда назойливая, нахальная муха садилась на округлый, почти прозрачный черный кончик, и , путаясь в волосках, пыталась заползти глубже.
Надев наушники, человек прилег рядом с тигром и положил отчаянно пульсирующую болью голову на меховой, дышащий бок. Эмир лениво  приоткрыл один  глаз, оценивающе глянул на хозяина, не нашел ничего интересного,  сладко зевнул, подогнул подушечки тяжелой, когтистой лапы и вновь провалился в полудрему.
Из черных раковин наушников негромко полились первые звуки органного концерта. Конечно, это не в Соборе, где  объемный, с широким диапазоном,  звук наполняет собой все- воздух, камень стен, мрамор статуй, тонкую пленку красок росписей, не мертвое дерево скамеек, неживые, с живыми глазами, лики святых. Но вполне не плохая, акустическая  запись, дающая ощущение пространства.
Мужчина закрыл глаза, чувствуя, как боль то  выплескивается гейзером в пиано высоких октав, то прячется в нору глубинных басов. Не заметив как, Лойсо заснул.
Снилась пустыня. Бесконечные барханы белого, холодного в лунном свете песка, медленно перекатывали тяжелые, изрисованные волнистой рябью, бока. Спящая, свободная, ни живая, ни мертвая, ей некуда было спешить. Она неторопливо несла  пески из вечности прошлого в вечность будущего. Колючие крупинки кремния, перемешенного с засохшими семенами с твердых чешуйках, способными спать годами в ожидании животворящего дождя. Одетый в балахон видавшего виды плаща мужчина так же неторопливо шел по пустыне из ниоткуда в никуда. Он был дома. Поднявшийся ветер трепал длинные, седые волосы, незаметно вырисовывая сухие морщинки у глаз, вытягивал влагу из губ, играл с полами плаща. А он все шел, то смотря в горизонт, то выискивая взглядом среди песков черного тигра- вечного спутника скитальца. Зверь давно уже был частью пустыни, черной тенью на белых песках, живущей своей таинственной, звериной жизнью, понятной лишь такому же зверю, как он сам. Человек и зверь были частью единого целого, двумя песчинками в безлюдных зыбучих песках. Пустота. И это было хорошо.
-Лойсо.
Пустыня не отпускала, утягивая все глубже в бесконечность песков, в орган ветра среди редких, иссушенных  пучков мертвых  трав.
-Лойсо.
Наушники, снятые чьей-то рукой, легли на сочный шелк зелени. Дышащий меховой бок зашевелился, уползая из под головы. Прежде чем окончательно проснуться, инквизитор глубоко вдохнул, сел, и лишь после этого открыл заспанные глаза. Мутно глянул на присевшего на корточки Мишеля. Жестко, разгоняя остатки сна, потер ладонями лицо.  Окончательно просыпаясь, помотал головой. Потер все еще тяжелый затылок. Зевнул. Вновь откинулся на спину, ища затылком меховую тушу зверя.
- Рассказывай.
Молча выслушал подробный рассказ бывшего вояки, мимоходом отмечая, что трансвестит, вместо обычных цветастых юбок и  прочих изысков дамской моды, одет в потертые джинсы и боксерку. Верный признак плохого настроения. Когда молодой мужчина умолк, кивнул.
-Хорошо, Мишель. Спасибо. Сделай что-нибудь поесть, и отдыхай.

Отредактировано Лойсо Наварро (09-09-2009 23:35:58)

Рассказав о встрече с офитом, Мишель отправился в кухню. Наварро уже собрался вновь задремать, как из дома, сверкая голыми телесами, пересекая лужайку,  продефилировал  двойник. Дождавшись, когда  кухарка скроется из виду, мужчина сел, передернул затекшими плечами, помял ладонью  загривок, разгоняя кровь,  и кинул косой взгляд на посеревшие, с обвисшими кружевами, панталоны. Губы чуть дернулись в довольной ухмылке,
-Все таки, одел.
…но лицо тут же приняло сострадательное выражение.
- Ай-яй-яй. Надо же. Сильный  ливень тебя, по-видимому,  накрыл. Места сухого не оставил. Не повезло.
-Угу.. Ну вот кому ты вспариваешь про дождь? Я что, в другой город уезжал? На небе ни облачка, а ты мне тут рассказываешь сказки про «промок».  Интересно, где тебя носило? 
Взяв панталоны, повертел их в руках, рассматривая со всех сторон, и бросил на траву.
-Маску-то,  зачем брал?
Хмыкнул, и скривился, как от зубной боли, снова  непроизвольно хватаясь за затылок, в котором болью заухала кровь, стоило Иблису напомнить о Совете.
-Через жопу прошел. Впрочем, не удивительно.
Инквизитор сплюнул сквозь зубы, и поднялся с земли. Говорить о заседании Совета не было никакого желания. Во всяком случае,  сейчас. Более бестолковое сборище, чем это, представить себе было сложно. Театр марионеток. Наварро в последнее время все чаще и чаще задумывался, что он, плохой ли, хороший ли, но священник,  вообще делает у власти. Тридцать семь лет. Неужели так рано начинается кризис среднего возраста?
-Пойдем лучше, пообедаем. Вон, Мишель  накрывает на стол в гостиной. 
Кухарка действительно уже начал  сервировать  стол, расставляя тарелки, приборы, бокалы и укладывая салфетки. Приказ,  накрыть на две персоны, оставался в силе. А судя по плачевному виду панталон, они все же побывали на заднице призрака. Подхватив мокрую, потерявшую «товарный вид» белую тряпку с земли, Лойсо огорченно вздохнул и пошел  к дому. К его великому сожалению, он так и не смог полюбоваться видом двойника в своеобразном, но весьма эротичном белье.
-Хмм.. интересно, как он выглядел, когда шелк намок? Наверное, обтянул всего и стал почти прозрачным. Как раз та грань, когда вроде бы  все видно - изгибы тела, затененные очертания паха, ложбинка сзади. Но именно «вроде бы». Когда нельзя  рассмотреть все в подробностях, когда остается  за занавесью место для полета фантазии.
Вновь в голову, в очередной раз,  полезли крамольные мысли, словно шустрые чертенята,  вертящие длинными, подвижными хвостами и носами- пяточками.
Шея и уши священника, идущего впереди,  пошли красными пятнами, и он прибавил шаг.
-Так, что у нас сегодня на обед?
Войдя в столовую, приподнял крышку супницы, стараясь переключить мысли на обыденные, повседневные бытовые мелочи.  Из посудины поднялся густой, насыщенный пряностями запах мясного бульона, овощей.
-Мишель, возьми, кинь в стиральную машину. Надеюсь, через пару часов они будут как новые. Ты свободен.
Отдал мокрые трусы «кухарке» и сел за стол.
Трансвестит если и удивился, что это Наварро с бельем, да еще такого фасона, ходит, то виду не подал. По его мнению, хозяин вообще после взрыва странноватым стал- то стонет полночи, а потом простыни меняй, то требует два столовых прибора на одного, то вот с трусами бегает. Бонпол по нему плачет горючими слезами. Кинув сочувствующий взгляд на инквизитора, бывший вояка ретировался из комнаты, пока еще чем-нибудь не загрузили.

Отредактировано Лойсо Наварро (11-09-2009 14:33:20)

-О-хо-хо.Ты своих собратьев- призраков что ли собрался пугать маской? Тоже мне нашел, чем. Вашему брату теперь судья лишь Господь Бог. И боитесь, наверное, только нечистого, да пекла Адова.
Мужчина усмехнулся, собираясь сесть за стол, но не успел. Отвлекся буквально на несколько мгновений, чтобы взять сигареты и зажигалку с полки. Не любил вскакивать из-за стола сразу, как только поел. А вот затянуться «вкусной» сигаретой сразу после сытного обеда было привычкой.  Взяв пачку, Лойсо обернулся, и бровь удивленно взлетела вверх. Лишь крякнул, увидев, как голый зад , после разлития супа,  приземляется на его место. Нет, конечно,  он знал, что шайтан скромностью не страдает, но чтобы настолько? 
-Нууу.. Я надеюсь еще увидеть, как  сидят на тебе панталончики.
Продолжая вести непринужденный, легкий разговор, инквизитор подошел сзади к стулу, на котором сидел призрак. Ухватившись за деревянные бруски, поддерживающие сидение, поднял нахала вместе со стулом и рывком поставил на другую сторону от стола.
-Твое место- вот здесь.
Для убедительности ткнул пальцем в пол, рядом с сидящим Иблисом, и пододвинул свободный стул к ребру стола, у которого привык сидеть сам. Отсюда открывался красивый вид на  парк.
-Аминь.
Произнес, с едва заметной улыбкой, когда Самуил закончил читать краткую  благодарственную молитву Господу за ниспосланный хлеб насущный.
–А что, правда,  массаж хорошо делать умеешь? Я бы не отказался. Будет время, разомни мне спину. Мышцы затекать стали, когда долго сижу или лежу в одной позе. Некогда заниматься.
Под мини спортивный зал была оборудована одна из комнат особняка, но, увы, далеко не всегда хватало время и сил заняться собой. А надо бы. Не мальчик уже и надо поддерживать тело в хорошей форме. Вон, лет пять назад поднял бы тушку Шайтана вместе со стулом, и глазом бы не моргнул. А сейчас плечевые суставы и поясница заныли.
-Ты на Мишеля не заглядывайся. Все равно толку тебе, бесплотному,  от этого не будет.
Блаженно откинувшись на стуле, Наварро неторопливо докуривал первую, после еды, сигарету и не отказал себе в удовольствии вновь попялиться  на голого Иблиса, встающего из-за стола. 
- Он сегодня не в духе. Пришлось напомнить ему кое-что из прошлого, вот и хандрит.
Сделав последнюю затяжку, мужчина раздавил окурок в пепельнице и тоже поднялся, пошел к двери, но на что-то наткнувшись взглядом, притормозил.
-Вот сколько раз говорил ему, чтобы не разбрасывал по всему дому свое бабское  барахло. Ко мне люди приходят. Как я буду объяснять, зачем у меня лак для ногтей, если в доме нет женской прислуги?
Взяв забытый кухаркой пузырек с лаком, инквизитор обернулся, и неуклюже, с размаху наткнулся на двойника.
- Праматерь в задницу.
Выругался, когда плохо завинченная крышка, держащаяся лишь на честном слове, да на тонком слое клейкой массы, осталась в руках, а пузырек полетел вниз, выплескивая содержимое на живот, пах и ноги призрака. Резка пахнущий состав яркими подтеками полился по прессу, заливая  лобок. Каплями и длинными полосами разрисовал бедра и икры, цветными бусинами застывая на покрывающих их волосках. 
Подскочив к столу, мужчина схватил салфетку, попытался вытереть тело двойника, но куда там. Быстросохнущий состав въелся намертво. Ладно, еще  на коже. Можно было попытаться смыть той штукой, которой женщины очищают ногти от краски. Но что делать  с волосяным покровом? Только брить.
-Мдя..
Извиняясь за свою неловкость, Лойсо лишь развел руками, виновато смотря на двойника.

-Не намочил бы панталоны, так бы не извазюкался.
Огрызнулся инквизитор, усиленно пытаясь сообразить, как лучше ликвидировать результаты своей неловкости на теле двойника.
-Кожу-то можно попытаться ацетоном отмыть, а вот волосы... Жесткие будут и колючие. Тебя ж в ацетоне мыть теперь надо, чтобы отлипло  все.  Сожжешь себе яйца.  Хочешь, чтобы кожа чулком с члена слезла? Сбривать придется.
И подойдя к двери, крикнул в коридор, чтобы услышал кухарка, гремевший кастрюлями в кухне. Похоже, не суждено ему сегодня отдохнуть.
-Мишель! Убери все со стола и принеси таз с горячей водой.
Вернувшийся в столовую вояка, только присвистнул, увидев валяющийся на полу пустой пузырек и ярко-ягодное пятно на полу. Почесав затылок, крякнул
-Тут теперь отмывать и отмывать. А я обыскался этот лак.
-Потом отмоешь. Давай, собери посуду и принеси горячую воду. И .. чем ты там ногти смываешь? Неси сюда эту штуку.
Пока прислуга, сокрушаясь об утраченном лаке, сгребал грязные тарелки, вытирал столешницу стола, Наварро поднялся в спальню и, зайдя в ванну, взял пену для бритья, крем для кожи после бритья, полотенце,  опасную бритву, который брился сам. Прихоть. Привычка, использовать ее, а не современные станки с безопасными лезвиями.
Вернулся в столовую, когда стол был уже убран и застелен свежей скатертью, а на стуле стоял таз с теплой водой.
Еще раз взглядом оценил масштабы нанесенного призраку урона, покачал головой.
-Да уж. Сильно я тебя .. хм.. Раз уж я тебя так уделал, давай хоть  помогу побрить. Сам больше порежешься , да  и не удобно тебе будет.
Попытался прикинуть, как бы лучше приспособиться, чтобы удобнее было соскребать лезвием склеенные волосы  на интимных местах шайтана, но так толком ничего и не придумав, махнул рукой.
-Ложись на стол и раздвинь ноги. Так хоть буду видеть, что срезаю. А то отрежу еще ненароком что лишне.
Спрятал ухмылку  в уголках губ, и повесил полотенце на  спинку стула, на котором стоял таз.

Отредактировано Лойсо Наварро (13-09-2009 15:46:30)

-Вот скажи мне, откуда ты можешь знать, как чувствуют себя на приеме у гинеколога?
Не смог не поехидничать над ответом призрака
-Или за девками подглядывал? Сознавайся, бисов сын!
Хохотнул, и, окунув пальцы в воду, проверил температуру воды,  чуть поморщился. Вода в тазу была горячевата. Ну да не беда- в широкой емкости быстро остынет. И уже было потянулся за пеной, пока двойник устраивался на "Прокрустовом ложе", как тот, притянув за  руку, коротко поцеловал в губы. Все так же держа опасную бритву во второй руке, как-то неловко обнял его поперек спины, отвечая на поцелуй, тиская и сминая его губы.
-Господи. Ведь хотел больше не трогать его в сексуальном плане.  А мысли сами лезут, и лезут постоянно.
Взмолился, чувствуя, как от прижатых губ и мелькнувшего на мгновение выражения потемневших  глаз, внизу живота стало тяжелее от прихлынувшей крови.
Нелогичен. Лойсо был  абсолютно не логичен, когда дело касалось  свалившегося на голову после взрыва призрака. И сам порой понимал, что мечется из крайности в крайность, то заставляя Иблиса ходить голяком или в эротичных панталонах,  зная, что это искушение для него же самого. То  вспоминает  о грехе прелюбодеяния.
-Ведь не для удовлетворения похоти он ниспослан тебе, а во спасение во имя Господа души его грешной.
И как назло, словно черти разбирают постоянно желать, пялиться на обнаженное тело, представлять неподобающие священнослужителю картины, провоцировать. И ведь не красавец этот работяга из четвертого округа. Сколько мальчиков -певчих, нежных, словно сошедшие с небес ангелы, невинно и робко улыбались инквизитору, приходя на исповедь. Ладно бы, желал их. Хоть было бы, если не простительно, то хоть понятно. А здесь... Шайтан. 
Забыв о пенке, Лойсо второй рукой обхватил затылок Иблиса, несколько мгновений удерживая его голову так близко, что глаза в упор смотрели в глаза, а губы, шевелясь, больше не целуя, касались его губ.
-Нет. Только с теми, кто имеет дурную привычку приходить ко мне ночью без приглашения в постель и сонно прижиматься пол ночи  пахом к бедру. Не хочу, чтобы вот эта корка...
Мужчина, спустившись ладонью по шее, вдоль спины, огладил плечо, скользнул по боку, сжал бедро, и положил ее на слипшиеся, неприятные на ощупь волоски лобка.
...не давала мне спать, царапая кожу.
Резко отстранившись, Наварро отошел от стола, подошел к панорамному окну, открывавшему вид на парк, гле рядом с клумбой, возился с цветами Питер. Нажал кнопку панели управления. Задвинутая стеклянная стена, тихо урча скрытым механизмом, заняла свое место, отделяя парк от дома тонированным, проницаемым  для взгляда снаружи,  стеклом.
-Ты пока пенку намажь. Сначала волосы сбреем. Потом легче оттирать лак с коже будет.
Кинул Самуилу  и пошел запереть дверь в столовую, Мишель и правда мог придти  отдирать пятно лака с пола, и трудно будет объяснить вояке, что это такое делает его хозяин, водя бритвой по воздуху над обеденным столом.

"Мне нравится спать с тобой."
Наварро, в этот момент поворачивающий ключ в двери, вздрогнул, замедлив действие на половине. Видно было, как напряглись мышцы под кожей на шее, на незакрытых лямками  боксерки  плечах. О чем думал в этот момент инквизитор, трудно сказать, но щелчок защелки, входящей в пазы, раздался лишь спустя минуту - полторы.
Вернувшись к сидящему на столе двойнику, мужчина критически осмотрел белую пену, покрывавшую смуглую кожу внизу живота и лобок. Тронул пальцем скользкие на ощупь, гладкие бляшки застывшего лака на вытянутой, упирающейся в стул ноге. Хмыкнул
-Ноги тоже придется брить. Так. Не дергайся только, и откинься  посильнее назад, а о обрезать могу.  Никогда никого не брил, кроме своей рожи.
Начать решил с дорожке, идущей от пупка вниз, к паху. Там волоски были совсем тонкие и очень мягкие на ощупь, начинаясь пунктирной линией у углубления на животе и утолщаясь к низу. Даже жалко были их сбривать, вспомнив, как нежно  щекотали они ночью кожу, когда во время ласк мимолетно прижался щекой к прессу Иблиса. Но делать было нечего. Положив пальцы на самый низ лобка, и натянув кожу, чтобы не полоснуть по мелким складочкам  острым лезвием, собирая на отточенную сталь белую пену, провел бритвой вверх против роста, срезая волосы вместе с  прилипшим лаком. 
Кунул бритву в таз с водой, смывая пену, и пару раз с дух сторон промокнул о полотенце.
-И все же, кем ты подрабатывал?
Не удержался и полюбопытствовал. Все же очень мало он еще знал о жизни Самуила до момента  смерти. А было интересно, что тот представлял собой прежде, чем явился к нему бесплотным духом, называя владельцем. Помнил лишь хулиганистого мальчишку немногим старше себя самого, который вместе с такими же оболтусами, держал в страхе мелкую ребятню во дворе.
-Давай-ка, упри ногу ступней мне в грудь, чтобы не дрожала, когда брить буду, и чтобы мне лазить там под столом в полусогнутом положении.
Не дожидаясь, когда призрак выполнит просьбу, подхватил ногу под икру и поднял ее, давая опору. Ноги у Иблиса были стройными, с хорошо развитыми мышцами и красиво очерченными коленями. Сильные ноги мужчины, долгое время занимавшегося тяжелым физическим трудом. И сразу же всплыло ощущение, как они тесно охватывали его торс во время жаркого соития, а потом утомленно,  бесстыже и сладострастно поднялись вверх, открывая полный доступ к ложбинке между ягодиц.
Мотнув головой, отгоняя воспоминания, Наварро шумно выдохнул вдруг ставший горячим воздух в легких. Положив лезвие на скатерть, выдавил на ладонь пену , размазал ее по ноге. Несколькими движениями бритвы срезал волосы и, сполоснув руку, погладил по  коже, проверяя качество бритья. Кожа была абсолютно гладкая, как у Мишеля, который всегда ревностно следил за отсутствием волосяного покрова, горя искренней любовью к ажурным чулкам.
И в какой-то момент Лойсо представил, как они смотрелись бы на ногах Иблиса. Кипельно белые, на смуглой коже. Доходившие до середины бедра и прихваченные широкой, кружевной резинкой подвязки. Вот здесь, пониже паха, широкая круговая лента...
-Ох..
Священник снова выдохнул, поймав себя на том, что же несколько минут, вместо того, чтобы заниматься начатым делом, с бездумной, мечтательной улыбкой, гладит внутреннюю сторону бедра поднятой второй ноги двойника. Нахмурился, стараясь скрыть истинное выражение лица и на какую-то минуту забывая, что для призрака его мысли- открытая книга. 
Быстро намазав вторую ногу пеной, стал брить и ее. Оставалась узкая полоса волосков, когда рука священника дрогнула и пена смешалась со струйкой крови из тонкого, неглубокого, но длинного пореза.
-Прости. Обрезал немного. Никогда никого не брил.  Давай попробую лобок выбрить и с мошонки волоски испачканные  срезать.

Пока Лойсо , отвернувшись, смывал в тазу густую, порозовевшую от крови пену с лезвия бритвы, Иблис успел лечь на столешницу стола. И первое, на что наткнулся взгляд серых глаз, когда инквизитор обернулся, это откровенная, бесстыдная   поза призрака, лежащего с согнутыми в коленях, раздвинутыми ногами. Выпавшая из рук бритва гулко звякнула о пол и отлетела под стул. Мужчина замер, словно натолкнулся на невидимую стеклянную стену, и с минуту молча поедал взглядом смугловатый  шелк внутренней стороны бедер с тонкими нитками остатков пены на коже, окутанный  словно белой ватой, пах, восставший член с краснеющей головкой, показавшейся из раздвинувшейся крайней плоти. Комочек пены с левой стороны обмяк, пополз по коже влажной дорожкой, и скрылся в темнеющей ложбинке между едва приоткрытых ягодиц, между которыми намеком угадывался нераскрытый бутон сжатых мышц входа. 
Кадык на шее мужчины дернулся, проталкивая в глотку  подступившую, густую слюну.
-Где была моя голова, когда я все это затеял? Не зря в Писании гордыня стоит смертным грехом. Рассчитывал, что сможешь устоять, не поддаться искушению?
Риторический, бессмысленный вопрос, тонущий в  вырывающихся из подсознания протуберанцах нового витка желания. И второй, вопрос, прозвучавший каким-то ехидным, искушающим голосом
"Сознайся, Лингвера. Хотя бы самому себе, сознайся! Ведь ты затеял все это, предложил ему побрить его не из-за великого человеколюбия.  Ты хотел вновь  увидеть его возбужденным не в своих воспоминаниях о  грешной ночи, не в мечтах, а наяву"
Словно сам дьявол шептал на ухо, стоя за левым плечом и издеваясь, чувствуя, что мужчина уже не может остановиться, все глубже погружаясь в пучину греха.
« На сколько тебя хватило с момента, когда ты истово молился Господу, прося простить тебе, ему этот грех совокупления? Пол дня! И ты уже снова едва сдерживаешься, чтобы не накинуться на него  с извращенным вожделением. Разве ты не знаешь, чем вымощена дорога в Ад?»
-Нееет!! Я сейчас добрею и отойду! Изыди, Сотона!
Закрыв глаза, священник нагнулся, ощупью находя упавшую  бритву  под стулом. Пальца сомкнулись на лезвии, и капли крови нанизанными на нитку ягодами клюквы, упали на пол. Машинально слизнув кровь, Наварро стал торопливо снимать с лобка пенные хлопья со слипшимися волокнами волос. Несколько осторожных срезов на мошонке, и последние испачканные лаком волоски упали в посеревшую от пены воду в тазу. Вымыв руки, окунув в воду один край полотенца, мужчина быстро стер с кожи остатки разводов средства. Смочив небольшой уголок тряпки жидкостью для снятия лака, оттер с кожи алые следы и бросил потенце на пол.
Все. Можно и нужно было разворачиваться и уходить. Но руки сами потянулись за тюбиком  с кремом после бритья. Выдавив на ладонь небольшую горку, Наварро растер ее между ладонями, и те плавно заскользили по чуть раздраженной лезвием коже, втирая в нее успокаивающий состав, и вместе с тем чувственно гладя ноги, живот, лобок двойника. Взгляд мужчина неотрывно смотрел на приоткрытые губы под закрывающей глаза рукой, а пальцы тем временем, забыв, что должны делать, уже округло ласкали и разминали вход в анус между ягодиц. Склонив голову, инквизитор потерся горячечным лбом о живот Иблиса, коснулся губами впадинки пупка, самого кончика алеющей головки члена, квадратов мышц на животе, и, не поднимая головы, глянул на запрокинутую голову призрака. Тихо, призывно и хрипло позвал
-Самуил.

Взгляд серых глаз скользнул по расставленным ногам, по тяжелой, напрягшейся мошонке, свисающей между ними, по члену, чуть отклоняющемуся под своей тяжестью от вертикального положения, по почти скрытым полуокружностям ягодиц на светлой скатерти стола. Придерживая любовника под спину, лаская ладонью крестец и пальцами теплое углубление под копчиком, священник жадно целовал губы призрака, то пуская его язык в свой рот, с давлением посасывая его, то проникая в его, чтобы  ощутить  пряный привкус сжеванного недавно стебелька петрушки.
Прикрыв глаза, в горячечном возбуждении, Наварро тихо шептал, повторяя за Иблисом, и кажется, не совсем осознавая смысл произносимых слов
-Господь  не узнает.. не узнает.. Ммм...
Богохульственные слова утонули в сдавленном, протяжном стоне вожделения, когда пальца двойника, оттягивая резинку, скользнули по животу и тронули давно стоящий, едва не рвущий тонкий шелк, член. А губы снова и снова ловили набухшие от поцелуев губы двойника, словно пытались их надкусить, добраться до  внутренних соков, напиться их влагой.
Подавшись вперед по желанию любовника, Наварро открыл глаза, встречаясь взглядом с близкой зеленью его радужки. Нетерпеливой, горящей, словно подсвеченной изнутри огнем похоти.
"Пожалуйста".
Толи Самуил был от природы таким горячим, толи сказывались десять лет воздержания, толи вот эта странная, иррациональная связь - двойник-владелец, но любовник загорался, как порох, давая такую ответную волну, перед которой не смог бы устоять и святой.  Обняв Иблиса за шею, зарывшись пальцами в шелковистую глубину прохладных волос, инквизитор прижал его голову к своему плечу, стремительно осыпая торопливыми, запретными, словно украденными  поцелуями его шею, скулу, щеку, висок.
-Самуил.. Самуил..
Страстный шепот, срывающийся с губ, стекающий по коже каплями влаги дыхания, жгущей вибрацией похоти, порочностью преддверия соития. Сжав одной рукой начавший  побаливать от перевозбуждения  член, мужчина второй потянулся за тюбиком крема. Один шаг.. даже не шаг. Покачнулся. И таз, громыхая, полетел вниз, расплескивая   по полу  мутную воду с грязными островками  пены и алыми пятнами лака на спутанных  коротких волосках.  Мутная волна подхватила упавшие со стола  во время обеда крошки и выплеснулась к стене, к широкому, потемневшему основанию  бруска у самого плинтуса.
Взгляд священника  медленно, тяжело и болезненно поднялся вверх по вертикальному бруску. По затертой текстуре маренного дерева, по двум горизонтальным  перекладинам  частично закрытым раскинутыми, прибитыми к ним более двух тысяч лет рукам. И остановился на  искаженном в нечеловеческих муках лице. Изможденное лицо под вгрызшимся в  плоть, в кость терновым венком и полные Божественной скорби глаза, устремленные в Небеса.
Остановившийся взгляд расширенных серых глаз в испуге двинулся в сторону, прополз по стене, окну и застыл на лице Самуила. То же лицо, те же черты, так же искаженные.. Страстью.
Мир пошатнулся и померк.

"Становилось все темнее.  Туча залила уже полнеба, стремясь к Ершалаиму,
белые кипящие облака неслись впереди наполненной черной влагой и огнем тучи.
Сверкнуло и ударило над самым холмом. Палач снял губку с копья.
     --  Славь великодушного игемона! -- торжественно шепнул  он  и тихонько
кольнул Иешуа в сердце. Тот дрогнул, шепнул:
     -- Игемон...
     Кровь побежала  по  его животу,  нижняя челюсть  судорожно  дрогнула, и
голова его повисла…

Тьма накрылаЕршалаим.
     Ливень хлынул внезапно и застал  кентурии  на полдороге на  холме. Вода
обрушилась  так  страшно, что,  когда солдаты бежали  книзу, им вдогонку уже
летели бушующие потоки." (с)

Монотонная, барабанная дробь с трудом пробивалась сквозь плотную вату глухоты в ушах, капля за каплей ледяными струями стучала по обнаженной коже плеч, спины, груди, живота. Намокший, спущенный ниже  бедер, в белесых разводах спермы  шелк штанов отяжелел и холодной  коркой лип к онемевшему телу. Мужчина с трудом разлепил глаза, мутно и отстраненно смотря на ровные перекрещенные швы между кафельными плитками. Вода, льющаяся из душа, собиралась в неглубокие озерца на полу, быстрыми ручьями стекала в углубление и закручивалась водоворотом у перекрещенного жерла сливной трубы. Подняв затекшую руку, инквизитор тронул висок, где пойманной птицей пульсировала боль, тупо глянул на разводы крови на пальцах, быстро смываемые водой. Взгляд медленно окинул  клетушку душа, прополз по мокрой ткани штанов на согнутых коленях, перевалился на стекающие во волосам обнаженного паха струи воды, на покрытую мурашками кожу живота.  По серой радужке  скользнула тень какого-то отстраненного  удивления,  и веки снова закрылись.
Память судорожно билась в конвульсиях, пытаясь восстановить реальность из осколков битых воспоминаний.
Столовая.. Самуил.. Страсть… Похоть.. Он…Самуил… Пустота… Душ. 

Pater noster, qui ts in caelis,
Sanctrticetur nomen Tuum.
Adveniat regnum Tuum.
Fiat voluntas Tua, sicut in caelo et in terra.
Panem nostrum quotidianum da nobis hodie.
Et dimitte nobis debita nostra, sicut et nos dimittimus debitoribus nostris.
Et ne nos inducas in tentationem,
Sed libera nos malo.
Amen.

С трудом выводили онемевшие, посиневшие губы.
Холод, добравшись до костей, забил чечетку зубами, заставляя сидящего на полу  человека пошевелиться, неловко перевалиться на бок, выдавливая весом тела незапертую дверь.
Уже в спальне, с трудом поднявшись на ноги, Наварро пошатываясь дошел до шкафа, выдернул с полки поленце,  накинул на мокрую, раскалывающуюся от боли голову.
«Самуил…»